Глава 8

               
  СИМФОРОПОЛЬ. ДАЧНЫЙ ПОСЁЛОК.  НЕ ИДЕНТИФИЦИРОВАННЫЙ ГОСТЬ.



              Оказывается, можно отвыкнуть ходить. Странное ощущение – сидеть в чужом теле. Этот человек, почти, моих лет, но, он так невнимателен к своему организму… создаётся впечатление, что его же собственная печень – злейший враг ему! Я тоже так глупо пользовался телом? Теперь, правда, это не имеет никого значения – для меня «телесный период» закончен. Но, до чего же неудобно в теле! Я, уже, отвык чувствовать себя в состоянии ограниченного пространства… а теперь проявляется эта старая боль в ноге. Я уже забыл, как чувствовать боль и, вообще, хоть что-то чувствовать. Эй-эй!  Моё, точнее его, тело начинает шатать даже от глубокого вдоха. Не смогу я снова привыкнуть к телу, не хо-чу! Сделаю то, что задумал – и всё! До чего же он неловко ходит! Рука – как резиновая… давай-давай, тянись! Чёрт! Даже до звонка не достаю. Ну, давай ещё, давай… теперь пальцем… что же ты такой… неуправляемый! Вот-вот-вот… получилось надавить всей ладонью. Открывают… ага… да, здравствуй, Игорь, а где хозяин? Нет, не к нему, я на свой участок… хорошо… спасибо.   Теперь – голову немного вниз… чёрт возьми! Нога болит всё сильнее… как же сложно переучиваться жить в теле! Одно радует, что не долго мне в нём сидеть… теперь шея заныла… почему? А-а, да-да, вспомнил, напарник мой, зверь… ладно, мало ему осталось. Так, тайник не вскрыт, хотя натоптали вокруг…. Гости уже в доме? Прячутся, думают, что хитрые… только я всё знаю и вижу… почти всё. Так, друг-медиум, в доме я тебя отпущу. Что делать – знаешь. Самое трудное я сделал сам – провёл тебя в дом, остальное – как договорились. Так… ступеньки… три, четыре, пять… как же я терпел эту боль в ноге? И так долго? Во-от, входим… тут - никого, значит, спрятались на втором.  Снова по ступенькам… поворот… Виктор Лукич, как же ты умудрился трость уронить?! Наклоняться ещё хуже, чем ходить… всё, пришли. Нам – направо, в кабинет… они сидят слева. А женщину, для чего с собой взяли? Ну, всё, Виктор Лукич, сценарий помнишь? Молодец! Дальше – сам. Тебя уже ловить пришли.



             СИМФЕРОПОЛЬ. ТАМ ЖЕ. МЫ ПЛЮС ОДИН.



             Когда перестали доноситься шаги из соседней комнаты, мы, всей десятиножной толпой, резво переместились туда, где вражески затаился пришелец… или ходок? Не суть – переместились туда, где притих «новенький» в этом доме.

             Мужчина, на мой взгляд, под сорок, ниже меня, одет в зелёные тона с такой же, зелёной, палкой. На этом статичность, его фигуры тела, заканчивалась. Тела, но не лица. Оно, как пластилиновое, медленно меняло форму и выражение, словно невидимые руки улучшали, или изменяли предыдущую конструкцию. Щёки начали немного опускаться по водоразделу носогубной складки, уголки рта также, слегка, опустились, отчего нижняя губа, видимо, в результате натягивания, стала тоньше. Сведённые к переносице брови, резко увеличили между собой дорожный просвет, как будто их хозяин резко передумал хмуриться. На левом виске проступил тонкий шрам.

--Слышь, бродяга, - Валера взял вступительное слово, - ты, блин, мутируешь прямо на глазах. Ты с какой планеты?

    Глаза нашего гостя выражали всё, что угодно, кроме понимания происходящего. Мало того, что его зрачки, со светло-голубых, стали, почти, коричневыми, так они ещё и колебались в тот момент, когда их владелец пытался смотреть в одну точку.... Не прибегая к сложным эпитетам и метафорам, скажу, что зрелище, такой трансформации внешности, было неприятным.

