Крылья бабочки

Мария Делиссан
Крылья бабочки.
- У вас близнецы. – Врач без улыбки смотрит на женщину лет 30. С  изможденным, бледным лицом, растрепанными светлыми волосами, влажными от испарины. Её губы  пересохли после неосмысленных криков, когда из её чрева, разрывая его, рождались на свет её дети. – Оба мальчики. Могу вас поздравить – сегодня, вы стали мамой, но…
-  Но что, доктор? – Обессилевшим голосом хрипит она и после закашливается. Роды были сложными из-за того, что родовая деятельность была слабой. Роженица  потеряла сознание от боли, когда второй плод из нее в буквальном смысле выдавили два врача, с силой надавив ей на живот руками и оставив на нем синяки.
- У одного из младенцев  генетическая болезнь. Неизлечимая. Врожденный буллезный эпидермолиз. Дистрофическая форма.  – Женщина приоткрывает глаза. Слова врача не сразу доходят до её сознания после стресса полученного при родах.- Его кожа тонкая и уязвимая, как крылья бабочки.
Не слыша  уже ничего, она отворачивает голову, забываясь в тревожном сне.
* * *
На теле малыша  - много волдырей, наполненных серозным веществом, а так же язв. На его лице кислородная маска. Глаза новорожденного широко открыты, и еще никак не могут освоиться с той болью, которую приносит малейшее соприкосновение с чем-либо.  Его глаза, кажется, понимают намного больше, чем глаза ребенка, который несколько часов как появился на свет.
Через неделю, из роддома заберут  лишь одного ребенка – здорового. А от неизлечимо больного мать напишет отказ. Младенцы при рождении обретают жизнь, и право на счастливую улыбку без боли. В довесок они могут получить кучу родственников и улыбающихся, радующихся его рождению лиц. Наш малыш-бабочка получил в награду лишь непонимание того, почему именно ему досталась участь протерпеть, а не прожить его жизнь в одиночестве, лишившись не только родных, но и безболезненной, радостной  улыбки.
*  *  *
Лето. Середина июля. На дворе душно, и жарко. В это время  болезнь обостряется. Нашему младенцу приходится не сладко уже впервые дни его жизни.
Медсестра сидит возле него. Ей хочется протянуть к нему руку, погладить по крохотной ладошке, хоть как-то утешить. Но нельзя. Через месяц, два мальчика отправят в специальный приют, для детей с ограниченными возможностями. Там должны присмотреть за младенцем, помочь ему. Выделят средства на нужные лекарства. Возможно, воспитатели будут дарить любовь, которая так необходима детям.
- А мама дала малышу имя? – Старший врач кладет руку на плечо медсестре, та отрицательно кивает головой. – Надо вписать имя в его свидетельство.
Медсестра вздохнув, оборачивается на мужчину, поправляет складки белого халата.
- Назовите его Марком. Красивое имя.
Врач пожимает плечами. Ему не важно, какое вписать имя.
* * *
В небольшое приоткрытое окно задувает ветер, колыша спящие занавески.  На улице жарко, лето. С улицы слышны крики детей, пение птиц, шорохи ветра. Кто-то со смехом пробегает под окном.  Мальчик приподнимается с кровати, подходя к нему, осторожно отодвинув занавески и выглянув наружу. Солнце ослепило глаза, а горячий воздух ударил в лицо. Ветки дерева, растущего напротив окна, зашевелились. Кто-то из приютских детей залезал на дерево. Марк поспешил отойти и сесть обратно, прикрыв занавески.  Он уже привык к тому, что ему нельзя бегать, даже если хочется. Нельзя играть,  в шутку драться с другими детьми. Да что уж там! Ему и окна лучше  не открывать, да  из комнаты выходить  лишь по нужде.
По светлым волосам ползла муха, щекоча кожу. Грустные синие глаза закрылись, он вздохнул, приподняв рефлекторно худую руку, чтобы почесаться. Но лишь отогнал насекомое, стерпев.
Сегодня первое июля. Ему исполнилось шесть лет. Что такое день рождения он узнал, когда ему исполнилось четыре года. Тогда добрая воспитательница, работающая уже давно в приюте, долго сидела и разговаривала с ним.  Это была уже не молодая женщина с очень добрыми карими глазами и почти седыми волосами, в которых еще проглядывал её природный каштановый цвет. Мальчик часто называл её мамой, а она его, кажется, любила, как сына. Часто возилась с Марком и не доверяла его напарницам.  Когда он пытался потереть глаза - легонько отводила его руки от лица и умоляюще просила терпеть. Марк  слушался. Ранок на теле и так было слишком много.
