Она вновь ушла, хлопнув дверью их съёмной квартиры, бросив на прощание что-то вроде того, что он полностью асоциальный тип. Старая штукатурка обвалилась с потолка и, упав на пол, рассыпалась белой пылью. Дверь, сухо стукнувшись о брус, отъехала назад, ржавые петли издали душераздирающий унылый скрип. Холодный сквозняк ворвался в помещение с лестничной клетки, коснулся босых пальцев Алекса, заставив его слегка поёрзать в глубоком кресле тёпло-оранжевого цвета. Софи уходила уже не впервые, но он никогда не знал, какой же раз будет действительно последним. Что-то заставляло её раз за разом возвращаться к нему, в это «унылое логово», как она любила называть их квартирку. Сейчас он не жалел о том, что она временно ушла, так, наверное, будет лучше для обоих, думал он. Она, наконец-то, навестит своих родителей, переехавших полгода назад в пригород и которых не видела с тех самых пор, ограничиваясь общением по телефону, длительностью не более двух-трёх минут, а он сможет полностью погрузиться в творчество. Тем более, что последние три дня, ставших поводом для их очередного разрыва, его голову буквально разрывали свежие идеи. Удобно устроившись в своём рабочем кресле и разместив на коленях небольшой ноутбук, он без остановки барабанил пальцами по клавиатуре, почти не обращая внимания на её недовольные фразы по поводу протекающего крана и перегоревшей лампочки на кухне, но всё же это несколько отвлекало. Теперь же, оставшись один, он почувствовал даже некоторое облегчение.
С улицы раздался гудок её автомобиля и тут же, в ответ ему сигнал другого автомобиля, более мощный, усиленный компрессором. Наверное, один из этих грузовиков, иногда срезающих путь через их небольшой дворик, преградил ей путь. Но Алекс даже не подошёл к окну, чтобы выглянуть и убедиться, что это действительно так.
Нет, она не была ему безразлична, в какой-то мере он испытывал к ней чувства, но сейчас для него не существовало ничего, кроме мира, выдуманного им самим. Быть может, дописав роман, он наконец-то займётся капающим краном и поменяет лампочку, и сделает ещё кучу мелких домашних дел, которыми, по её мнению, любой мужчина должен заниматься ежедневно. Но только не сейчас. Такое состояние, когда нужные слова сами слетают с пальцев, случается крайне редко и его надо использовать по максимуму, не отвлекаясь на разные мелочи. Он не поднялся даже, чтобы закрыть за ней дверь, хотя сквозняк облизывал своим холодным языком непокрытые одеждой участки тела, Алекс лишь нащупал босыми ступнями на полу домашние тапочки и обул их. Писатель так и остался сидеть в кресле и тарабанить по клавиатуре, пока дневной свет за окном не померк, и не замелькали крупные белые снежинки. Комната погрузилась в полумрак, освещаемая лишь дисплеем и узкой полоской света, проникающей из открытой двери с лестничной площадки.
Потянувшись и отложив ноутбук на широкий подлокотник, он всё-таки нехотя вылез из кресла, вновь вытянул затёкшую спину, задрав обе руки вверх, повертел головой, чтобы размять шею, зевнул и пошёл на кухню заваривать чай. Кран на самом деле с довольно раздражающим звуком ронял тяжёлые капли воды на пирамиду из грязной посуды. Отодвинув с кухонной плиты полупустую кастрюлю с прилипшими к стенкам остатками макарон, он на ощупь нашёл коробок спичек, зажёг с помощью одной из них газ и поставил на конфорку металлический чайник.
Зимний воздух проникал на кухню через отклеившуюся газету, которой были заткнуты щели в оконной раме, от чего Алексу захотелось быстрей вернуться в своё тёплое рабочее кресло.
«Нужно избавиться от этого сквозняка», – подумал он, когда ветром распахнуло форточку в верхней части окна и снежинки вереницей опустились в кастрюлю с макаронами.
«Какой-то ты совершенно к жизни не приспособленный», – он вспомнил её слова. «Что же ты нашла тогда во мне?» – спросил он в ответ, но она лишь отвела взгляд в сторону.
Встав на невысокий расшатанный стул, чтобы дотянуться до форточки, он невольно взглянул вниз на улицу. С высоты последнего, девятого этажа, в свете уличных фонарей, он увидел крошечный, точно игрушечный дворик, занесённый снегом. Окутанные белой, искрящейся крошкой, невысокие деревья казались словно сошедшими со сказочной иллюстрации в красочной книжке из его детства. Аккуратный заборчик, окружающий игровую площадку, теперь превратился в ровную гряду, кристальной змейкой опоясывающую половину двора. Рядом, в маленьком сквере, расположилось несколько длинных деревянных лавочек, сейчас поверх снега возвышались лишь верхушки их окрашенных в зелёный цвет спинок. Сам двор был с трёх сторон окружён кирпичными семиэтажками, такими добротными новостройками с широкими красивыми лоджиями, огромными окнами и высокими потолками, не в пример старой панельной высотке, в которой жил Алекс Райн. Хотя дома и отличались этажностью, но последний этаж дома напротив, находился как раз на уровне его квартиры. Сквозь переливающиеся разноцветными огоньками гирлянд стёкла, он мог увидеть, как мимо мелькают люди, готовясь к празднику. Лишь одно окно оставалось безучастным к всеобщему карнавалу красочных огней, свет в нём не горел. Где-то там, далеко за этими домами, где меж запорошенных сахарным снегом деревьев вьётся тёмной лентой с искрящейся окантовкой лесная дорога, по которой, всего несколько часов назад промчался небольшой автомобильчик, уносящий в себе Софи. Думает ли она сейчас о нём? Она всё ещё злится?
Свист закипевшего чайника отвлёк писателя от раздумий. Он вздрогнул, чуть не упав с шаткой табуретки, и поспешно выключил газ. На кухне стало ещё темнее.
