Из зеркала смотрело незнакомое лицо: густая длинная борода, длинные жирные волосы и впалые глазницы. Он долго рассматривал себя, своё истощавшее тело и не понимал, что это за человек там в зеркале.
Через некоторое время он подумал, что неплохо бы сходить в ванную, но лишь только он двинул ногой, как пустая бутылка на полу покатилась куда-то в сторону и задела новую, создав оглушительный, по его мнению, звон. Сделав ещё шаг, всё повторилось снова, с той лишь разницей, что звон создавали уже другие бутылки.
Кое-как, создавая своеобразную музыку, он добрёл до ванной. Включив тёплую воду, он повалился в ванну и долго лежал, слушая и ощущая, как вода постепенно наполняется. Он попытался вспомнить подробности вчерашнего вечера, но мысленный процесс остановила резкая головная боль.
Он пил очень долго. Он уже сам не знал, сколько это продолжается. Помнится, он сбился со счёта на третьей неделе, но это было очень давно. Теперь он не узнаёт себя в зеркале. Грустно и неудобно перед собой.
Дмитрий Рог (так его звали) был музыкантом и играл на бас-гитаре в одном из оркестров. Кроме того, он подрабатывал в одном из ресторанов, каких бесчисленно развелось в этом отвратительном городе. Но в последнее время из-за пьянок репетиции оркестра он не посещал, а лишь три раза в неделю наведывался на работу в ресторан. Благо, там гонорар выплачивали после каждой ночи.
А с чего начался неопределённый по количеству времени запой? Была у Рога подружка Даша. Симпатичная на вид, работала кассиром в банке, жила в общежитии вместе с подругой. Познакомился он с ней в ресторане, где играл. Он заказал понравившейся ему девушке стакан сока. Когда завязалась беседа, он взял ещё шампанского, а следующую ночь они провели у него дома в постели. Обычное знакомство, ничего особенного. Их дружба продолжалась некоторое время и вполне устраивала Дмитрия, но совсем не устраивала Дашу. Она хотела чего-то большего от их отношений. И почему они всё время хотят чего-то большего. И вот как-то раз после совместно проведённой ночи он проснулся в постели один. Подумав, что Даша пошла готовить кофе, он ещё долго нежился в постели. Однако возни на кухне не было слышно да и запаха кофе тоже. Рог поднялся, прошёл на кухню, где обнаружил записку:
Дима!
С тобой оставаться я больше не могу, ибо невозможно быть с человеком, который тебя не понимает. Мне предложили работу в другом городе. Я уезжаю. Не ищи меня. Прости, если что не так.
Целую. Даша.
Прочитав записку, он с лёгкой ухмылкой: « Очень мне надо тебя искать», выбросил её в мусорное ведро.
Время шло своим чередом, но что-то постоянно тревожило его. Проходила неделя за неделей, и вдруг в один прекрасный момент он понял, что ему не хватает ЕЁ. Сначала он пытался забыть её, заводя однодневные знакомства, но это всё было не то. Потом он начал разыскивать её. Приходил в банк, в общежитие, но никто ничего не знал. В банке сказали, что она уволилась, а подружка возвратилась в одно прекрасное утро с вечеринки и не обнаружила её.
Дальше он не знал где искать. Однажды ему стало очень плохо, и он купил бутылку вина. Напившись, он понял, что ему так лучше. С тех пор каждый божий день он выпивал. На утро его вновь брала тоска, и он опять тянулся к бутылке, пытаясь хоть какие-то мгновения прожить без мыслей о НЕЙ.
«Пошла она к чёрту!», – сказал Рог сам себе, идя по улице с чёрным футляром, в котором лежала красивая чёрная бас-гитара
Свою бас-гитару он очень любил, она была ему как родная дочь. Но у неё был собственный своеобразный характер. Сколько раз он её ремонтировал! Сколько раз она выпендривалась! Но он всё-таки укротил её крутой норов, заставив себя слушаться. Но он умел слушать и её. Постепенно они подружились и вместе стали составлять одно целое.
Сегодня он решил появиться на репетиции оркестра. Но, черт возьми! Он там так давно не был. Закуривая сигарету, он испытал такой стыд, что не знал куда деться. Внезапно он осознал, в какую глубокую пропасть упал, и ему захотелось бежать, бежать со всех ног. « Господи! И всё из-за этой сучки!»
Каждый раз про себя он покрывал её непристойными выражениями, но с каждым таким разом он сознавал, что любит её ещё сильнее, впадая в большее отчаяние.