Мальчик немного завидовал тем детям, кого эта женщина обнимала. Его она не могла обнять, лишь с искренней грустью брала его за руку, так нежно, словно рука ребенка от грубого прикосновения рассыплется. Когда ему исполнялось пять лет, он робко попросил ее, его обнять. Женщина очень бережно и невесомо исполнила просьбу. Лишь на мгновение обняв, и тут же отпустив, выбежала из комнаты. Марк из интереса вышел в коридор, и какое-то время тихо слушал её всхлипы, доносящиеся из небольшой ванной комнаты. Потом вернулся к себе, с грустью дожидаясь ту, которую любил как мать, боясь, что чем-то расстроил, или обидел её. Она пришла с покрасневшими от слез глазами. Но, улыбнувшись, продолжила беседу, держа мальчонку за руку.
На этот день рождения её рядом не было. Марк сдерживал слезы, когда она пропала. Женщина просто перестала к нему приходить, а вместо нее приходила молодая девушка, со спокойным лицом здоровалась, делала необходимые процедуры и уходила. Перебинтовывала она тело Марка, конечно,  вовремя, но не с такой нежной заботой и усердием, как это делала мама.  Когда втирала необходимые мази, тоже не делала этого бережно, сдирая тонкий слой кожи. На вопросы отвечала резко и коротко, поэтому Марк так и не понял, почему же та женщина, которую он звал матерью, ушла от него.  От пришедшей девушки он понял лишь то, что она  больше никогда не придет ни к кому.
- Она потерялась? –  Дрожащим голосом, с испугом спрашивал мальчик, и замолкал.
- Да, потерялась.
- А она найдется?
- Нет. Перестань уже спрашивать о ней! – С ноткой раздражения в голосе, девушка бросила негодующий взгляд на парнишку.
-Не перестану! Она для меня особенная! – Марк грозно вскинул глаза на девушку, встретившись с ней взглядами.
- Зато вы все для нас на одно лицо.  Пойми, что у нее тоже есть своя семья. Зачем ты ей?
- Ты врешь… – Марк медленно отвернулся от молодой воспитательницы, от обиды решив больше никогда не заговаривать с ней.
Та лишь вздохнула и, не говоря больше ни слова, вышла. Последующие процедуры проходили в молчании, что, похоже, было на радость девушке.
В приюте жило немало детей разного возраста. Марк часто видел проходящих мимо его комнаты мальчиков и девочек. Дети  внимательно  на него смотрели, но не заговаривали, и бежали дальше. Некоторые останавливались и махали ему рукой, как например девочка, которая, похоже, жила по соседству.
«Наверное, им нельзя говорить со мной», - проносилось в голове мальчика мысль, и он отворачивался, чувствуя легкую обиду и грусть. Лишь однажды один из мальчишек, видимо самый озорной, пробрался к Марку в комнату, сразу сев на стул неподалеку от кровати.
- Ты что тут делаешь? – Он наклонил голову в бок, ерзая на месте. Видимо, усидеть непоседе было очень сложно.
- Сижу. – Как всегда смиренно и словно с трудом не ответил, а выдавил из себя Марк. Он удивленно смотрел на вбежавшего сироту, не зная, чего от того ожидать.
-  Можешь звать меня Ден. Ну, или полным именем - Денис.– Мальчик вскочив, протягивает руку Марку, на которую тот смотрит с непониманием. – Ну же! Пожмешь?
- Я Марк. – Слышится тихий ответ, - можно я не буду пожимать руку?
- Тьфу ты! Брезгливый? Из-за этого воспитатели запрещают к тебе подходить? – Денис без сожаления отдергивает руку, забирая ею назад вьющиеся рыжие волосы, и усмехается. Его бледное лицо усеяно веснушками, и он очень похож на яркое, зеленоглазое  солнце.
- Нет, мне просто нельзя. – Марк, еле заметно улыбается. Ему нравится этот веселый паренек, который составил ему компанию. Пусть и ненадолго, но всё же. – А что вам говорили воспитатели?
- Что нам нельзя к тебе ходить. Ну, на все наши вопросы отвечали: «если пойдете – узнаете. Только, лучше вам не знать!». Поэтому все боятся к тебе заходить. Сторонятся. А я вот, например, не боюсь ничего.
– Знаешь…
- Что?
- У меня сегодня день рождения.
- О! Что, правда? Поздравляю тебя! Слушай, у тебя праздник, а ты сидишь в этой парилке, вместо того, чтобы веселиться? 