«Надо непременно поменять эту лампочку в самое ближайшее время. Да, завтра пойду за продуктами и куплю заодно лампочек. Включу-ка напоминание…», - с этой мыслью Алекс достал из кармана телефон и выставил в меню соответствующие сигнал, примерно на то время, в которое планировал оказаться в магазине. После чего, осветив настенный кухонный шкаф светом экрана мобильника, достал оттуда несколько парафиновых свечей. «Уже легче», - подумал Алекс и положил их рядом с кухонной плитой, чтобы в следующий раз их было легко найти, после чего всё-таки зажёг одну из них.
Ароматный чай наполнил кухню запахом корицы и мёда, а маленький огонёк от свечи, осветивший тесное помещение, вселял неповторимое ощущение уюта и спокойствия, даже капающий кран не был этому помехой. Капли падали через равномерные промежутки времени, точно тикали часы. Писатель наконец-то почувствовал прелесть одиночества. «Нет, конечно, это не то чувство полного спокойствия и отрешённости, которое испытывают отшельники, живущие вдали от общества, где-нибудь на краю мира, но тоже ничего», – думал Алекс. «Во всём есть как свои плюсы, так и свои минусы. Плюс в моём положении, это, безусловно, комфорт и блага цивилизации, с другой стороны, там, за тонкими панельными стенами живут люди. И даже, если порой их присутствие и неощутимо, всё равно от мысли, что они рядом, избавиться сложно», – размышляя, писатель неспешно потягивал вкусный чай из последней незапачканной кружки.
Алекс любил писать остросюжетные романы, это был уже пятый на его счету и предыдущие четыре имели огромный успех у читательской аудитории. Как искусный кулинар, он по щепотке смешивал в своих произведениях доли драмы, фантастики, мистики, иногда даже чуточку хоррора.
Сейчас в его романе царила Зима, почти такая же, как и на улице, что ещё более способствовало вдохновению; именно «Зима» с большой буквы, Царица, бесконечная, всепоглощающая, жаждущая крови. Он уже принёс ей «в жертву» нескольких несчастных второстепенных персонажей, лишь для усиления её значимости и для нагнетания атмосферы.
Время текло для него медленно, торопиться ему на самом деле было некуда – издатель ждал следующую, вторую часть романа только после новогодних праздников, а значит в запасе у него ещё целый месяц, а такими темпами, как он пишет сейчас, он закончит её максимум через неделю. Основа сюжета романа уже давно была готова, ведь без этого и не стоило начинать его писать, и нужно было лишь дополнить эпизодами промежутки между ключевыми моментами. Впрочем, иногда эти эпизоды могут и сменить общую нить сюжета, это уже даже не зависело от Алекса. Он любил так работать, любил моменты вдохновения, когда немного стёршиеся клавиши ноутбука становятся продолжением его собственных пальцев. Текст ложится строка за строкой, его почти не нужно править, фразы уже итак отполированы до блеска, они красивы без редакторской огранки; сюжетные линии сами собой вплетаются в сложную, живую паутину произведения, кажется, оно живёт само по себе, те события, которые он описывает, происходят независимо от него самого, он лишь хроникёр, искусным языком описывающий происходящее в том, другом мире. Его задача – лишь создать декорации и, расставив в них фигуры персонажей, смотреть со стороны, как они оживают, и начинается представление. Скелет произведения начинает «обрастать мышцами». И писать, писать, писать, фиксировать каждое мельчайшее действие, каждое слово, обрывок мысли, зародившейся в разуме даже самого незначительного из персонажей, каждую деталь образа. Конечно, издатель не всегда примет произведение таким, каким его зафиксировал писатель, приходится кое-что переделать, дописать, на потребу публики, но он всегда сохранял копии файлов в изначальном, нетронутом интересами толпы виде, просто для себя.
Радиоприёмник, подвешенный под самым потолком кухни, вдруг издал громкое прерывистое шипение и вновь замолчал. Писатель чуть не пролил на себя чай от неожиданности. Радио, произведённое несколько десятилетий назад, молчало с тех самых пор, как он въехал в эту квартиру, Алекс даже забыл о его существовании, но сейчас же поставил чашку недопитого чая на стол и снял приёмник с ржавого гвоздя, еле державшегося в стене. Он похлопал по радио ладонью, получив в ответ облако едкой плотной пыли, но вовремя отвернулся в сторону, чтобы не закашляться. Покрутив круглую ручку, он без особого труда поймал волну и услышал низкий голос ведущего:
– … напоминаю вам, дорогие радиослушатели, что я, Элоун Доджер, сегодня с вами на волнах радио Крик-ФМ, в программе Полуночная Бригантина, до часа ночи, и, в продолжение нашего сегодняшнего эфира, неторопливо переходящего в эфир завтрашний, вы услышите несколько замечательных композиций и прямо сейчас, легендарные Pink Floyd «Hey, You»…
Писатель откинулся на спинку стула и достал из кармана смятую пачку Captain Black. Как вовремя он включил радио! Эта композиция была очень кстати, и вполне подходила для одинокого, тягучего зимнего вечера. Он чиркнул спичкой, устроился поудобней, насколько это было возможно, в деревянном стуле с шаткими ножками и, закрыв глаза, втянул крепкий сладковато-вишнёвый дым. Он курил, стряхивая пепел прямо на линолеумный пол, и уголки его губ сложились в едва заметную улыбку. Алекс вдруг вспомнил, чем это обернулось в последний раз, когда Софи застала его в такой позе. Только, кажется, тогда он ещё и ноги на стол закинул. «Асоциальный тип... Наверное ты права», - с долей грусти подумал он, в очередной раз медленно затягиваясь. «Всё. Завтра вымою пол, посуду, поменяю лампочку и починю кран», – писатель докурил, снова залез ногами на стул, чтобы выкинуть окурок в форточку. Колючий ветер с улицы коснулся его лица, пробежал мелкой дрожью от кисти руки до самых ступней. Средний палец резко вытолкнул остаток сигареты, и тот, переворачиваясь в воздухе и разбрасывая мелкие догорающие остатки табака в разные стороны, вращаясь, как фейерверк, полетел вниз, в холодную пустоту. Песня на радио закончилась.