С такими противоречивыми чувствами Дмитрий Рог подошёл к зданию, где в подвале, в специально оборудованном для этого месте, репетировал его оркестр. Он уже слышал звуки труб, но сейчас они не выстраивались в определённую мелодию, сейчас они разминались, причём каждый по-своему, с разной мелодией и с разным ритмом. Раньше этот шум постоянно его раздражал, но сегодня он показался таким родным и знакомым.
Большое помещение, где играл оркестр, было наполовину заполнено трубачами, тромбонистами, скрипачами. Половина была, очевидно, в курилке или ещё не пришли. В самом углу стояла ударная установка, на которой играл лучший друг Рога Миша Дубко. Рог играл со многими барабанщиками, но с этим Демоном (так иногда он его называл) ему было особенно приятно и интересно работать. Бывало, Миша или Дима сидят с мрачными лицами и слушают как каждый трубач или ещё кто-нибудь духовой разминаются сами по себе. И в то же время Миша или Дима предлагают друг другу размяться. И всё! Когда начинала разминаться ритм-секция, все замолкали. Это было настолько красиво, мелодично (и громко!), что многое меркло перед этим. Они то играли что-то неопределённое, то запускали какой-нибудь блюз, то Дмитрий начнёт слэповать, а Миша погонит сверхскоростной ритм, а затем Миша начнёт играть оглушительное по силе звука и в то же время высокотехничное соло на ударных (Дима в такие моменты делает звук на комбике погромче), а бас- гитара ловит ногу. Это создавало такой впечатляющий эффект, что после разминки ребята предлагали выступать им сольно. В ответ соло-артисты только посмеивались и удалялись вместе в курилку.
Миша с равнодушным видом просматривал партитуры. Дима поставил в угол бас-гитару, подошёл к другу и поздоровался. Миша на него прищурено смотрел, а затем спросил:
– Что же ты тут делаешь?
– Да я и сам не знаю. Решил, вот, заглянуть.
– Хм, решил заглянуть, да.
Наступило неловкое молчание. Подходили один за другим знакомые, здоровались:
– Что-то ты как в один день пропал, так и всё, с концами.
– Да, новый басист, конечно, хуже, но он, по крайней мере, посещает репетиции.
– Ничего себе, я тебя не видел, наверное, несколько месяцев.
– Рог долго смотрел на Мишу, а потом тихо спросил:
– Скажи, меня уволили?
– Ха! Ты ещё даже об этом не знаешь! – разразился криком Миша, а потом с горечью начал говорить, чуть надрываясь: – К тебе мы столько раз ходили, звонили. Я заходил к тебе в ресторан, но ты каждый раз был пьян. Я спрашивал: « Дима, зачем ты пьёшь? Приходи в оркестр, а то тебя скоро уволят». А ты лишь смотрел залитыми глазами и не мог сказать ни слова. Когда стал вопрос о твоём увольнении, я сказал, что приведу тебя, но всё повторялось снова: днём до тебя было не достучаться, а в ресторан я приходил тогда, когда ты уже был пьян. Я спрашивал у музыкантов: « Когда вы начинаете, он же вероятно играет трезвым?» А они говорили: «Играет-то он трезвым, но в последнее время как новичок, только ритм держит, а то и с того сбивается». Я не верил ушам, он же в любой композиции мог сделать бас-гитару лидирующим инструментом, а ритм держался у него сам собой. Но потом я убедился, что это не так. Твоя игра была отвратительна. Я слышал ударника, он временами акцентировал ногу, чтобы подтолкнуть тебя к нужному ритму или частично скрыть твои провалы. Я хотел поговорить с тобой в перерыве, но ты же куда-то вышел, а пришёл таким датым, что вряд ли ты тогда смог бы вообще играть. Я плюнул на тебя и ушёл. Я махнул на тебя рукой. Я слышал, что талант не пропьёшь, но это неправда, это подтвердил ты. Интересно, что же сейчас ты можешь сыграть? А?
– Всё что угодно, – равнодушно ответил Рог.
– Всё что угодно, – съязвил Миша. – Хорошо, «Yesterday» сможешь? Давай! Эх, сейчас как в старые добрые!
Миша не унимался. Рог никогда не видел его таким заведённым. Он явно хотел
показать до чего докатился его приятель. Ну что ж, он покажет ему и всем, что он ещё на что-то способен. Сейчас на «Yesterday» разомнёмся, а потом можно и что-нибудь
посложнее.
Рог равнодушно достал свою бас-гитару, шнур, подключился, выбрал оптимальную мощность.
– Эй, кто-нибудь дайте мне «ми».
– Да, дайте ему «ми», – крикнул Миша.