- Мне нельзя.
- Можно! Они много чего запрещают. Но нам можно! К тому же в такой праздник! А то сидишь тут один, под одеялом. Странный ты! Сколько тебе лет то исполнилось?
Марк считает, смотря на пальцы, потом поднимает глаза на Дениса:
- Мне шесть лет.
- А мне скоро 11 будет. Я пока послежу, чтобы воспитатели не пошли проверять тебя, а ты одевайся.
Марк откидывает одеяло, медленно поднимаясь с постели. Скинув халат, он как можно осторожней, жмурясь и затаив дыхание от терпимой боли, одевает свободные толстовку и брюки. Ноги засовывает в такие же свободные шлепки, которые обычно нужны ему для того, чтобы дойти до ванны или окна.
- Я всё…
- Ну, какой же ты странный! Надел кофту с рукавами и брюки. Лучше бы майку да шорты! Ну да ладно. Пошли на улицу так, пока воспитатели не пришли делать обход. Я тебя познакомлю с нашими ребятами. И давай быстрее, а то ходишь  как черепаха!
Марку приходится прибавить шаг. Он никогда без воспитателей не ходил на улицу, где  всё казалось таким свободным, открытым и легким, что глаза мальчика веселели. И было прохладнее, чем в комнате, от чего кожа словно начинала дышать.
Марк улыбался, когда его окружили другие ребята, опасливо глядя, вспоминая слова воспитателей. Такие разные маленькие люди, кто-то выше – кто-то ниже, кто-то младше – кто-то старше. Все смотрели настороженно, любопытно, и мальчик отвечал им таким же взглядом. Лишь когда Денис заверил сирот, что Марк вовсе не опасен, а напротив безобиден и очень мил, они наперебой стали расспрашивать его, смущая.  Через несколько минут Денис предложил поиграть, видя, как смущается его новый знакомый. Играть в салки оказалось очень весело и интересно. Марк даже забыл про вечную боль, к которой хоть и привык, но так и не мог свыкнуться с ней окончательно.
- Ай! – Мальчик  отпрыгивает от девчонки, которая нечаянно толкнула его,  убегая от водящего. Упав и прокатившись по камням с песком, он не сдержал крика от боли.
- Марк! – Денис, подбежав к имениннику, отогнав столпившихся кругом ребят. – Ну же, вставай! Ногу вывихнул? Или что? Пойдем!
Мальчик  и сам не мог сказать, что с ним. Всё жгло и нестерпимо болело. Он выпадал из реальности от боли, корчил гримасы, стонал. Марк лишь запомнил, как Денис закинул его руку к себе на плечо и потащил в его комнату. Как оказался в кровати, он не мог вспомнить. Могло показаться, что всё это было чудесным сном:  прыжки, бег,  ребята, улыбки. То, что это было на самом деле, а не приснилось, доказывала  боль. Не такая как всегда. Все руки и ноги покрылись язвами и кусочками еще не слезшей кожи. На спине тоже не было живого места. Марк, не видя, чувствовал это. Кожа с конечностей сдиралась, оставляя уродливые вмятины, словно из голого мяса, которое вот-вот начнет кровоточить. Спину и бедра воспитатели забинтовали и намазали, что немного избавляло от боли – покрывало не липло к коже. Не смотря на всё это, он не забудет наполненный эмоциями, день рождения. Жаль только, что Денис, наверное, больше не заглянет к нему, послушавшись воспитателей.
Примерно с такими мыслями, мальчик вновь начал проваливаться в сон.
- Марк, эй, Марк! – шепот заставил пошевелиться, но открывать глаза было лень, мальчик чуть нахмурился. – Да проснись же ты, наконец!
Кто-то долбил ладонями по краю кровати, мешая вновь продолжить спать. Открыв всё-таки глаза, Марк увидел уже знакомого рыжего мальчишку, зеленые глаза которого смотрели на него с тревогой.  Удивленный и радостный он лишь смог выдавить:
- Денис?
- Ну, ты как? Почему ты не сказал, что тебе нельзя?
- Я говорил.
- Ну да, говорил. Но я не знал ведь, что тут такое дело.  А ты не предупредил. – Денис поднимает глаза и вздыхает, - тут, конечно, дети с разными болезнями, но в основном с такими, как например, очень плохое зрение. Или частичная неспособность двигаться - паралич. Или глухота. Я вот с диабетом, мне нужен присмотр воспитателей-медсестер, потому что родителям я мешался, и они отдали меня сначала в обычный приют… - замолчав на пару секунд, он продолжал, - Слушай, извини, ладно? Прости, всё день рождения тебе испортил своей затеей! – Парень искренне сокрушался, не смотря в синие, светящиеся серьезной грустью глаза мальчика.