«Ветер усилился», – отметил про себя Алекс, наблюдая за тем, как тот сдувал снежинки с верхушек сугробов, превращая их во вьющиеся потоки пудры. Промёрзшие стволы деревьев угрожающе раскачивались под его напором и тяжестью снега.
– Ах, какой же сегодня чудесный вечер, дамы и господа, погода так и шепчет, а точнее завывает! – вновь раздался голос диктора из динамика, - что ещё более приятно, сегодня пятница и, надеюсь, Вы слушаете наш радиоэфир в тёплой семейной обстановке, сидя у потрескивающего камина, например, и попивая какой-нибудь согревающий напиток. Чтобы вы ощутили себя ещё теплей, скажу, что на улице сейчас минус двадцать и начинается самая настоящая снежная буря. А кому-то вот, сейчас повезло чуточку меньше, как моему коллеге Эду Сандеру, он сейчас находится за рулём автомобиля, где-то в районе Северного Парка и направляется к нам в студию. Специально для тебя, Эд, а также для всех кто по каким-либо причинам сейчас в пути, Фрэнк Синатра – «Jingle Bells».
«Северный Парк… А ведь именно там мы с Софи познакомились, чуть больше трёх лет назад. Чудесное место, особенно зимой. Правда, тогда было жаркое лето. Она ела мороженое, три цветных шарика в хрустящем вафельном стаканчике, и смотрела на Чёртово колесо, не замечая, что парень на соседней лавочке давно отложил в сторону свой блокнот и наблюдает за ней. Я долго думал, что сказать ей, но ничего не шло в голову, пока она не доела своё мороженое и собралась уходить. Как какой-нибудь маньяк, я поплёлся за ней, боясь упустить из виду. Я догнал её возле самых ворот парка и с ходу предложил прогуляться вместе, густо покраснев, кажется, даже немного заикался. Она улыбнулась одной из своих неповторимых улыбок и…»
– Кто-нибудь дома?! – незнакомый женский голос вернул Алекса из тёплых воспоминаний в реальность. «Чёрт, я же до сих пор не закрыл входную дверь!», – подумал он, поднимаясь со стула и поправляя одежду.
– Кто здесь?! – он вышел из кухни в комнату и щёлкнул выключателем. В тусклом свете одинокой лампочки, возле входной двери стояла девушка лет двадцати пяти, с прямыми чёрными волосами, ложащимися на плечи, аккуратными, почти кукольными чертами лица, в свитере карамельного цвета с длинным горлом и рукавами, и в обтягивающих джинсах.
– Я… ваша соседка, – немного робко ответила она, – у Вас дверь была открыта целый день, вот я и решила проверить, всё ли в порядке…
– Всё в порядке, - ответил он. – А я что-то Вас не помню.
– Мы неделю назад переехали, – с некоторым оправданием сказала она, – ещё не успели со всеми соседями познакомиться. Я – Кира, – она протянула ему руку.
– Приятно познакомиться, – ответил он и замолчал.
Кира несколько замешкалась, но не стала спрашивать его имени:
– Заходите как-нибудь на чай, если хотите, я живу напротив, в 99-й…
– Конечно, спасибо за приглашение, – ему хотелось лишь быстрее распрощаться с гостьей.
– Ну, тогда пока! – она помахала на прощание рукой, не вытаскивая её из длинного рукава свитера, и выпорхнула в открытую дверь.
Алекс соврал, где-то в глубине памяти её образ был ему знаком, вот только он не смог вспомнить откуда.
Он повернул ключ в замке и заглянул в глазок. Кира скрылась за лифтом, разделяющим этаж на две площадки, раздался звук отпираемой двери. Она сказала «мы неделю назад переехали», но не сказала кто эти «мы» – она и родители/муж/сестра/подружка и т.п. Хотя даже и не важно, всё равно он не собирался заходить к ней «на чай». Он подумал о том, кого из своих соседей он вообще знал в лицо. Пожилая чета из 95-й квартиры, соседи почти идеальные для него, никаких ссор, криков, громкой музыки и прочих шумовых эффектов, за исключением еле слышного шипения старого телевизора, продолжительностью около часа каждый вечер, наверное, смотрят сериал. Молодая семья из 97-й квартиры, с грудным ребёнком, хорошо, что они живут через пролёт от него и не слышно детского плача за стенкой. Студенты, три или четыре парня, снимали 96-ю, после нескольких скандалов с пенсионерами из 95-й, стали вести себя гораздо тише. 98-я большую часть времени пустовала, он видел её хозяина лишь один раз, в 99-й жила Кира. Многочисленных жителей дома, которые расположились на восьми этажах ниже, он не знал в лицо потому, как предпочитал ездить на лифте. Иногда, конечно, сталкивался с ними у выхода из подъезда, но не обращал абсолютно никакого внимания, не было ни времени, ни желания заводить с ними беседы, не то, что знакомства.
Немного ошарашенный внезапным визитом Киры, он решил принять ванну, чтобы расслабиться. Но, едва включив свет в небольшой каморке ванной комнаты, он услышал хлопок – взорвалась ещё одна лампочка. Алекс мысленно выругался, затем принёс из кухни зажжённую свечу, успевшую выгореть уже наполовину, попутно прибавил громкости на радиоприёмнике, чтобы слышать его из ванной.
Тёплая вода отлично успокоила нервы и избавила от лишних мыслей. Убаюкивающие отблески, отбрасываемые свечой на зеркало и воду в ванной, мягкий звук слегка шипящего радио… Уставшее сознание Алекса плавно погрузилось в мир грёз.