Кто-то подошёл и нажал на рояле басовую клавишу «ми». На настройку инструмента у него всегда уходило не больше минуты. Но сегодня он промучился около трёх, постоянно повторяя просьбу нажать клавишу ещё раз.
Кое-как настроившись, он сыграл несколько своих фирменных пассажей и ужаснулся. К пальцам как будто привязали пудовые гири, и они не могли двигаться с нужной скоростью. Такое чувство было у него, когда он осваивал игру на этом инструменте. Это не ускользнуло от внимания Миши. Он только криво улыбнулся, остальные (а зрителей собралось достаточно) только немного поморщились, ещё не совсем осознавая, что происходит.
– Ну, что, – обратился к нему Миша, – ты будешь играть лидирующую партию или попросим Антона подыграть на саксе?
Этого вопроса он никак не ожидал. Миша же знал, что он на этом произведении выдавал высокотехничную импровизацию, сочетая её с образцовым мелодизмом. Миша не верил в него. Что ж. Игра всех рассудит.
– Конечно же, лидирующую, – спокойно ответил Рог.
– Ну ладно, как знаешь.
– Миша отбил такт, и они начали играть. Рог играл отвратительно: то, не попадая в ритм, то, не попадая в ноты. К тому же куда-то исчезла феноменальная техника. Одним словом – лажа!
Перед припевом Миша остановился.
– Эй, Антон, подыграй нам на саксе. А ты, Дима, будешь играть ритм, хорошо?
– Ладно, – сквозь зубы процедил Рог.
Они опять заиграли. Саксофон звучал тоскливо, ударные шли ровно, но бас- гитара полностью выпадала из строя. После припева Миша наконец-то остановил это издевательство над музыкой.
– ЧТД! – крикнул он в лицо Рогу.
– Что?
– Что и требовалось доказать. Иди-ка, Дима, заново учись и не смей больше пить.
В репетиционном зале повисла гробовая тишина. Рог молча собрал свои вещи. Перед уходом он молча глянул на Мишу, но тот даже не смотрел на него. Он развернулся и вышел прочь.
Пропасть оказалась ещё глубже, чем он думал. Идя по улице, он не мог поверить. Его талант, годами оттачиваемое мастерство, поразительный слух и, наконец, безупречное чувство ритма – всё куда-то исчезло. Всего лишь несколько месяцев потребовалось, чтобы всё потерять. Он вдруг с ужасом подумал, что будет сегодня вечером в ресторане. Он вдруг подумал, что не совсем помнит не то что партии, но даже произведения, которые они сейчас там играют.
«Я должен подготовиться! Я должен начать всё заново и выучить за эти несколько часов все партии, – твердил он себе. – Да у меня же дома есть ноты. Я всё выучу. До вечера огромная пропасть времени. Не мог же я в самом деле разучиться играть».
Как ветер, влетел он в свою квартирку. Не обращая внимания на беспорядок, огромное количество пустых бутылок, он скинул плащ, шляпу, подключился и стал играть.
– Сейчас разомнёмся, ведь разминка – это главное.
От простого к сложному игрались упражнения, то придуманные им на ходу, то припомненные из разных этапов становления его как музыканта. Постепенно чувствовалось возвращение былой автоматичности. Это открытие придало ему новых сил. Никуда это не исчезло! Он чувствовал такой же подъём, какой был у него в детстве в музыкальной школе, когда он выучивал очередную партитуру. Он открыл ноты и с молниеносной быстротой начал их перелистывать. Всё было как прежде: он почти сразу выучил басовые партии, где можно на ходу импровизируя. Затем он включил метроном, настроил на нужный ритм и заиграл, точно попадая в него. Это было невероятно! Он не мог поверить. Утром он ещё не мог сыграть «Yesterday» и попасть в нужный ритм, а сейчас он играл более сложные вещи с прежней ритмичностью.
– Ну, счас я кое-кому покажу!
Он сделал погромче звук, поставил метроном на сумасшедший ритм и начал слэповать. С безумной скоростью он проиграл около часа. Рог чувствовал, что не может остановиться. Музыка полностью поглотила его. Он забыл про всё: про еду, про сегодняшнюю обиду, про Дашу, про огромную пропасть, в которую попал. Музыка реабилитировала его. Он стал с ней одним целым.
Внезапно он остановился, поцеловал свой инструмент, протёр его салфеткой. Выключил метроном и посмотрел на часы. Уже пора! Он сейчас всем покажет: он не мёртвый человек – он живой музыкант!
Молниеносно одевшись, он выбежал на улицу. Быстрей обычного дошёл до ресторана. Как пуля пролетел мимо готовившихся к открытию работников ресторана, залетел в гримёрку, плюхнулся в своё кресло и закурил.