- Это было лучшее моё день рождения. – Честно ответил Марк в ответ на длинную речь Дениса, спокойно глядя на того.
- Даже если не считать, что тебе до сих пор больно?
- Я был по-настоящему счастлив…
- Будешь моим другом? Я буду часто к тебе ходить. Не будешь больше один.
Сердце Марка учащенно стучало в груди, словно забиваясь выше, в горло. Он с трудом сглотнул, не зная как выразить то, что сейчас в душе.  Узнав от воспитателей, кто такие друзья, Марк  всю свою недолгую жизнь мечтал обзавестись хотя бы одним.
- Ну, так будешь? Или не хочешь? Если не хочешь, я пойму.
- Хочу…  – Марк просто не смог выдавить из-за боли, все те слова, которые он еще бы мог сказать Денису. Он был счастлив, в его глазах появилась искорка, такая, как у детей, которые получают то, о чем давно страстно желали.
Денис не обманул, он хоть и был жутким непоседой и забиякой, но своему слову был верен. Каждый день он часами тайно сидел у Марка, рассказывая  всякие выдуманные истории, которые смешили их и поднимали настроение обоим. Так проходили серые будни, скрашенные яркими рассказами Дениса, который постоянно был с Марком.   
* * *
Это  случилось, когда Марку только исполнилось 10 лет.  На улице была необычайная жара, пекло. Волдыри на теле стали появляться просто так, без травм, ушибов или трения.  Язвы были глубокие, кожа сильно кровоточила и ныла. Всё тело болело, даже внутри, и вкус крови периодически появлялся во рту.
- Болит? – Денис хмурится, глядя на лежащего с закрытыми глазами друга, грудь которого вздымается от дыхания, часто замирая  от боли. Марк и правда непроизвольно задерживал дыхание, когда боль цепочкой охватывала легкие и пищевод.
- Да нет. – Шепчет. Голос тихий и грустный, хоть мальчик и старается говорить естественно.
- Неважно выглядишь, друг… - Денис почесал затылок, пригладив рыжие волосы. Сейчас они вились меньше, чем в детстве, но длинна была такая же – до шеи. Глаза стали ярче, зеленее, и сияли словно изумруды. Правда, сейчас они чуть потускнели от волнения. Лицо Дениса за 4 года почти полностью очистилось от многочисленной россыпи веснушек, которые делали его еще больше схожим с солнцем. Мальчик был стройный и высокий. Для его 14 лет даже слишком, почти метр восемьдесят.
- Пройдет... – Марк приоткрывает глаза, натянуто улыбнувшись другу, и вновь закрывая их.
- Ну как он? – Прошептала одна из воспитательниц, впорхнувшая в комнату, когда Марк уже заснул.  – Не лучше?
- Глаза не открывает. Дышит через раз. – Так же шепотом ответил Денис, и вздохнул. – Периодически сознание теряет, или засыпает, как сейчас.
Женщина вздыхает, забирая за уши мешающий подсед, после чего кладет руки на колени. Глаза у нее серьезные. Её боятся многие дети - потому что строгая, но одновременно сильно любят, ведь  она любит их всех.
- Надо его везти в больницу. – Денис смотрит долгим грустным взглядом на женщину  и согласно кивает.
***
Белые стены не привычно мерцают в глазах, мешая сосредоточиться. На Марке кислородная маска и куча проводов, дышать почти не больно – легкие вентилируются. С боку слышны тихие гудки кардиомонитора. В груди мальчика сильное жжение, словно даже ребра и позвоночник в язвах.
«Закрыв глаза, я вижу свою глотку и пищевод пораженные язвами, воспаленные. Так же представляются и кости, на которых всё это кровавое месиво», - пронеслось в мыслях мальчика, когда он закрыл глаза, не утруждая себя больше осматривать помещение.
- Проснулся? – Тихий голос с боку такой родной, успокаивающий. – А говорил: «Нормально всё». В итоге со своим «нормально», три дня без сознания пролежал. Молчи. Не говори. Больно будет.
Марк с большим трудом разлепляет глаза и поворачивает голову на голос друга, просто глядя на того. Денис осторожно берет его за руку.