Он оказался в своей же комнате, только все вещи и мебель куда-то исчезли, остались лишь стены, покрытые серой облупленной штукатуркой, словно нарисованные простым карандашом. Медленно, как это обычно бывает во сне, его тело проплыло к окну, ставни открылись. Снаружи всё было завалено снегом. В буквальном смысле ВСЁ. Снег лежал у самого подоконника и дальше, до горизонта простиралось огромное снежное поле. Откуда-то издалека донеслись обрывки грустной мелодии. «Такая знакомая старая мелодия, откуда-то из детства, кажется, обычно её играют в парках, куда родители водят послушных детей по воскресеньям», - подумал во сне Алекс. А ещё она ассоциировалась у него со сладкими розовыми шарами надуваемой жевательной резинки. От его окна, скрываясь за тонкой линией горизонта, вела узкая, протоптанная кем-то в снегу тропинка. Алекс осторожно перешагнул подоконник. Мягкое облако снега хрустнуло у него под ногой. Он двинулся вдоль протоптанной колеи, и вскоре верхушка его дома скрылась из виду. Писатель всё шёл и шёл вперёд по пустынному белому полю, пока тропинка не закончилась лестницей, уходящей вниз метров на десять прямо вглубь снега. Спустившись по ступеням, он обнаружил себя в сферическом зале с прозрачным потолком. Он тоже был здесь когда-то, в детстве они строили из снега подобные крепости, но только в десятки раз меньше. В центре странного строения, на высоком круглом столе с одной ножкой, стояла музыкальная шкатулка оранжевого цвета. Маленькая металлическая ручка вращалась под давлением натянутой пружины, приводящей в действие музыкальный механизм. Та самая мелодия из его детства. Руки уже сами тянулись к шкатулке. Воздух вокруг него заискрился, когда он прикоснулся к её холодной металлической, немного шершавой поверхности. В голове вдруг быстро зашептал чей-то голос, вереницей пронёсся поток неразличимых слов. По пальцам будто пробежал разряд тока, шкатулка вылетела у него из рук и упала на ледяной пол, крышка откололась, мелодия тут же стихла. Кончик полупрозрачного шарфика красной лентой вырвался наружу, он поднял его и прижал к щеке. Шарфик Софи даже во сне хранил аромат её духов…
Алекс не услышал, а скорее почувствовал, как откалывается верхняя кромка от стен. Трещина неторопливо расползалась в длину, постепенно опоясывая ледяную комнату. Он спрятал шарфик в карман и подошёл ближе к стене. Точно разбитое стекло, подтаявший лёд осыпался на пол, открыв взору Алекса то, что скрывалось за ним. Он в ужасе попятился назад, увидев искорёженные в гримасах боли лица, вмёрзшие в стену. Чудовищная мозаика из сотен человеческих тел, погибших в мучениях, невесть откуда взявшаяся здесь, посреди ледяной пустыни. Когда первая волна шокирующего ужаса стихла, он пригляделся к ним. Женщины, мужчины, в странных переплетённых позах застыли в каком-то диком танце, серо-синяя мёртвая кожа, стягивающая их жалкие тела, вся в надрывах, была покрыта кусками инея. По лицу женщины, с полуоткрытым в молчаливой муке ртом, ползла застывшая нить слезы. Небольшое облачко пара вдруг вырвалось из её рта наружу. «Неужели замёрзшие лёгкие всё ещё способны дышать? Внутри неё ещё теплится жизнь? Но это невозможно…», – будто в ответ на его мысли, мёртвые веки поднялись, обнажив помутневший хрусталь глаз. Слеза оттаяла и упала с её лица в снег, следом за ней устремились всё новые и новые струйки тающего льда. Стена из тел подалась вперёд, накренилась, угрожающе нависла над Алексом. Потоки талой воды уже заливали лицо писателя, его одежда вся вмиг промокла, ноги начали погружаться в пол, как во взбитые сливки. Стена склонялась над ним всё ниже, мёртвые тянули к нему свои скрюченные пальцы. «Вода… тёплая?»
Он резко вынырнул из ванной, жадно хватая ртом воздух и беспомощно скользя пальцами рук по кафельной плитке, перевалился через борт.
Позже, он долго сидел в своём кресле, просто уставившись в потолок, осмысливая и вспоминая каждую деталь странного сна. Электронные часы на маленьком прикроватном столике показывали два ночи, он проспал всего лишь чуть больше часа. Метель усиливалась, на подоконник намело снега уже до середины высоты оконной рамы.
– Я всё ещё с вами, уважаемые радиослушатели, – сквозь помехи раздался знакомый голос диктора, – и, наверное, пробуду здесь до тех пор, пока этот холодный ужас за окном не успокоится. Хм-м-м, всем тем, кому интересна судьба моего коллеги Эда Сандера, всем тем, кто звонил и сейчас звонит к нам в студию, хочу сообщить, что ситуация остаётся прежней, в последний раз он выходил на связь, когда находился в районе Северного Парка, сейчас его телефон не отвечает. Но, это не даёт вам повода волноваться на его счёт, он опаздывает всего лишь на один час и в его сторону уже направляется спасательная бригада. По последним сообщениям синоптиков, буря продлится как минимум до утра, поэтому, настоятельно рекомендуется всем оставаться дома, в своих тёплых…
Эфир заполнился шумом помех. «Ну и дела… Не припомню даже, когда в нашем городе в последний раз была такая буря», – писатель поёжился в кресле, представив каково сейчас оказаться в снежной ловушке, в которую по всей видимости попал радиоведущий. Он устало закрыл ноутбук, опустил спинку кресла в вертикальное положение, укрылся пледом и уснул.
Утром его разбудил нервный стук в дверь. Нехотя открыв глаза и скинув тёплый плед, он встал из кресла, прошлёпал босыми ногами через комнату и открыл. Маленький кулачок в «карамельном» свитере повис в воздухе, не успев в очередной раз ударить по двери.
– Он так и не вернулся…, – срываясь на плач, сказала с порога Кира.
– Кто? – не поняв спросонья в чём дело спросил Алекс.
– Мой брат, – ответила она, вытирая мокрые глаза. – Ушёл вчера вечером на вечеринку к друзьям и до сих пор не вернулся.