    Сконцентрировать надолго свой взгляд на ком-то одном, в незнакомом помещении, нашему гостю было трудно, что, с головой, выдавало крайнюю степень его удивления , озабоченности, вероятного страха и полного,  безоговорочного непонимания.

--А по написанному разумеешь? Наверное, нет. Ни говорить, ни читать. Что делать будем, а? – Не унимался Валера.

--Пусть сядет, - предложила жена, - он же с палкой пришёл. Может, нога болит….

--Садись, гомункул!

--Вообще-то - гуманоид, если быть точным, - подпрягся тот охранник, который однозначно знал перевод латинского выражения «казус белли».

--Вот видишь, и профессор тебя просют, - продолжал Валера, полностью поглощённый процессом идентификации пришедшего. – Может, воды? В смысле – принести? Эй, - гаркнул в самое ухо гостя Валера, опасно приближаясь к черте, за которой начинался злой кураж, - во-ды?

    Последнее слово он произнёс по слогам и жестом объяснил, для чего нужна вода и как ею пользоваться.

--Вы… где… - прозвучали звуки изо рта сидящего гостя. Эти звуки мы идентифицировали именно как «вы» и «где».

--Это ты – где. А мы – здесь!

--…я, - закончил первое осмысленное предложение пришедший.

--По-моему – началось, - довольно проворковал Валера, и уселся на стул перед незнакомцем. – Значит, по-нашему ты разумеешь. Это хорошо. Теперь переходим к правильной системе общения. Ты – кто? В смысле – имя?


--Я? Витя… Виктор… Лукич.

--Лукич… это хорошо. Лукич – это фамилия?

--Нет… не совсем.

--Что значит – не совсем? Ладно, делаем так – две минуты на тайм-аут, ты приходишь в себя и мы снова разговариваем. Время пошло!

     Валера попросил охранников присматривать на незнакомцем, который, встав со стула, сделал несколько неуверенных шагов по комнате. В свой походке наш гость ничему не удивился. Мы же удивились отсутствию хромоты.

     Переместились мы в соседнюю комнату. К нам присовокупился один из охранников, второй же, оставив незнакомца одного ходить по комнате, вышел в коридор, улучшив свою позицию возможностью слышать нас и перемещающегося гостя. Зря, наверное, он его одного оставил.
 
    Самым разговорчивым из нас был, по-прежнему, Валера.

--И?

--Я сам удивлён до припадка! А ты ничего не предложишь? – Последнее предложение адресовалось жене.

--В кои веки поинтересовались моим мнением!

--Нет, твоё мнение всегда было для нас важным, - ласковым ужом завился Валера, - просто… раньше всё было понятно после первого вбрасывания. А тут – сама видишь! Его так перееб… ой, прости, его перекрутило так, что я подумал – как бы он в бабу… ну, ты поняла, что я снова извиняюсь, да? В смысле – в женщину, едва, не превратился. Тут, понимаешь, сплошная непонятка. С другой стороны….

--Стоп! – Довольно властно прервала Валерино нервное словоизлияние жена, - Если вдруг, я повторяю – если, вдруг, вас действительно интересует моё мнение, то я могу сказать следующее – он не меньше вашего удивлён. Можете поверить моей интуиции и бабьему чутью.

--Ты хотела сказать – женскому? – Валера снова проявил чудеса великосветского обхождения.

--Что хотела, то и сказала. Ещё могу сказать – не надо оставлять его одного. Пока он полностью не пришёл в себя, надо с ним разговаривать, понимаете? Не допрашивать, а разговаривать.

--И кто у нас, по части разговоров, в передовиках ходит?

--Начинал, Валера, ты. Тебе и продолжать, а я побуду рядом. В качестве успокаивающего. Согласны? Тогда – пошли. Охранников, пока, отзовите. Валерий, сопроводите меня в кабинет – я же дама!


СИМФЕРОПОЛЬ. ТАМ ЖЕ. ГОСТЬ.