- Я рядом. – Денис ненадолго замолкает, вглядываясь в бледное лицо Марка. – Знаешь, с тобой я повзрослел раньше времени. Это воспитательница сказала. – Рыжий мальчик опускает глаза, замолкнув на пару минут. – Я тебе хотел сказать кое-что важное. Очень важное. – Еще с минуту молчит, глядя во внимательные глаза блондинистого друга. - Меня усыновили. Семья хорошая, добрая. Просто детей иметь не могут. Они говорят, что я похож на них. Но ты не думай, я буду и дальше общаться с тобой, приезжать! Я им так и сказал, что каждый день должен видеть тебя. Они даже хотят нас обоих усыновить. Но ты сначала должен в себя немного прийти.
- Я так за тебя рад... – Шепчет Марк, видя улыбку на лице рядом сидящего рыжеволосого юноши. Он и, правда, очень рад за Дениса. И за себя, если так будет.  У его друга все налаживается. А самому Марку остается лишь поправиться, выйти из больницы.
- Ну, ну, не говори, больно же! – Марк едва заметно пожимает плечами. Чувствуя неприятное жжение в организме. – Время посещения закончилось… - Денис задумчиво тянет слова, осторожно поглаживая друга по руке. -  Марк, я еще приду. Мне так скучно без тебя. Я скоро, через полчаса! Врачей уговорю еще с тобой посидеть, поболтать. Я тебе расскажу, что нового было, о родителях, еще что-нибудь.
С этими словами Денис отпустил руку Марка, поднявшись с постели. Оглянувшись, он помахал другу и проскользнул за дверь. Во рту Марк чувствовал противный вкус железа, который становился все заметней. Через несколько минут, его уже серьезно беспокоил этот привкус. Мальчик пытался прокашляться, но жидкость наполняла легкие. Медленно сочась из открывшихся и кровоточащих язв внутри. Он пытался что-то сказать, сделать, позвать кого-нибудь, но из груди вырвался клокочущий хрип. Задержав дыхание, он пытался дотянуться до кнопки вызова медсестры. Но перед глазами мелькали лица из разных моментов его жизни. Вот улыбающееся доброе лицо его названной матери, вот, уже через секунду, лицо Дениса, с улыбкой и веснушками, как в детстве. За пару секунд оно вытянулось в сознании, и стало взрослым. Друг представлялся Марку с его новыми родителями. Ему очень хотелось к ним.
Воздуха не хватало, легкие требовали кислорода. Перед глазами начинало темнеть, когда рефлекс заставил сделать глубокий вдох. Вместо кислорода легкие заполняла кровь. Марка колотило, он хватался за горло руками, извивался и крутился  на кровати, пытаясь перевернуться, выплюнуть с кашлем кровь. Очередной вдох сделать не удавалось, из глаз текли слезы.  Кислородная маска с громким стуком упала на пол. Агония с судорогами охватывала тело. Он сильно сжал простыни в пальцах, зажмурившись. От муки выкрутившись в какой-то неестественной  позе, выгнув спину, подогнув ноги и вжав руки в тело.
Марк резко затих. Расслабившись, тело безвольно растянулось на кровати. Хрипы становились всё тише, словно мурлыкание кота. Тело перестало бороться, сознание ускользнуло от него, провалилось во что-то тягучее и липкое, черное. В то, в чем Марк тонул. Из чего не возможно было выпутаться или выплыть.  Его мозг умер, а последний вдох стал концом агонии.
На лице осталась болезненная гримаса с широко открытыми глазами и губами. На экране кардиомонитора линия из ломанной постепенно превратилась в ровную, и спокойный монотонный звук наполнил одноместную палату.
** *
- Алло, это приют для детей с ограниченными возможностями. С Вами говорит…
- Да, я знаю, простите. Здравствуйте. – Перебивает женский голос на другом конце провода. Он звучит нервным шепотом, с нотками волнения.
- Здравствуйте?
 - Да. – Женщина на втором конце провода мнется, не решаясь сказать что-то. А когда говорила, то, невнятно и как будто боязливо, бормотала слова. – Мальчик…болеющий. Я его искала…долго…
- Что, простите?
- Мальчик по имени Марк. Он с редким заболеванием…
Медсестра, только привставшая за листком бумаги, села  обратно.
- Кто вы, можно узнать?
- Я его мама.  Я хочу забрать его домой. Я бы заботилась о нем, правда, я больше его не брошу! Никогда! Я буду…
- Поздно.
-  Что? Его усыновили? Дайте адрес, где он? Прошу Вас, не молчите!
-  Говорю же, поздно… Адрес? Люблинское кладбище. Вы поздно спохватились не бросать его.
Несколько секунд длилось молчание. Затем послышались нарастающие всхлипы и рыдания. Еще пару мгновений, и в трубке раздались гудки.