– Сколько ему лет? – спросил писатель.
– Восемнадцать…
– Ну, это нормально в его возрасте, я думаю, – с улыбкой сказал ей Алекс.
– Да, у него такое и раньше бывало, но в связи с тем, что происходит я очень сильно волнуюсь… и… и телефон там не отвечает, понимаешь? – она вновь сорвалась на плач.
– Ты знаешь адрес, куда он пошёл?
– Он оставил записку, вот, здесь же и телефон, – она протянула ему клочок смятой бумаги.
– А, ну так это ж совсем близко. Мне как раз нужно зайти в супермаркет, кое-что прикупить, – успокаивающим тоном сказал Алекс.
– Ты что, совсем ничего не знаешь??? – её глаза вдруг стали совершенно круглыми, как два чайных блюдца.
– Что ты имеешь в виду?
Она вдруг схватила его за запястье и потянула в подъезд.
– Подожди, дай я хотя бы обуюсь, – он отдёрнул руку, надел старые тапочки, валявшиеся неподалёку от входной двери, и вышел из квартиры. Кира, точно перепуганная школьница, стремительно побежала вниз по лестнице.
– Я думал, мы спустимся на лифте! – крикнул он ей вслед.
– Он не работает! – раздался крик в ответ, и Алекс нехотя принялся спускать вниз.
Пройдя первые пять этажей, он не заметил ничего странного. Всё тот же обшарпанный подъезд, стены, выкрашенные облупившейся синей краской, исписанные маркером, пыльные горшки с увядающими цветами на окнах, из которых льётся дневной свет. На седьмом кто-то открыл форточку, и та громко билась о стену, на пол намело горстку снега.
Кира ждала его между пятым и четвёртым, облокотившись на пыльные перила и сложив руки на груди, будто пытаясь согреться. Коленки её била мелкая дрожь, то ли от холода, то ли от страха.
– Смотри, вон там, – с долей удивления в голосе сказала она, указывая пальцем вниз по лестничному пролёту.
На четвёртом этаже царил полумрак. Молчаливые двери чужих квартир как будто сверлили Алекса своими пристальными взглядами. Свет, проникающий с верхнего этажа, лишь едва касался их старой обшивки, поигрывал мелкими бликами на металлических ручках и стеклянных глазках. Лестничные ступеньки, ведущие на этаж ниже, точно спускались в тёмный глубокий подвал. Стены здесь были покрыты инеем, с потолка свешивались ледяные сталактиты сосулек, снизу веяло колючим холодом, и не было слышно ни звука. Осторожно, держась за перила, чтобы не поскользнуться на ступенях, он спустился ещё на этаж ниже, оставив Киру одну. Эхо его шагов стихло, растворившись в чёрной глотке лестничного пролёта.
Тишину нарушил сигнал мобильника, Алекс вздрогнул и торопливо вынул его из кармана. «Купить лампочки», – высветилось на дисплее, это сработало напоминание. Он не стал прятать его обратно в карман, воспользовавшись блеклым светом его экрана вместо фонарика.
Алекс стоял посреди темноты, едва различая очертания квартирных дверей и стен, думал о том, что он никогда за всё время не был на этом этаже, и людей, живущих за этими дверьми и стенами, не знал. Но ведь это совсем не означает, что их нет? Глаза Алекса постепенно привыкли к мраку. Он подошёл к одной из квартир нажал на дверной звонок. Шершавая от изморози плоская кнопка нехотя поддалась под давлением пальца, и за дверью раздалось еле слышное электрическое жужжание. Но за ним ничего не последовало, ни единого звука, говорящего о том, что в квартире кто-то был. Алекс ещё несколько раз нажал на кнопку, после чего позвонил в соседнюю дверь, затем и во все остальные. Но каждая отвечала ему лишь безучастным молчанием. По его спине пробежал озноб. «Куда делись все эти люди? Не могли же они в один миг все исчезнуть?», – словно в ответ на его мысли, позади него раздался скрип открывающейся двери. Он обернулся.
– Добр..ый де…, – слова застряли у него в горле, как снежный ком. На пороге квартиры, лицом вниз лежал человек, тело его била мелкая дрожь. По всей видимости, сил ему хватило лишь на то, чтобы толкнуть замёрзшую дверь. Вытянув одну руку вперёд себя и сжав с силой кулак, будто держась за поручень в автобусе, он дёргался в судорогах.
Алекс присел на корточки рядом с ним и, схватившись за плечо, перевернул его. В ту же секунду остатки жизни покинули обмороженное тело незнакомого мужчины, дрожь резко прекратилась, опущенные веки вдруг раскрылись, обнажив поблекшие глаза. Точно он что-то увидел в последний миг, где-то за пределами этих мёрзлых стен. Через секунду уже мёртвые зрачки его светились холодным блеском.
Откуда-то из глубины тёмной квартиры послышался едва различимый шорох. Алекс почувствовал, как у него в висках пульсирует кровь. К шороху присоединился неровный скрип половиц, словно что-то двигалось в кромешной тьме, медленно, с трудом, но неумолимым упорством, оно приближалось. Тени на полу пришли в движение…
– Ты ещё там? – сверху раздался обеспокоенный голос Киры, от чего Алекс мигом пришёл в себя. Он с силой захлопнул дверь квартиры, таящей в своих недрах неведомый ужас, не обращая внимания на труп, лежащий на пороге. Раздался хруст переламывающихся костей. Не веря во всё происходящее, Алекс бросился бежать, едва не спотыкаясь на скользких ступенях. Скрипучая дверь за его спиной медленно открылась…
– Что с тобой? Что случилось?! – в растерянности спрашивала Кира, когда он схватил её и потянул за собой вверх по лестнице, да так, что она едва успевала перебирать ногами.
