Командировка

В Марково я летела спецрейсом. ИЛ-14 был забит под самый потолок стиральным порошком, я с трудом протиснулась к штурманской и упала в  кресло. Штурман перебрался в кабину пилотов, так и вылетели. Зимой на Чукотке темнеет очень рано, в три часа уже сумерки. Поэтому,  когда подлетали  к Марково, полоса светилась всеми цветами радуги, красота…

Мороз стоял такой, что холодный воздух  иголками втыкался в  легкие и  дыхание перехватывало.  Марково славилось зимой сильными морозами, а летом здесь потеплей, чем в Анадыре, и суровая красота лесотундры говорила сама за себя.  Колхоз «Марковский» единственный на Чукотке выращивал капусту в открытом грунте.

Все это хорошо, но сдуру я полетела в сапогах. Мои торбаса были в ремонте, а полететь в валенках - это же было ниже моего достоинства! Вот мое достоинство  мне же и аукнулось! В гостинице был такой колотун, что согреться  было несбыточной мечтой. Я чувствовала, что мои пятки примерзали к кожаным задникам в сапогах. Что же делать? По такому морозу идти в поселок не меньше километра, к ночи мороз еще усилился, можно совсем остаться без ног. Я проклинала все на свете: и эту командировку, и работу, и мороз, и свою дурость. Экипаж по прилету куда-то растворился, я и не заметила, так что куковать до утра в маленькой гостинице придется,  наверное, одной. Диспетчер, приняв наш самолет, тоже удалилась. Вот  ситуация.

В ту зиму выпало очень много снега, снежный покров был такой, что олени гибли сотнями, потому что не могли добраться до ягеля. И пастухи старались перегнать стада на другие пастбища, где поменьше снега. Но ослабевшие олени не все выдерживали эти переходы. Замерзая ночью в гостиничке  аэропорта Марково, я представляла себе этих бедных оленей и пыталась убедить себя в том, что им еще хуже. Глупо, конечно, но что мне оставалось делать и какими словами убеждать себя набраться терпения…

Ночь показалась бесконечной,  о сне не было и речи. Всю ночь я маршировала по комнате, прыгала, размахивала руками, пыталась согреться. Ох, и часто в эту ночь мне приходила на память картинка о фрицах под Москвой… И я ругала, ругала себя последними словами.

Не дождавшись рассвета, в семь утра я двинулась в поселок. После бессонной ночи
уставшая, окончательно замерзшая, я передвигала онемевшими ногами по снегу, который, как на зло,  почему то осыпался, я теряла равновесие,  оступалась, ругалась, и упорно продолжала двигаться к поселку.

Наконец,  я добралась до поселка. На мое счастье на почте уже горел свет, и я попала в тепло.

 В последующие годы каждый раз,  когда предстояла очередная командировка, я вспоминала свои ночные пляски в Марково и тщетные попытки согреться. Наука пошла на пользу.
 
Еще однажды в пятидесятиградусный мороз, мне в одной из командировок пришлось всю ночь носить дрова и топить печку в надежде согреться. Но это был уже другой север и другая история.