    Да, что же это происходит?! Ёлки-двадцать! Куда меня занесло? Меня, что, пытают? Лицо, как будто, жвачкой облепили, а теперь сдирают! Кожа, хоть, останется? Долбаная эпиляция! Что у меня с лицом? А… эти все… кто они такие? Баба тут… ещё. Кто… а я где? И чего они уставились на меня? Ёлки!!! Морда болит – ужас! Теперь и шея занемела… вот, теперь – нога…. Изображение мутное вокруг… нет, вроде налаживается. Шея тоже отпускать начала – могу свободно головой покрутить. О, ёлки-двадцать, окружили! Их тут пятеро, и все таращатся…. Куда меня занесло с этим Баранником? Что? Этот, здоровый, тут за главного? Что, говорить? А почему я не могу говорить? Кто эти пятеро? Тоже за бабками Баранника пришли? Нет, не получается сказать ни слова… после чего это я так медленно в себя прихожу? Да, я понимаю по написанному! И на слух воспринимаю! Не надо орать, ёлки! Только, мне страшно становится… куда они пошли? И что… телефон. Что, телефон?  Мне надо достать телефон… про телефон я придумал, или вспомнил? Вспомнил – достать из книги… Так, что же со мной было?  И что я тут делаю? Что-то с памятью моей стало… мне ещё песен не хватало! Сука! Я уже стихами, как Чудаков, говорить начал. Спокойно! Я, скорее всего, в доме моего «духа». А как я сюда попал? Не помню. Может, он меня сюда «привёл»? Точно! У меня начался этот приступ с постукиванием… как раз на той улице, на которой я вышел из тачки. А потом – я здесь. Тело, вроде, моё… полностью. Значит, так происходит переселение духа в тело? Если  «дух» вселяется в тело, то почему морда болит? И шея? Ладно, после у Баранника расспрошу. Какая мне книга нужна? Так… не то… эти тонкие… нет… о! «Бальнеологические курорты и санитарно-оздоровительные зоны Крыма». Ни фига, себе, книжечка! Такой и угробить можно! Так… есть, достал. Книгу на место, и сам на место. Чёрт подери, что это за люди? Их, тут, до матери! И как мне, теперь, выбираться отсюда? О! Идут! Ёлки-двадцать!


          СИМФЕРОПОЛЬ. ТАМ ЖЕ. МЫ ВСЕ.



    Жена, конвоируемая Валерой под ручку, удалилась в комнату с гостем, у которого Лукич была фамилия, но не совсем. Охранники тоже рассосались по дому, деловито занимаясь чем-то своим, не исключающим факт подслушивания и «случайного» подглядывания.

Вот тут бы начать задавать вопрос «что тут не так», но, пятиминутное прошлое, продолжавшее стоять перед глазами, заранее давало прямой и ясный ответ – ВСЁ. И, это самое «всё», закрыло доступ для любых логических потуг, направленных на нормальное понимание всего увиденного. Остались, свободноопределяющимися, только подозрения и воспоминания о прошлых страхах ( имевших место быть в моей биографии). В общем-то, храбрый на язык, я побаивался массовых гуляний, типа демонстраций, по причине случайно-не случайного возникновения драки, паники и стадного перемещения, имитирующего бегство, в котором тебя могли задавить. И… всё. Ну, не всё… ладно, расскажу. Хотя пацанам не к лицу такой страх, а я был, по-своему, пацан, но, что было – то было. В середине ранних восьмидесятых годов я был в Москве у одного родственника, у которого просмотрел первый в жизни видеофильм – «Кошмар на Элм-стрит» Под впечатлением просмотренного, я кое-как провёл ночь, а на утро отправился на вокзал, чтобы не пропустить посадку на поезд, курсировавший по маршруту «Москва – дом».  До самых сумерек, поездка была спокойной. Перед отходом ко сну я пошёл в тамбур покурить и, оставшись один, неожиданно вспомнил все подробности вчера просмотренного фильма. Вот тут я и прочувствовал тот страх, который на экране старательно имитировали актёры. Табачный дым стал горьким, у меня пересохло во рту, глаза растопырились настолько, что вставляя сигарету в рот, я опасался попасть в нижнее веко. И, в довершение моих мук, сама собой начала открываться дверь, ведущая в тамбур соседнего вагона. Вот это - было уже слишком для моей души, травмированной Голливудом. Ударом ноги я захлопнул дверь, запер её и бегом (!) бросился в свой номер. Ну, вы поняли – в купе. Спрятавшись с головой под одеяло, я пытался безуспешно успокоить себя тем,  что между фильмом и реальностью нет никакой связи. С таким же успокоительным результатом я мог бы этого и не делать. Из состояния панического ступора меня вывел голос бортпроводницы, которая, тяжело ступая ногами по вагону, громко интересовалась, какой дурень запер дверь в тамбуре? И, что именно ей, теперь, вместо того, чтобы немного отдохнуть, надо курсировать вдоль отдыхающих пассажиров и отпирать треклятую дверь, через которую в её вагон не может проникнуть бригадир. И снова она громко задавала вопрос – какой… запер? Какой-какой… Спрятанный под одеяло, вот какой!