Минутой позже, заперев входную дверь в свою квартиру на ключ, он усадил её в кресло, а сам бросился к телефонному аппарату. Он набирал номер Софи, раз за разом, но ему отвечали лишь длинные гудки. Звонил её родителям, но слышал в ответ тоже самое. «Пожалуйста, пожалуйста, только не это…», – повторял в отчаянии голос в его голове, вытесняя остальные мысли. Он нервно, с грохотом швырнул бесполезную трубку и отошёл к окну. Большие пушистые снежинки плавно кружили хороводы. Белая пелена за стеклом поднялась уже до уровня его шеи. Алекс вытащил задвижку из оконной рамы и распахнул створки, комья рыхлого снега осыпались с подоконника в белую пустоту.
– Телефоны перестали отвечать везде, – нарушил тишину голос Киры. – Куда бы я ни позвонила, родственникам, знакомым, соседям… В больницах, спасательной службе, полиции, нигде не берут трубки. Как будто город опустел в одно мгновение. Или замёрз.
– Его замело снегом…, – тихо произнёс Алекс, вглядываясь в искрящее безупречно белое покрывало, под которым целиком скрылся весь двор вместе с детской площадкой, лавочками, деревьями и фонарями, покрывало, опоясывающее высокие дома, отчего они казались в два раза ниже. Широкие окна дорогих квартир напротив, покрылись инеем и перестали транслировать чужую роскошную жизнь, приготовления к празднику, разноцветные огоньки новогодних гирлянд погасли, и окна теперь напоминали скорее холодные глаза мертвецов. Мёртвые холодные глаза. Алексу вспомнился труп мужчины на третьем этаже, пытавшегося покинуть свою скованную льдом квартиру, в висках снова начал пульсировать страх. Что-то осталось там, во мраке покинутых комнат…
– Интернет тоже не работает, – Кира уже успела открыть его ноутбук и проверить связь. – Алекс Райн значит, да? Приятно познакомиться.
Он вдруг вспомнил, что так и не назвал ей своего имени. Но это было не столь уж важно. Алекс закрыл окно и вернул задвижку на прежнее место.
– О чём сейчас пишешь? – не унималась Кира, хотя Алекс, своим отсутствующим видом давал понять, что не настроен сейчас вести беседу.
– О разном…, – ответил он. – Может быть, чаю?
«Конечно, самое время пить чай», – подумал Алекс.
– Просто налей мне воды, – Кира бесцеремонно углубилась в чтение, даже не спросив у него разрешения. Он вдруг понял, что дописать вторую часть романа в срок установленный издателем не получится. Быть может не получится и вовсе… Вновь вспомнил о Софи. Где она сейчас? Неужели её автомобиль замело снегом и она сейчас абсолютно одна, окружённая холодной темнотой, лишь беспощадный, вечно голодный зимний ветер завывает над ледяной толщей. Сколько времени она сможет продержаться там, оставшись в живых? Когда-то он видел по научно-развлекательному каналу сюжет о том, как мужчина попал в подобную ситуацию и выжил. Кажется, он пробыл в ледяном плену тринадцать дней, но у него был с собой запас еды, воды и тёплая одежда, не идущая ни в какое сравнение с лёгким пальто Софи, да и вообще это был телесюжет, так что многое в нём могли и приукрасить. Ему вдруг захотелось оказаться рядом с ней. Ещё этот странный сон, будто бы намекающий на то, что Софи попала в беду. Щемящее чувство тревоги не покидало его.
– Прошу прощения за столь длительное отсутствие, – радио на кухне вновь заявило о своём существовании, – это снова я, Элоун Доджер, вместе с вами на волнах радио Крик-ФМ. Совсем недавно я проснулся, успел сварить себе чашечку вкуснейшего кофе, а заодно обнаружил, что нахожусь на студии совершенно один. Это и немудрено, со вчерашнего вечера никто из персонала просто не смог добраться до рабочего места, остаётся лишь надеяться, что с ними всё в порядке. За меня не волнуйтесь, мне здесь совсем не одиноко, ведь у меня есть вы, дорогие слушатели… Хотел сказать, что жду ваших звонков, но телефонная связь, по всей видимости, перестала работать не только у меня. Да-а-а, такой снежной бури наш город не видел со времён… хммм… впрочем я думаю, пожалуй, наш городишко никогда такого ещё не видел. А знаете, мне всё это почему-то напомнило одну замечательную песню, сейчас я вам её и поставлю…
«Слоем снега крышу занесло,
Телевизор молчит.
Тело мое внезапно затрясло,
Кто-то в окна стучит.
Остается вспоминать лишь только «Отче наш»,
Так как даже лифт не ходит на мой этаж».
Алекс дотронулся ладонью до промёрзшего оконного стекла, оставив на нём отпечаток. «Может быть, мне суждено умереть в одной из тысяч комнат, постепенно утопающих в безбрежном океане холода, словно капсулах с пустотой. Снег поднимется выше, накроет дом целиком и всё замёрзнет точно так же, как и на нижних этажах. Но нельзя впадать в отчаяние… Остановись, Алекс. Вспомни что-нибудь хорошее. Помнишь лето? Раскалённое пустое шоссе где-то в тихом уголке мира, чёрной полосой раскинувшееся на многие километры вперёд. Додж с откидным верхом, взятый напрокат, несёт нас вдоль равнины, оставляя за собой столбы пыли из-под колёс и маленькие городишки. Одинокая заправочная станция посреди пустыни, терпкий запах бензина в воздухе, слегка подёрнутом мутноватой дымкой. И снова горячий ветер бьёт в лицо, играет в волосах, а где-то за грядой скал вдали, нас ждёт прохладный океан… Небольшой уютный домик у самого берега, гамак, натянутый между двумя пальмами, прилив ласково лижет песок. Долгие часы в тени широких листьев, под мягкий шум волн, только вдвоём. Жаркие ночи без сна, дрожащие отблески свечей на изгибах переплетённых тел…»
– Ты что там, уснул? – раздался голос из комнаты. Алекс нехотя вышел из сладкого забытья. Вот, казалось бы, довольно милая, откуда-то знакомая девушка Кира, но почему-то сейчас ему показалось, что от неё веет холодом. Какая-то она странная, чужая что ли. Ему опять захотелось поскорее от неё избавиться. Не только потому, что прервала его на самом интересном месте воспоминаний. Что-то с ней не так. Он посмотрел в её сторону через приоткрытую дверь. Кира делала вид, что читала его записи в ноутбуке. Именно «делала вид», ведь на самом деле зрачки её глаз не двигались, или это было незаметно с разделяющего их расстояния, профиль её также оставался неподвижен. Думает ли она сейчас о своём пропавшем брате, или это всего лишь выдуманная история, чтобы втереться к нему в доверие?
