Работая на полигоне я не очень понимал, что это за организация (ГРАУ), имеет ли она к нам ( танкистам) какое-либо отношение, хотя обратил внимание на то, что большинство КБ, которые посещал, ВП МО, как правило, находилось в подчинении ГРАУ (ГАУ). О работе приёмок уже сложились определённые представления, мало того, военное представительство при КБ-1 выдало мне доверенность на проведение контроля за ремонтом блоков аппаратуры ВН (объекта 150).
Работать приходилось с 8.00 утра до 23.00 с перерывом на обед и ужин, плюс суточные дежурства по части, плюс ночные дежурства с промышленностью. Все субботы были рабочими, а воскресенье, если не дежурство, то спортивные мероприятия или «субботники» (вырубка леса под полигонные регистрирующие средства, посадка леса на водоёме или поиск отказных управляемых ракет в части секретных узлов).
Быт не устроен: жена с маленьким сыном, жильё в старом доме на первом этаже многоэтажного дома с печным отоплением (натопишь – у печки 27 градусов, у окна всего 13; построенные три пятиэтажки оказались не про меня). К тому же - буйные гражданские соседи. Родился второй сын, что никак не повлияло на ситуацию с жильем: переехали в старую чью-то обшарпанную комнату.
Не смотря на то, что вышел срок в капитанском звании, на майора мои документы не послали (должностное звание это позволяло) ссылаясь на землетрясение в Ташкенте (денег, мол, у государства не хватает), хотя мои однокашники по отделению такие звания получили.
Неприятный удар получил и по службе, когда, не известив меня, поставив перед фактом, «перекинули» из лаборатории «Радиолокации и телевидения» (Н.А.Неверовский) в лабораторию «Вооружения» (А.И.Тихомиров). В довершение новый НО запретил заниматься рационализаторской работой, видимо в отместку за то, что я пару раз отказался писать отчеты по не проведенным работам, в которых он считал результат очевиден и проводить исследований не надо.
Вот в этот, не простой момент, представитель ГРАУ в комиссии полковник Лобач (зам НО по радиолокации) предложил мне должность в приемке при институте Сабельникова и филиале КБ Нудельмана с трехкомнатной квартирой под Подольском. Естественно, согласие я дал. Однако, неизвестные силы в УНТВ отвергли предложение. Затем последовало предложение от Н.А.Губина, заместителя НО танкового и другого артвооружения на Фрунзенскую набережную (отдел В.Е.Литвиненко). И опять запросы ГРАУ не дали положительных результатов в аппарате УНТВ.
Через небольшое время мне позвонил мой однокашник В.Похлебенин, работавший в серийном управлении УНТВ, который сообщил, что меня на беседу приглашает НО по электрооборудованию А.Соловьев. Дав ему согласие на переход в отдел, на три месяца оказался в дурацком положении перед местным командованием, получившим прямую команду маршала П.П.Полубоярова растить из меня полковника. После разведки товарищ доложил, что неопределенность произошла из-за перетягивания каната по моему поводу между серийным управлением и научно-танковым комитетом. В конечном счете я оказался в 3 отделе вооружения НТК в теснейшей связи с отделом В.Е.Литвиненко.
Вот собственно о чем речь, а все предыдущее только преамбула, если не добавить, что на протяжении последних лет на полигоне я проявлял себя в качестве противника технической идеологии этого отдела ГРАУв вопросах танковых управляемых ракет. Может поэтому они хотели меня взять к себе в отдел? Я не знал начальника отдела, но его заместителя уже знал как облупленного: в вопросах ПТУР разбирается неуверенно, хотя является лауреатом за «Малютку».
Его начальник мог действительно заменять всё ГРАУ. Мне неизвестно точно сколько лет он был начальником отдела, но его авторитету доверяли все, начиная от начальника управления НТК генерала Елягина, Председателей НТК, до маршала П.Н.Кулешова, Начальника ГРАУ.
Практически не помню ни одного совещания с участием ГРАУ, чтобы в качестве основного докладчика не выступал Литвиненко. В личных обсуждениях технических вопросов он буквально давил собеседников не только цифрами и фактами, но и невозможностью вклиниться в его речь.
Характерным являлось и то, что по многим вопросам он со своим с заместителем был на разных полюсах и на некоторые его мнения просто накладывал табу: тогда для решения конкретного вопроса приходилось дожидаться "самого".
Одним словом уникальность этого человека могут подтвердить многие, а лично его знали действительно многие.
