ХIV.
Север Афганистана. IV век до Р.Х. Ночь после битвы в ущелье.
… – Ты все хорошо помнишь, отец? – спросил шаман, присев на корточки рядом с трупом Прокла.
Вождь опустил татуированную руку спящего Фауста и подошел к сыну.
– Только не говори, что ты нашел еще одного с таким же рисунком на руке.
– Да, нашел. Вот у этого мертвеца тоже знак похожий. Только у него нарисованы рога на черепе оленя, а не собаки, как у того, живого. Мертвый - белоголовый и молодой, как ты говорил, а этот живой, не молодой, но тоже белоголовый.
Старик подошел к сыну и присел рядом.
– Вот, смотри.
Палец шамана указывал на татуировку.
Вождь погладил рукой рисунок на предплечье мертвого воина.
Конечно, он узнал грека. Помнил он и о договоре с Птолемеем. И все бы ничего, но на закате прошлого дня, с ним говорил странный незнакомец, который возник из неоткуда, а потом и пропал в никуда. Незнакомец показал картинку, на которой был изображен живой «белоголовый». Он сказал, что этот человек хоть и старше раненого грека, но спасет племя от голода и других бед, а этого, с "оленьей головой", надо ткнуть острой палочкой. Он передал вождю палочку с прозрачным колпачком на конце и показал как ей пользоваться, настрого предупредив – не касаться отравленной части. Старик так и сделал. Пока шаман рылся в трупах, он нашел "молодого", а потом уколол раненого грека. Лицо Прокла посинело и он, умер. Хорошо хоть в сознании раненый не был. Вождь впервые убил человека. Ему было страшно, неловко, но что делать, выбор сделан…
…– Собака – олень, старый – молодой. Какая разница. Твои родичи молятся на что? На коровий череп, а не на шайтаний! Или ты думаешь я не видел, как ты к коровьему черепу крепил медвежьи челюсти? Уж я-то зна-ю. И что? Камнепадов меньше стало?
Услышав сталь в голосе отца, шаман виновато, как бы отгоняя упрек, сцепил руки. Гневить старейшину, что на змею наступить. И он, понурив голову, молча слушал отца.
– ...это я был тут днем, а не ты, – продолжал старик, изобразив непреклонность.
Сын понял, других вариантов с возрастом и рисунками уже не будет.
– И еще. Этот живой, а тот - мертвый. Тебе разница понятна?
Шаман покачал головой в знак согласия.
– Да, вождь. Мертвый, он не гнется. Его тащить тяжелее.
Старик безнадежно махнул рукой.
– Тащи живого, который белоголовый, но не молодой и с рогатой собакой на руке. И не перепутай. У тебя дочь на выданье. Тебя племя уважает, шамана в тебе видят. А я в тебе только дурака вижу. Все, сейчас нож заберу обещанный и догоню тебя. Иди давай, - старик заметил удивленные глаза сына. – Ну, большой такой, который их вождь мне показывал.
Старик повернулся и засеменил к давно потухшему костру, у которого на седле, склонив хмельную голову на эфес вогнанного в грунт меча, сидел караульный воин.
В небе появилась полная луна. Где-то вдали, на выходе из сая, испугано завыл шакал.
– Скоро утро. Добрый воин, – сказал тихо старик, – я вашего человека забрал. Нож давай!
Вождь потряс за плечо спящего охранника. Караульный молчал. Старик потянул воина за руку и тот, медленно съехав с седла, тут же сложился в калач. Громкий храп эхом прокатился по ущелью.
– Спасибо, добрый человек. Я знал, что ты не обманешь старика.
Вождь с трудом вытащил гладий из грунта и вытер налипшую грязь о рукав.
Скоро старик уже толкал в спину шамана.
– Я старый, а быстрей тебя хожу.
Шаман шутку понял и натянуто улыбнулся.
– А воин-то, спа-ал! Почему ты с ним разговаривал? А? – шаман с хитрецой посмотрел на старика.
– Не знаю, - ответил вождь, озабоченный быстро надвигающимся утром. – Других я с такими вот длинными ножами не видел… Наверно меня ждал. А нож очень племени нужен!
– Да? А зачем?
Старик озадачено почесал затылок.
– Вот завтра попросишь у меня – отец, дай мне большой нож…
– А зачем мне завтра большой нож? – спросил шаман, тяжело сопя. Белоголовый весил немало.
– Ну не знаю, дерево срубить, или ритуал какой сотворить.
– На это топор есть. А для ритуала…
Старик зло выругался и перебил шамана:
– А для ритуала тебе придется делать новый тотем!
От неожиданности шаман чуть не выронил свою ношу из рук. Он остановился и открыв рот, смотрел на вождя.
– Тащи давай, бестолочь… Олень, собака… Как был ослом, так и остался! В деда пошел. Тот хоть глаза как настоящий шаман таращил, люди боялись. Все. Тащи и слушай меня внимательно. В полночь, когда охранники уснули, я пролез через щель, по которой свет солнца попадает в коридор Зоба Дьявола. Вылез на угол ритуальной плиты – ступени. И увидел...увидел, как в трещину скалы, что лежит напротив входа на луг, запихали золотую шапку и еще что-то, а потом камнями привалили.
Шаман вновь остановился, забыв про нелегкий груз.
– О-о! Я знаю это место. В той щели лежит мой тотем.
Старик согласно кивнул:
– Лежа-ал. Пойдем, я по дороге расскажу.