    А  зачем я это вспомнил? И так подробно? А, предчувствие. Мне, почти до страха, не понравилось то, что я увидел несколько минут назад. Знаете, непобедимый дух искателя приключений моментально исчезает, когда, услышанное тобой ранее, перетягивает тебя же в действительность, в которой происходит то, над чем ты глубокомысленно подсмеивался. Увиденное намного хуже услышанного. И, скорее всего, дело тут не в обычном страхе за гибель своего тела, а в непонимании того, чему ты был свидетелем. Эта походка нашего гостя и фотографическая схожесть с Баранником, эта необъяснимая трансформация лица безо всяких киношных спецэффектов.  Эта кричащая нелогичность происходящего…. Но, ведь, всё происходило по-настоящему и, что противно, с какой-то целью. С какой?

     Давай спокойно разберёмся, ладно? Какой там, на фиг, спокойно? Один мужик за минуту превращается в другого на моих глазах! Спокойно… блин! Откуда брать спокойствие? Ладно, всё-всё-всё. Вдох глубокий и успокоились, добро? Ещё раз и сначала. По дорожке идёт убитый… якобы, убитый, или мёртвый от естественных причин Баранник, так? Так. У самых входных дверей я его рассмотрел, благо – близко было, так? Ну? Не нукай! Он вошёл в дом, поднялся на второй этаж и прошёл в кабинет. Так? А как он прошёл? Так, как ходят те, кто не ищет, а знает, куда идти и как. Вывод? Он тут был раньше. Подходит? Вроде, да. Поехали дальше. Мы входим в его комнату… а почему «в его»? Ни почему! Просто взял и так сказал! Для простоты. Всё-всё, не заводись. В «его», так в «его». Дальше. А дальше, он превращается в другого человека. Какого? Обалдевшего! От чего? От того, что рядом люди, которых он не знает и, скорее всего, которых не ожидал здесь увидеть. От того, что он не может управлять своим телом. От того, что он откровенно не понимает, как попал в этот дом… ну, в дом-то – полбеды. В эту комнату. А почему именно в эту? Почему ни в какую другую комнату на кошмарно-архитектурном первом этаже? От чего ещё? От своего не предсказуемого будущего, которое, не предсказуемо, началось с момента его входа в эту комнату. Пока всё расставлено по полочкам, но, не объяснено. Задать вопрос? Давай, задавай! Кто этот человек – раз. Почему он пошёл через соседний участок – два. Что с ним происходило такого, что Валера озаглавил это – «мутация». Это уже… ага, три. Зачем он пришёл, если сам же и охренел от такого поступка – четыре. Зачем мы оставили его одного – пять. А зачем мы оставили его одного? Ведь он зачем-то пришёл! И именно в эту комнату! В ней есть что-то такое, что ему надо взять. Или нужно? Как правильно? Требуется – вот как правильно! Хватит отвлекаться! В комнате что-то есть, что связывает его с Баранником! Или то, что, возможно, поможет его нам найти. Или узнать о нём то, что мы тщетно пытаемся найти сами. И что? А то, что, пока этот трансформер был там один, он мог присовокупить «это» себе в карман и, тем самым, сделать недоказуемым сам факт изъятия того самого из-за чего он сюда пришёл. И… да, нет…. А почему, это, нет, интересно мне спросить? По качану! Не верится мне, что такое возможно в действительности. Но, ведь это объяснение очень логично, разве нет? Да потому, что логика с объяснениями держится на опыте, а не на каких-то там книжках, типа Блаватской. Если и продолжать в том же духе, то, в войне с Наполеоном, Москву поджёг Урфин Джюс с его деревянной армией. Нет, не верю, что тут замешан дух… или душа? Не суть. Замешан потусторонний Баранник. Не верю, или не думаю? Ну, ладно, чего прицепился? Не думаю, доволен? Не думаю, что то, что осталось от Баранника, привело этого Лукича в дом. Ясно выразился? Предельно ясно, только, я, всё же, спрошу – а почему такого не могло быть? Андрей был, а почему Бараннику нельзя? Можно, всем можно. Не верится, хотя… возможно. Так, зачем он пришёл в эту комнату?