С удовольствием втягивая сладковатый дым, он посмотрел на себя в зеркало. Оттуда смотрел совсем другой человек, нежели утром. Теперь он узнавал Дмитрия Рога, единственного и неповторимого. Докурив сигарету, он понял, что чертовски проголодался. Он вышел, подошёл к стойке и обратился к очаровательной барменше:
– Марина, дай мне чего-нибудь поесть.
– О, Дима, привет. Что ты тут сегодня делаешь?
– Ну как же, скоро играем, только чего-то ребят нет.
Марина расхохоталась.
– Ты, наверное, совсем отпил мозги. Сегодня же среда, сегодня вообще никто не играет.
Он сделал изумлённое лицо. Затем начал прикидывать что-то в уме.
– Кстати, тебя хотел видеть директор. Зайди к нему, – сказала Марина, подавая ему горячий бутерброд. – Что будешь пить?
– Кока-колу, – быстро проговорил Рог.
Марина усмехнулась и налила ему тёмного газированного напитка.
Он молча принялся есть. «Ошибочка вышла, – подумал он. – Ещё один казус. Сегодня день сюрпризов. Ну и ладно. Интересно, что же скажет директор?»
– Марина, включи-ка кондиционер, что-то душно тут, – донёсся до него голос издалека.
– Он обернулся на рядом стоящего соседа и к своему великому изумлению признал в нём Николая Николаевича, директора этого ресторана. Ну и ну.
– Здравствуйте, Николай Николаевич! – начал первым разговор Рог, сказав это как можно непринуждённее.
– Ба, какие люди без охраны! – с рисованной приветливостью ответил директор. – Ну, как жизнь?
– Да вроде ничего.
– Хм. Ну что ж, это радует. У меня есть разговор к тебе.
– Да, я слушаю, – большой комок в горле уже мешал говорить.
– Пройдём ко мне в кабинет.
Они молча встали. «Этот сукин сын никогда не кричал и сейчас не кричит. Однако сразу стало ясно, что предстоит неприятный разговор. Интересно, сколько я не был на работе?». Зайдя в кабинет, директор молча предложил своему спутнику сесть. Усевшись напротив него, Николай Николаевич начал.
– Ты знаешь, я не буду кричать на тебя, какого чёрта ты не ходишь на работу, почему на тебя жалуются музыканты, почему у тебя перманентный запой – мне это не надо. Я хочу тебе сказать, что мы уже взяли вместо тебя одного парня. Отличный музыкант, по отзывам ребят, в запои не ходит, понимает их с полуслова, с ним приятно работать, понимаешь.
Эта новость пронзила его точно игла в сердце, прошла по всему организму и застряла где-то в горле.
– Ну как, – еле выдавил он. – Я же тут, я пришёл, Я готов работать.
– В нашем мире есть такое понятие как конкуренция. Я понимаю, что ты отличный музыкант, один из самых лучших, но ты не надёжен. Один вечер ты играешь как бог, другой – как мальчишка, третий ты вообще не являешься на работу. И что же мне в последнем случае делать? Музыканта нет, группе работы нет, мало посетителей – все эти факты говорят не в твою пользу. Так что, извини, и получи расчёт.
Рог напряжённо слушал начальника. Чёрт побери, какая несправедливость. Все видят только внешнюю сторону, никто не заглянет глубже. Никто не спросит, почему ты это делаешь – это никого не интересует. Никого не интересует, что он за это время прожил целую жизнь. Можно только говорить, что он пропащий, не будет с него больше толку и прочие припасённые для таких случаев устоявшиеся выражения. Но он может считаться пропащим только тогда, когда не может выкарабкаться из ямы. А он сможет. Он сегодня не пьёт, первый раз за прошедшее время. Потому что не хочет пить, он понял, что это не выход и лишь напряжённая работа, тем более до смерти любимая работа, может помочь ему отвлечься. А его этого хотят лишить. Он вспомнил, как во время учёбы в консерватории у него совсем не было денег. Ему приходилось где-то подрабатывать по ночам. Но тогда он менял работы как перчатки, так как ему ни одна не нравилась. Он ненавидел людей, с которыми работал, постоянную грязь и напряжённую обстановку, дурную энергию, которая окончательно выматывала его. Туда он ни за что и никогда не вернётся. А то, чем он сейчас занимается, это хобби, которое превратилось в работу. Тут он общается с хорошими людьми, он готов работать все дни напролёт, музыка иногда выворачивает его наизнанку, а его хотят этого лишить. Несправедливо лишать человека по-настоящему любимой работы, или нет, даже не работы, любимого дела (слово «работа» звучит как-то принудительно), и несправедливо видеть в человеке только внешнюю оболочку и судить его по ней.