Долго я не мог подобрать к нему ключа. Но годы взяли свое и постепенно это удалось сделать. Оказалось, что он обладает удивительным свойством: как будто все что он говорит, исходит от какого-то внутреннего автоматического устройства (т.е. похож на современные ПК), одновременно он не только слушает, но и осмысливает мои возражения. Так, если кто-то со стороны посмотрит на нашу «милую» беседу, то примет за разговор двух неугомонных подруг, которые давным давно перестали друг друга слушать и говорят одновременно. Вдруг он прерывает буквально на полуслове свой автоматический диалог и совершенно резонно парирует мои возражения и, как ни в чём не бывало, продолжает дальше свою речь. И надо сказать, в большинстве случаев компромиссное решение находилось, а пройти высшее руководство ГРАУ, после этого, уже не представляло труда.
Тем более, что ГРАУ просто везло на грамотных и умных Председателей НТК, как они не менялись за время моей службы на Фрунзенской набережной. Им под стать был и маршал артиллерии Кулешов, всегда внимательно относившийся к нашим представителям, невзирая на их незначительные воинские звания. А ведь снобы центрального корпуса Сухопутные войска)предельно ласково могли выгнать из своего кабинета любого полковника со словами: «Сынок, тебя кто послал? Зайди-ка со своим начальником…», не вдаваясь в суть обращения и срочную необходимость при полном отсутствии необходимых у нас начальников в данный момент (в управлении ГБТУ).
Другой способ эффективного общения с Литвиненко оказался ещё проще. Как только он заводил свое нескончаемое повествование, надо было сесть и молчком делать вид, что ты буквально дословно хочешь записать, что он говорит. Первый раз он спросил, что я делаю, на что получил ответ, что конспектирую, чтоб доложить председателям НТК (своего и его тоже), так как его председатели были более покладисты и не разводили антимоний: да так да, нет так нет. В дальнейшем, стоило лишь мне потянуться к секретному блокноту, он упреждал, просил, чтоб не надо записывал и конструктивно с ним договаривались.
Однажды при оценке результатов по испытаниям «Кобры» на Смолинском полигоне ГРАУ я оказался в роли заместителя председателя комиссии, возглавляемой Владимиром Ефимовичем.
Проглядывая пленки результатов пусков обнаружил, что акты отказов, подписываемых полигоном совместно с теоретиками Нудельмана, как правило, не подтверждаются объективными результатами измерений. Приглашенный теоретик сразу сознался в таком «преступлении», назвал конкретные причины отказов и сообщил какие меры они принимают применительно к каждому отказу. А свои поступки мотивировал недостаточными познаниями местных испытателей, что позволяет не осложнять взаимодействие с местным командованием. К проекту литвиненского акта комиссии я подготовил замечания. Большой его опыт позволил ему найти формулировки, исключающие моё особое мнение, но с устным укором: «Я из-за тебя сегодня всю ночь не спал!».
Таким образом с помощью двух простых приёмов мы с ним стали легко общаться и как-то на небольшом скопище граушников, когда он наконец получил генерала, став начальником управления, я удостоился чести быть названным его лучшим другом, к тому же единственным, награжденным орденом «Дружбы народов» ( откуда он это узнал, так как я не только орденов, даже колодок носил минимум). А вот большинство из тех кто с ним общался, называли его человеком тяжелым, не поддающимся никакой обработке.
К сожалению, в некоторой степени я оказался причастен к тому случаю, когда он получил тяжелый инфаркт, принимая участие в посещении тракторного завода в Волгограде. Наш заказанный мною самолет по погодным условиям сел на аэродром летного училища километрах в 200-х от города и к моменту возвращения в Москву, так и не смог долететь до Волгограда. Директор ВГТЗ дал нам автобус, водитель которого, молодой парень, не знал дорогу в это училище. Глубокой ночью мы оказались в колундинской степи на узкой тупиковой сельскохозяйственной дороге, покрытой тонким слоем грязи, сбрасывающей с себя Икарус то к правому, то к левому кюветам. Во главе с генералом П.Баженовым было принято решение тащить автобус за хвост, как бурлаки, выделив группу поддержки, обеспечивающую механическую противо кюветную поддержку, методом перебегания с борта на борт. Литвиненко был в бурлаках. Вдруг он схватился за левый локоть, сказав, что вывернул руку. Не трудно было понять, что это инфаркт. Его посадили в автобус, а миссия эвакуации продолжилась.
Врачи училища констатировали тяжелый инфаркт и объявили о его не транспортабельности. В Москву его доставили лишь через месяц.