         СИМФЕРОПОЛЬ. МЫ.


    Потешив себя воспоминаниями прошлых страхов и, тут же, уверив себя в том, что теперь, подобное моё страхопадение, более невозможно, я отправился поглядеть на ожившую картинку из художественного музея – «Коммунисты на допросе», художника Иогансона.

    Валера, оседлав стул, словно коня, и, положив руки на спинку, слушал долгое, как мне показалось, повествование нашего гостя. Жена, стоявшая у окна, старательно изображала равнодушный вид, рассматривая, при этом, свои ногти. До полной идиллии не хватало…  нет, не меня, а накрытого стола с запотевшей, вкусной, девственно-чистой… хватит! Не отвлекаться – приказал я себе, поразившись, насколько мало расстояние от страха, который я подробно вспоминал минуту назад, до удовольствия, которое я подробно представил себе в эту самую минуту.

--Не помешаю? – Прикидываясь вежливым спросил я.

   Три пары глаз ответили мне тремя разными подтекстами одного и того же молчаливого ответа – «нет».

--Ладно. Как говорят умные люди – молчание – знак нежелания говорить и желания озолотиться. Что у нас плохого?

--Ничего, - ответил за всех Валера, - общаемся.

    Притихший Лукич бессовестно меня разглядывал – это я заметил боковым зрением. А когда наши взгляды встретились, он решился на вопрос.

--Вы здесь старший?

--Я нигде не старший, ни здесь, ни… вообще нигде. А что? Вы хотите поговорить с каким-нибудь начальством?

--Я хочу знать, в каком положении я нахожусь.

--В сидячем, - не удержался Валера, за что получил от жены шутливую угрозу в виде помахивания кулаком.

--Если я задержан, - продолжал наш гость, не обращая внимания на Валерины шуточки, - то кем, и за что. Если нет – то могу ли я уйти.

--Сложные вопросы, но я постараюсь ответить – нет и нет.

--Что «нет» и «нет»?

--Не задержаны и никуда не пойдёте.

--Почему? У вас есть право меня не отпускать?

--Да, есть. Право первого пришедшего в этот дом.

--Что это за право?

--Простите, мы так сумбурно представились друг другу, что я помню только «Лукич». Это….

--Отчество. Виктор Лукич Ерёмин. А вы?

   Отвечать я, пока, не стал. Взяв за спинку ближайший стул, я волоком потащил его в сторону нашего гостя.

--Тут всё вытереть надо – неожиданно для меня недовольным тоном сказала жена. – Здесь столько пыли… везде. Очень много пыли. Везде.

    Выделяя голосом последние слова, он, явно, пыталась привлечь моё внимание. К чему-то. Я оставил стул там, где его застали слова жены и обернулся.

--Тут никто не убирал пыль. Давно.

    Географически я оказался на одной линии, вдоль которой мог происходить визуальный контакт нашего Лукича и жены. Став естественной помехой этому контакту, я получил возможность обменяться взглядами с ней, не давая возможности гостю проследить за нашим «диалогом».