– Прости, но не могла бы ты… уйти? – сказал он, вернувшись в комнату и протянув ей стакан воды из-под крана.
Кира вопросительно посмотрела на Алекса. «Неужели ты оставишь меня одну? Сейчас? Ведь мы оба с тобой связаны этой метелью», – читалось в её взгляде. Такой знакомый взгляд, откуда он мог взяться в его памяти? Она вспорхнула из кресла, оттолкнув его руку, часть воды пролилась на пол. Скрипучая дверь хлопнула у него за спиной, точно также, как хлопнула за Софи. Он вновь был один.
На этот раз Алекс поторопился закрыть квартиру, но мерзкий сквозняк всё-таки успел прошмыгнуть вдоль комнаты, обдав холодом его лодыжки. «Вот точно также, украдкой, Зима проскользнула в нижние квартиры и навсегда поселилась внутри, разрастаясь, покрывая собой всё вокруг, оставив лишь замёрзшие тени. Нельзя впускать её… Чёрт, но сидеть взаперти – тоже не выход. Пора начинать действовать! Неужели во всём доме остались только я и Кира?»
Алекс второпях открыл узкую дверцу в кладовку, где хранил всякий редко используемый хлам и, после некоторой возни, достал из него увесистый молоток, покрытый толстым слоем пыли. Конечно, он не собирался сейчас забивать им гвозди, но чувство опасности не давало ему покинуть свою квартиру безоружным. Из головы всё не выходило нечто, скрывающееся в темноте нижних этажей, но теперь, увесистый кусок железа на гладкой деревянной ручке немного приглушил чувство страха перед неизвестным. Алексом даже овладела лёгкая эйфория, будто он начинал писать новую главу романа. «А может быть, тоже самое чувствуют солдаты перед боем?», – он вслух усмехнулся этой мысли и, накинув лёгкую куртку, вышел на лестничную площадку.
Всё те же молчаливые двери также едва заметно поблёскивали металлическими ручками и стекляшками глазков. Алекс позвонил в соседнюю квартиру, где жила пожилая чета. Как он и ожидал, ничего не произошло, электрический звон растворился где-то в недрах жилища и снова воцарила тишина. Тогда Алекс крутанул по часовой стрелке холодную дверную ручку и та, издав громкий щелчок, провернулась до упора. «Нет ничего страшнее запертой двери», – вспомнились Алексу слова мастера саспенса Альфреда Хичкока. Сейчас дверь перед Алексом была открыта до упора, но страх в нём лишь усилился при виде разверзнувшихся тёмных недр квартиры. Но он покрепче сжал в руках своё единственное оружие и, собрав всю силу воли, перешагнул порог.
К величайшей радости, ему удалось включить свет, щёлкнув выключателем. Люминесцентные лампы под потолком с треском заработали, напомнив Алексу лампы в больничных коридорах, выложенных керамической плиткой. Стрелки настенных часов с гулом отмеряли время, будто они были единственными в этих покоях, кому оно всё ещё небезразлично. Всё вокруг дышало холодом и смертью. Алекс вошёл в единственную комнату маленькой квартирки. У противоположной стены, на низкой покосившейся тумбочке стоял громоздкий телевизор, казалось, будто тумбочка прогибается под его огромным весом. Макушку телевизора украшала уродливая домашняя антенна, сам телевизор издавал еле слышное шипение, на экране мелькали рябью помехи. Вся мебель в квартире была настолько старой, что наполняла комнату стойким запахом гниющей древесины. Единственное окно настолько плотно покрыто изморозью, что свет с улицы не проникал внутрь.
Хозяева находились здесь же, неподалёку. В точности так Алекс и представлял себе эту картину в тот момент, когда поворачивал дверную ручку. Оба сидели на диване, уставившись в телевизор, застыв навсегда в позах, в которых и проводили все вечера напролёт. Обледенелые руки старика сложены на животе, голова слегка опущена, веки едва открыты, точно он задремал, пальцы старухи застыли в воздухе, будто она плела невидимую пряжу. Вот и спицы для вязания на полу у неё под ногами, и клубок, видимо они выпали у неё из рук, в момент, когда мышцы её сковало льдом.
Алекса охватило отчаяние и ярость, в самых худших своих мыслях он уже всё это видел. Он попятился назад, ледяной пол у него под ногами предательски захрустел. В ту же секунду яркая вспышка из-за телевизора осветила комнату, после чего он погас вместе со всеми остальными источниками света. Стекло задребезжало в оконной раме, словно снаружи промчался поезд, потом кусочек изморози с краю откололся, издав резкий треск. Окно пронзила паутина трещин, превратив его в причудливую витражную мозаику. Что-то пыталось проникнуть внутрь, продираясь сквозь тонкий и хрупкий слой стекла. Алекс с разбегу выбил остатки окна молотком, ударив точно по деревянному перекрестью оконной рамы, едва не поранив руку. С оглушительным звоном и скрипом разрываемой в щепки деревяшки, мелкие стёклышки, переливаясь на фоне белого неба, осыпались вниз. Алекс зажмурился, от ударившего по глазам яркого света. Когда эхо стихло, он с опаской выглянул в разбитое окно, одной рукой держась за край стены, другой всё ещё сжимая молоток. За ощетинившейся осколками перекошенной рамой завывал ветер, подхватывая стайки крупных снежинок и швыряя их о серую кирпичную стену. Но не было ни намёка на чьё-либо присутствие... Ветер словно смеялся над ним.
