X
Более мирные и спокойные, не терявшие головы, кроме как на словах, поклонники были даже допущены в «медовую обитель». Естественно, с разрешения Гая Инстеана, получившего гарантию: «Ни один «квирис», ни даже губы или рука мужчины не коснуться юной Примы». Да и сама Глицерия никоим образом не тянулась к юношеским прелестям. Она вообще благоразумно посвящала будние дни, вплоть до вечера, занятиям со своими наставниками, стремясь стать похожей на образованных и умных Аркесилая и Феодоту, свой пример для подражания. А уроки прерывались лишь на время подготовки свадьбы и пару дней после. В «медовой обители» две первенствующие девушки и их малая перманентная и обширная перманентно меняющаяся свита, естественно, старались представить свои ежедневные мероприятия не как обычные пирушки, а придать им более изящную форму с благозвучным названием, лишь приложением к которой являются вино, закуска и прочее. Зачастую им это вполне удавалось, особенно когда форматом проведения застолий объявлялись литературные чтения. «Главной любимицей Муз и их Предводителя» (в «медовой обители») неизменно и, в общем, по праву, объявлялась Корнелия Руфина. В номинации «проза» пару раз Присцилла читала небольшие отрывки из своих свитков, и они также объективно были лучшими. В специально учреждённой номинации «философско-религиозная книга» выступала приезжавшая в гости Марциана: читала главы «Против семиаксиев» старшего брата. Остальные гости – отдавая должное их усердию и своеобразному вдохновению в виде возможной перспективы, в случае одобрения «арбитров словесности», насладиться тесно-близким общением с… неважно, с кем – остальные гости участвовали в чтениях более для количества. Причём формально на этих чтениях не было победителей и побеждённых, и, как, впрочем, и везде на подобных утончённых собраниях узкого круга, все авторы получали одобрения и похвалы слушателей. Аркесилай и Феодота, с удовольствием признавая своё первенство и в литературе, довольствовались почётными «титулами» – у Руфины был вышеприведённый, а у Фабии «Сафо в прозе» – и судейством, признаваемым авторитетным, то есть их, как «арбитров словесности», хвалы были самыми весомыми и приятными. На одних таких чтениях произошёл интересный случай. Бестия решила отдохнуть и сама не участвовать и предложила следующее задание: описать летний день. Все участники принялись изображать в стихах разных размеров прелести лета в сельской местности. Только Муция, бессильная в сочинении поэзии, писала не стихами, к тому же она выбрала в качестве предмета рефлексии жаркий летний день в Городе: прохлада у фонтанов и в тени портиков, источники и грот Луперкал, Сады и внутренние дворики… И хотя она писала хмельная – приехав с обеда у Силана – а все гости практически трезвые, вышло так, что её творение весьма заметно превосходило их стихи.
Пребывая в «медовой обители» и отдавая предпочтение, как выразились бы ревнители строгих нравов во времена Катона Цензория, «жизни на греческий лад», Присцилла Младшая всё же находила поначалу время для работы над своими записями. Но спустя какое-то время она их совсем забросила. На робкие возражения писцов, Кробила и Аны, что «не стоит, быть может, оставлять начатую великолепную книгу», их госпожа, не очень трезвая, ответила первому.
– Вот ты и займись ими, моими записями! Ты же довольно грамотный. Ориентируйся на предыдущие… Сколько их там?.. На предыдущие семь книжек и семь глав – видишь, какое замечательное число! Пиши с… где я остановилась… где-то с начала этого месяца. Не оставляй без внимания забавное, пиши, что знаешь интересное из истории. Предложения длиннее – как я сочиняю… Можешь про минувшие праздники написать – ноны, иды, конец траура у Фабии, радость Тита Марцелла… Анекдоты… А, нет, ты же серьёзный парнишка…Про иды и ноны я как-то рассказывала Ане, ты же рядом вроде был, про другие посмотришь в библиотеке, спросишь у кого-нибудь из слуг или даже господ, в крайнем случае у меня, когда я в термах буду…
Наставленный таким образом, писец дерзнул продолжить книгу своей хозяйки – ведь не мог он ослушаться её приказа: «займись сам, пиши». И когда он показал ей пару первых «своих» глав – времени у светлейшей домины хватило на прочтение только полутора – патрицианка даже похвалила. Дословно: «Неплохо! Будешь и дальше продолжать аналогично писать, – широко улыбнулась, – я не поставлю своё имя как автора собственной книги!» В то же время из ЛесБестий пришёл как-то нищий семиаксий Гн. Космик, принёс две копии заказанной ему книжки – одну из них и читала Марциана – и начал было спорить с молодой аристократкой. То ли о том, почему копий-свитков не три, а два, то ли о своей религии. Тут в атриум вошли Корнелии и напомнили:
– Аркесилай, не забывай, пожалуйста, что ты говоришь докучным болтунам без роду без племени.
– Стихом Еврипида!
Муция, довольно хмельная, всё же вспомнила и сказала по-гречески:
– Как тяжек спор с отродьями рабов!
После чего спорщик предпочёл сбежать.
Завершая эту главу, пожалуй, не будет неуместным упомянуть о тех, с кого она началась. О поклонниках Присциллы Младшей, только теперь бывших, отвергнутых «постоянных». Об опрометчивом неудачнике Попедии Румиксе уже говорилось, он вряд ли появится. А вот П. Маппалий Сиг, оказывается, не утратил надежд и пытался в записках напомнить о себе и своих чувствах, но эти церы, когда слуга называл имя их автора своей хозяйке, по её велению отправлялись обратно нераспечатанными.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/03/904
-----------------------
грот Луперкал – возле него волчица кормила своим молоком младенцев Ромула и Рема.
Как тяжек спор… – из несохранившейся трагедии Еврипида.