    Она взглядом показала мне на книжную полку, висевшую от меня по левую руку.
--Страшно много пыли.

    Мне показалось, что я понял, что именно жена старалась до меня донести, а ей показалось, что она смогла это сделать в полном объёме. Поэтому, после последней её фразы, мы занялись прерванными делами – она продолжила рассматривать ногти, а я потащил стул в сторону Лукича.

--Так вот. О задержании. Могу предложить такую повестку дня. Мы рассказываем друг другу всё, что нас с вами интересует, и расстаёмся к взаимному удовольствию. Хотя, по секрету вам скажу, никакого удовольствия от расставания со мной – нет. Итак, кто первый?

--Вы!

--А вы, Виктор Лукич, наглец! Ладно, давайте я. Мы не госслужащие, мы, скажем так, сотрудники одной общественной организации, членом которой был, а, пока не ясно, то, может быть, и есть, господин Баранник. Когда и, если, вам станет не понятно то, о чём я говорю, можете меня перебить и переспросить. Далее. То ли от естественно-насильственных причин, то ли по собственному произволу, но наш Баранник куда-то запропастился. Руководство нашей организации обеспокоено таким поворотом дела, и приняло решение – на месте разобраться в этом деле. Могу добавить, что вместе с Баранником не подают признаков активной жизни и кое-какие бумаги, имеющие значение для полноценного функционирования нашей организации. Для этого мы приехали в Симферополь и нагрянули в дом нашего сотрудника. Согласитесь, что поведение наше логично и появление в этом доме объяснимо. Но, тут появляетесь вы, Виктор Лукич, и ведёте себя немного необычно. Только благодаря вашему появлению и вашему же поведению, появилась обоснованная причина для такого разговора. Если вы простой вор – тогда гуляйте отсюда. Если вы знакомы с Баранником, то это может оказаться полезным дополнением к расследованию, проводимому нашей организацией. Вы женаты?

--Да… а что?

--Ничего. Хочу предложить вам тест на сообразительность. Вы возвращаетесь домой, а в доме никого нет. Вы знаете, что жена должна быть. Ну, не в природе, конечно, а дома, вот… а её – нет. Вы её ищете, ещё не зная – вы уже вдовец, или у вас появилось время гульнуть. Вы переживаете, начинаете страдать… хотя, как вы себя поведёте – я не знаю. Я бы страдал.

--Подлиза! – Преувеличенно строго сказала жена.

--Однозначно, подлиза! – Съязвил Валера и получил от жены поощрительный жест, в виде отставленного большого пальца.

--Тест не для простой публики, - парировал я и, как мне показалось, удачно. – Вы мечетесь по дому, заглядываете в шкафы и окна и, вдруг, видите, что я лезу через соседский паркан…. Знаете, что это такое? Это, по- украински, «забор». Вот, я лезу к вам во двор,  захожу в дом и прямым курсом двигаюсь в спальню.

--Я не в спальню вошёл….

--Я утрирую. В семейном доме, самая оберегаемая точка – спальня, а в доме бизнесмена – кабинет. Так, что, энергетическая нагрузка, этих помещений, примерно равна. А теперь – сам тест. Что вы скажете мне, когда увидите меня в вашем доме, и как быстро отпустите? Отвечать, можете, не сразу. Соедините моё предполагаемое положение и ваше существующее, а после поговорим. И последнее. Это на тот случай, если вам захочется сопоставить изначальные условия моего теста с сегодняшней ситуацией. Этот дом принадлежит нашей организации, в нём проживал член организации, - я перешёл к фазе откровенного вранья, с целью недопущения увода разговора в сторону. – Посему, именно мы имеем право тут находиться и, что уже стало очевидным, имеем право первыми не только вступать в разговор, но и первыми задавать вопросы. А звучат они так – кто вы? Я не о паспортных данных. Для чего вы пришли сюда и в каких отношениях состоите с Баранником? И,  учтите, что, по сути, мы такие же, как и вы, поэтому мы просим вас рассказать нам то, что мы просим. Каламбурю на ходу! Ваша очередь вступать в прения.