Рог молча взял полагавшиеся ему деньги. Зайдя за бас-гитарой, он ушёл, не простившись ни с кем.
Сидя на скамье в парке и напряжённо всё обдумывая, он не заметил как стало совсем темно и холодно. Он вдруг вспомнил, что дома холодильник совсем пуст. Обычные магазины были уже закрыты, и ему пришлось пройти порядочное расстояние до круглосуточного. Когда он пришёл домой, было около двенадцати. Он устало опустился в кресло, тупо рассматривая свои покупки. Есть совсем не хотелось, хотя он почти ничего не ел целый день.
Надо было убраться в квартире – он сделает это завтра.
Глядя на пакет, он вдруг неожиданно обнаружил, что последний шевелится. Он резко отпрянул в сторону. Пакет умолк. «Это моё больное воображение», – подумал Рог, но пакет опять зашевелился, как показалось ещё сильнее, чем тогда. «Что это?» – опять промелькнула мысль. Он осторожно подошёл к пакету, взял в руки и хотел заглянуть в него, но пакет неожиданно вырвался у него из рук и, словно ошалелый, поскакал по комнате. Недолго думая, Рог схватил одну из многочисленных бутылок, пытаясь ударить по пакету, но та неожиданно вырвалась у него из рук и присоединилась к пакету, попутно что-то выкрикивая и смеясь во всё горло.
Оторопевший Рог опустился в кресло, наблюдая как бутылки одна за другой начинали скакать по комнате. Вскоре это сумасшествие началось в коридоре, а затем на кухне и в туалете.
– Чёрт побери, что здесь происходит?
– А ты не знаешь? – удивилась одна из бутылок. – Ты сошёл с ума, приятель!
Он закрыл лицо руками. «Спокойно, только чуть-чуть напрячься и всё пройдёт».
Вместо ожидаемого под ним начало плясать кресло. Оно вытолкнуло его прямо в гущу дико пляшущих бутылок. В растерянности он уселся на пол, а тем временем каждая бутылка подлетала к нему и легонько, но неприятно ударяла его по голове, дико при этом надрываясь от хохота. Он схватил одну из бутылок и побежал к окну, пытаясь её выбросить, но не тут то было: бутылки повалили его на пол и угрожающе начали его отчитывать:
– Ты что, хочешь нас отправить со своего праздника?
– Мы же твои друзья! Или ты забыл?!
– Как не стыдно, приятель? Ты лучше присоединяйся к празднику!
С полок начали падать книги, но, в отличие от бутылок, принялись летать вокруг него. «Это сумасшествие надо заканчивать». Он схватил пролетающую мимо книгу и разбил ей одну из бутылок. Внезапно всё остановилось, но тишина продолжалась несколько мгновений. Её нарушили осколки только что разбитой бутылки. Они буквально взлетели в воздух и проорали:
– Ну и шалун! Вот это кайф! Вечеринка что надо!
И опять всё началось. Теперь уже смеялись и веселились всё: стул, стол, кровать, шкаф, кресло, а взлетевшие в воздух осколки, начали царапать Рога, оставляя на теле глубокие раны. «Этот дурдом не остановить. Надо убираться отсюда». Он встал. Подтанцовывая кое-где с бутылками, добрался до двери, но дверь его не пускала.
– Нет, ты сегодня останешься здесь. Какой же праздник без виновника торжества. – А потом, обращаясь к участникам «вечеринки», прокричала: «Правда, мои ненаглядные»!
Вся квартира просто взорвалась одобрительным криком. Бутылки опять повалили его на пол и начали тюкать по голове.
– Ну всё, достали! – прокричал Рог и начал разбивать бутылки одну за одной.
– Господи, Дима, что ты делаешь? – проговорил над ним ласковый голос.
Рог обернулся. Над ним овеянная светом стояла Даша. Рог понимал, что это часть безумия.
– Даша, – проговорил он задыхаясь. – Я не забыл тебя, Даша! Я люблю тебя! Это сейчас единственное что я понимаю…
Последние слова он не смог выговорить. Голос его надорвался.
– Спи спокойно, милый, – проговорила она нежно и ласково, и Рог улыбнулся.
Истекая кровью от многочисленных порезов, он опустился на пол. Он спокойно наблюдал, как бутылки веселились, а осколки резали его вдоль и поперёк. Он не чувствовал боли. Ему было уже всё равно.
Единственная, кто не принимал участия в общем веселье, это его бас-гитара. Она молча и угрюмо стояла в углу, сожалея, что другого такого музыканта у неё уже не будет.