Когда они отошли на расстояние, показавшимся для старика неопасным, чтобы можно было свободно вести беседу, он продолжил:
– Так вот, я увидел четырех воинов. Они были заняты расчисткой трещины. Один из них вытащил твой тотем. Воины долго ломали голову, почему у коровьего черепа были медвежьи челюсти. Они громко спорили, не зная, что с этими костями делать. Потом решили затолкать твой тотем обратно в щель. Но он не влезал. Тогда они сломали его и частями запихали в камни, а чтобы все как-то держалось, замазали щель глиной.
Шаман бросил тело Фауста на дорогу и, упав рядом на колени, запричитал:
– О горе! Горе великое! Это нелюди! Они подняли руку на святой тотем! Да чтоб они все попередохли где попало!
Старик молча выслушал сына и, погладив его по голове, сказал:
– Встань! Теперь твой тотем будет отгонять дураков и служить сигналом для посвященных. Слушай, что было дальше. Взваливай давай белоголового!
С помощью старика, шаман еле поднял тело и с трудом распределил тяжесть на плечах.
– Не стой. Иди. Так-вот, – продолжил вождь. – Два воина выхватили длинные ножи и убили двух других, что с ними были.
Шаман от неожиданности остановился.
– А это еще зачем?
Вождь показал глазами, что надо идти дальше.
– Теперь о тайне будут знать только двое. Придет время, когда они придут за своими украшениями.
Шаман все понял, он шумно вздохнул. Было заметно, что он держал ношу из последних сил.
– Выходит, мы теперь будем их сокровища охранять? А зачем шапку сделали из золота? Не знаешь?
Старик в ответ только хмыкнул.
– А если туда кто-нибудь залезет из наших? – продолжал шаман.
– Твой дед был бы тобою доволен, ты такой-же осел, как и он! Там торчат кости твоего то-те-ма! Объясни людям, чтобы не лазили.
Подталкивая шамана в спину, старик шел, оглядываясь назад. Вроде все тихо…
Они успели к рассвету донести чужого до первой сакли.
– У тебя утром будет работа. Надо найти новый тотем, -
послышался за калиткой голос вождя.
Где-то у входа в сай, почувствовав кровь и запах мертвечины, завыли шакалы. Шакалы они такие. Наперед знают, где и как скоро можно будет поужинать падалью…
____________________________________________________
Как только стало светать, после короткой подготовки к последней атаке, македонцы ворвались на луг. Препятствий не было.
Выбежав из Зоба Дьявола на простор, они встретились с длинными копьями сарисс, которыми было окружено мертвое тело Дария и его обоз. По периметру каменного стакана стояли готовые к стрельбе лучники, а со ступени, по левую сторону от входа, выстроились готовые к бою пращники и метатели дротиков.
Смерть еще одной сотни воинов в планы Птолемея не входила и сигнал горна от персов о временном перемирии был им принят.
Израненные и голодные люди, охранявшие царя Персии, уже вечером были готовы разоружиться. Царь умер, а их Первое Копье - грек Прокл, пропал в щели, утащенный македонской кошкой. Все были готовы принять смерть. Единственное, что просили наемники у македонцев, чтобы те подтвердили смерть Дария, забрав любую понравившуюся фалангистам голову, выбранную ими из охранной сотни. Так телохранители хотели спасти тело Царя от надругательства.
Птолемей знал о чести наемников. Терять в этой битве своих людей он не хотел. Да и голов для откупной за Дария было запасено больше сотни еще с вечера. Лучше заплатить воинам денег и принять их в свои ряды. А остальные вопросы можно решить позже, когда отряд войдет в Вавилон.
Пересчитав все золото и драгоценности, груз уложили в обоз. Птолемей, выбрав десяток перстней и золотых цепей, раздал центурионам и отличившимся в бою воинам. Остальных наградил золотыми монетами, себе же, он выбрал золотой, с вкрапленными каменьями, кинжал.
Через два дня отдыха обоз двинулся в обратный путь.
Покидая луг, Птолемей еще раз глянул на торчащие из камней кости тотема и произнес:
– Только эти кости и будут помнить историю кончины Великого Царя.
Так и произошло.
… Наемники с радостью приняли предложение Птолемея и торжественно поклялись быть верными воинами Александра. Их приняли на службу. А позже, уже на равнине, их ожидала смерть. Бывшие телохранители были ночью перерезаны македонцами. На долгие-долгие годы умерла с ними и тайна тотема. До тех пор, пока не будут разгаданы знаки, оставленные на куске шкуры одним из тех двух воинов, что участвовали в схоронении короны и личных украшений царя Персии Дария.
Тело царя, как и было оговорено, отдали челяди. Убитые горем, они забрали останки и, оставив македонян с золотом Персии, ушли из ущелья. Там, на равнине, они и похоронили Дария.
Проходя мимо могилы Великого Царя, Птолемей остановил обоз и приказал своим воинам принести первый попавшийся на глаза саженец дерева. Так один великий отдал дань другому, увековечил благодарную память вечнозеленым символом. Позже, этот саженец станет тотемом будущего города и обрастет легендами. И...
…каждая ветвь тута, не считая кроны, за сотни лет, будет обвязана тысячами пестрых ленточек. Хлопковая пыль и волокна ваты с маслобойни, расположенной неподалеку, сделают дерево похожим на горбатого великана, бело-серо-грязного, с широко расставленными руками…
Пройдет время... благодарные потомки сделают перезахоронение, построят на его могиле мавзолей. Мазаре - Шариф станет святым местом.