     Так и не присев за время своего монолога, я переместился в сторону подоконника, около которого стояла жена. Из этой позиции я наблюдал за нашим гостем, одновременно разглядывая то, что заметила на книжной полке жена.

    Разноформатные книги, стоящие на полке, были вплотную придвинуты к стене, оставляя свободной полосу, от корешков книг до края полки, примерно, сантиметров в пять-шесть. Эта полоса, густо сдобренная, как минимум, месячной пылью, напротив одной книги была прервана, как, если бы, книгу выдвинули и, таким образом, стёрли пыль. Сама же книга, которой, не далее, как сегодня, кто-то интересовался, был довольно громоздким фолиантом о курортах Крыма. Интересно, что, толком рассмотреть «пыльный» дефект, можно было только под определённым углом и с того места около окна, которое заняла жена. Вот и наметился один ответ – что понадобилось гостю в кабинете Баранника. Но, кроме ответа, было ещё и предостережение самому себе – нельзя более оставлять в одиночестве, и без присмотра, такого интересного гостя.

--Я считаю, что вы должны меня понять – мне просто… просто нужны деньги.

--Это я и сам понял, - не выпуская инициативу допроса из рук, проговорил Валера, - все и всё делают из-за денег. Только один я, кое-что и иногда делаю, из-за желания развлечься. Давай, подкатывай вплотную к основному ответу – что ты тут делал, и откуда растёт ваше знакомство.

--Это не так просто… подкатить к ответу. Мы с ним, с Баранником, дальние родственники… по матери. Вот. Он и… позвонил мне… как-то. Говорит, мол, много работы, то да сё, скоро, говорит, уеду, возможно, надолго, вот…. И, значит, попросил присмотреть… там… ну, за домом. А я смог выбраться только сейчас… вот. Он за это денег предложил… вот. А деньги, само понимаете, лишними никогда… чтобы очистки толще.

--Чего?

--Это брат моей жены придумал поговорку – чем богаче живёшь, тем толще у тебя картофельные очистки. Поговорка… у него.

--Ладно, я понял – разговора не получится. Если ты считаешь себя хитрее всех – твоё дело. Я задам пару вопросов. Ответишь, и можешь проваливать отсюда. Первый -  что ты взял из этой книги? – Продолжая говорить, я подошёл к книжной полке и мгновенно понял, что собираюсь блефовать, разговаривая о книге. А, вдруг, он в книге ничего не брал? Вдруг, он взял то, что было ЗА книгой? И если сработает это «ЗА», он выкрутится, как скользкая рыбина, и начнёт "толсто" чистить картошку. Глупость, какая-то, с этой картошкой, хотя, идея заложена верная.

    Мне удалось двумя пальцами выудить книгу из плотного строя её соплеменников и, покачивая ею в руке, словно, определяя вес, приблизить её к глазам гостя.
--Не отнимай у нас время.

    Виктор Лукич молчал с таким видом, как будто ожидал от нас подсказки. Или ещё от кого-то.

    Валера, отстранёно наблюдавший за книжными манипуляциями, снова решил встать у руля нашего разговора. Он забрал у меня фолиант и театрально раскрыл её, держа одной рукой за обложку. Печально прошелестев страницами, с аккуратно вырезанными прямоугольниками, книга безвольно повисла в Валериной руке.

--А ларчик, типа, просто открывался. Может, сделать и ему такие дырочки? Аналологичные? Для ускорения беседы?

--Вы ничего не понимаете… ничего.

--И что с того? Могу открыть тебе секрет, хочешь? Он, - Валера, не глядя, показал на меня пальцем, - пообещал тебе, что через два вопроса ты пойдёшь домой? Ни хера подобного! Если мы ничего не понимаем, то будем здесь сидеть, пока не поймём, даже, если на это уйдёт сто вопросов. И, особенно, про книгу.

    Резко поднявшись, Валера бросил книгу на стол, достал свой мобильник и вложил его в тайник, заботливо сделанный внутри книги. Телефон вошёл так, словно именно для него и было сделано это углубление в страницах.

--Спрашивать, что он оттуда достал, больше не надо.


;