Алекс покинул мрачную квартиру. За всеми остальными дверьми его ждала всё та же картина – замёрзшие тени людей, когда-то живших в этих стенах. Студенты в 96-й, семья в 97-й, все эти люди застыли навсегда, словно восковые фигуры в чудовищном музее, в тех позах, в которых их застала Зима. Мёртвые, покинутые теплом жизни, остекленевшие глаза, в ледяной оправе промёрзших синих век…
И повсюду он чувствовал чьё-то незримое присутствие, словно стены наблюдали за ним, или то, что кроется за этими стенами. Осталась одна, последняя закрытая дверь. Квартира 99. Металлические цифры, выкрашенные облезлой серебряной краской, кое-где порванная обивка и неизменный стеклянный глазок, беспрестанно следящий за всем, что происходит снаружи. Алекс нажал кнопку звонка… но сигнала за этим не последовало. «Соберись! Ты уже забыл то короткое замыкание в 95-й?!» – с упрёком спросил внутренний голос. – «Электричества нет, по крайней мере, на всём этаже».
В ту же секунду, из приоткрытой двери его квартиры раздалось громкое шуршание радиоприёмника и дрожащий, срывающийся голос диктора, прорывающийся сквозь плотную череду помех:
– Знаете, друзья… Те кто всё ещё меня слышит, хотя я уже и не надеюсь на это… Наверное, это наш последний эфир. Но знайте, я горжусь тем, что был с вами до конца. Чёрт… Не думал что всё закончится вот так, сидя здесь на студии, взаперти. Поймите, я никогда не принимал никаких препаратов и сейчас всё ещё в здравом уме, но я слышу, как они скребут ледяными пальцами по окнам, я слышу их голоса… Они разрывают мою голову. Это просто всё какое-то… я не знаю. Наваждение. Бред сумасшедшего… Не верьте в то, что происходит. Держитесь… – и голос его утонул в шуме.
Ещё одна жертва, Алекс даже не знал его. Лица остальных навсегда отпечатались в памяти. Почему же им было суждено умереть? Какая неведомая сила виновна в их смерти?
– Ах, так ты всё-таки задумался об этом…, – дверь за спиной Алекса открылась, на пороге стояла Кира. Её кожа сине-бледного цвета, как драгоценными кристаллами была усыпана крупицами льда. Черты лица, те самые, которые он так старательно описывал, присыпая его снегом на страницах романа.
– Да, я обманула тебя насчёт своего младшего брата. Но ты ведь тоже соврал о том, что не знаешь меня. О, может быть, ты просто не помнишь, писатель? А ведь у меня мог быть младший брат, если б ты только пожелал. Но ты хотел не этого, нет. Смерть. Вот – единственное твоё настоящее желание. Ты так жаждешь смерти, что даришь её направо и налево. Сколько напрасных убийств, боли, жестокости, крови. Хотя нет, прости, конечно, не напрасных. Ты получил то, что хотел, жертвы были приняты. Она проснулась.
Будто в подтверждение её слов корка льда, покрывающая стены до половины, стала расти прямо на глазах у Алекса. То самое жуткое шуршание, которое он впервые услышал в тёмной комнате на нижних этажах, раздалось теперь из квартиры Киры. Дыхание Алекса участилось, он вновь почувствовал в висках биение сердца. Оно приближалось, теперь уже намного увереннее, чем в прошлый раз, как будто набралось сил. Из тёмных недр показались четыре длинные остроконечные лапы, похожие на прутья, покрытые волосками, за ними в темноте зажглись синим цветом два ряда огоньков паучьих глаз.
– Но я не держу зла на тебя, писатель, – сказала Кира, в тот момент, когда белоснежный сгусток паутины ударил ей в спину, едва не сбив с ног.
– Я всего лишь твой персонаж, такой, каким ты меня создал, в какой-то мере мне даже повезло намного больше, чем тебе, – ледяная сеть паутины оплела её с ног до головы, образовав плотный кокон. – Нужно уничтожить то, что написано…
Алекс бросился бежать.
– И можешь начать убивать меня заново…, – успели прошептать губы Киры, до того, как окончательно исчезнуть за белой пеленой.
Только бы аккумулятор не разрядился. Это была единственная мысль Алекса, в тот момент, когда он ворвался в свою комнату. Стон облегчения сорвался с его губ, когда он увидел блёклое свечение дисплея ноутбука. Простое сочетание клавиш, и кошмар закончится. Снаружи паук с хрустом вонзил свою острую хелицеру в тело жертвы... Алекс выделил файл с последними главами романа и нажал Shift и Delete. Сознание резко покинуло его, как будто кто-то выдернул шнур из розетки.
– Я не хочу больше видеть тебя, Алекс! Ты, ты, ты… асоциальный тип, не видишь ничего вокруг, кроме своей писанины! – выкрикнула Софи, хлопнув дверью. Старая штукатурка обвалилась с потолка и, упав на пол, рассыпалась белой пылью. Алекс выпрыгнул из кресла и бросился босиком за ней, машинально прихватив с собой ноутбук. Цокот каблучков быстро уносился вниз по лестнице.
– Софи! – крикнул он ей вслед. Стук прекратился и Алекс, спустившись на этаж ниже, оказался с ней лицом к лицу.
– Ты что-то хотел мне сказать на прощание?
– Да. Только одну вещь. Ты мне важнее, чем всё, что я написал и когда-либо ещё напишу…, – он с размаху швырнул ноутбук о стену подъезда, так что пластиковые клавиши вылетели и, брякая, посыпались вниз по лестничному пролёту.
Раздражённое выражение лица Софи сменила лёгкая улыбка.
За окнами ветер кружил хороводы снежинок, принаряжая ими ветви деревьев, заметая крыши домов и узкие улочки небольшого города. Где-то за Северным Парком уже началась снежная буря...
12-29 декабря 2011г.