Политика - тоже дама интересная.
Михаил Горбачёв
ГЛАВА 12-А БЕРЕМЕННОСТЬ, КАК ФЛАГ
А Марк не спал. Размышлял:
- Я голову себе сломал, искал, что бы такое придумать мне, комсомольскому секретарю, чтобы это было оригинально и свежо? Мне давно это позарез нужно. Сколько можно жить в этой дыре! Лучшие мои годы я вынужден прозябать в деревне, пудрить мозги людям о светлом будущем, повторяя послушно эту чушь вслед за партийными товарищами.
Когда придёт то светлое будущее к доярке, надорвавшей свои руки и живот бидонами с молоком и здоровенными охапками сена, которые она вынуждена поднимать навильником? Механизировать бы работу на фермах! Да нечем. Но тут я ничем помочь этим бедным женщинам не могу. Есть ответственные за это дело люди, пусть и думают.
Не хочу, чтобы меня называли выскочкой. В нашей среде запросто навешивают ярлыки – только ради того, чтобы кто-то не перебежал им дорогу к вожделенному креслу. Письма пишут в «вышестоящие органы». Их иногда читают на наших совещаниях. Обхохочешься. Но мне нельзя, как «герою», оказаться хоть в одном таком письме. Пятно появится на биографии.
Вышестоящие органы! Или – член партии. О мужиках и бабах. А какая она член, если у неё члена нет? Придумают же такое! А приходится послушно повторять.
Беременность моей жёнушки подсказала мне идею. Кто рожает? Молодые бабы. Мои комсомолки. Но что-то я не припомню ни одного разговора на комсомольском собрании о семье, о браке, о беременных. Говорим о посевах, сборе урожая, о саранче и как с ней бороться; печёмся о картошке, капусте, овсе, силосе…
Это важно, слов нет. Но я даже не знаю, есть ли в районной больнице «женский» врач, родильное отделение. Свою-то жену я отвезу рожать в областную больницу, там уж точно есть родильное отделение. Кстати, Марк, ты обязан досрочно узнать, где самый лучший родильный дом. Твой ребёнок не может появиться на свет абы где.
Так вот, я начну с того, что в ближайшее время созову комсомольское собрание активистов всего района, потребую, чтобы они привезли мне списки всех беременных комсомолок. Замужних, незамужних, не важно. Конечно, тут нужно проявить деликатность, чтобы меня и моих активистов не обвинили в нарушении морали. Странный народ - мои земляки. На свадьбах даже парни глаза опускают и краснеют, когда кто-то желает молодым быстрее нарожать детей. Все знают, как делают детей, но говорить об этом – ни-ни.
В этом Марк был прав.
Русский писатель, философ Александр Иванович Герцен в мемуарах «Былое и думы» (писал в период 1852-68 гг.) удивлялся тому, что люди стесняются говорить о беременности. Он писал:
«Действительно, путаница всех нравственных понятий такова, что беременность считается чем-то неприличным; требуя от человека безусловного уважения к матери, какова бы она ни была, завешивают тайну рождения не из чувства уважения, внутренней скромности – а из приличия. Всё это – идеальное распутство, монашеский разврат, проклятое заклание плоти; всё это – несчастный дуализм, в котором нас тянут, как магдебургские полушария, в две разные стороны. Жан Деруан, несмотря на свой социализм, намекает в «Almanach des femmes» (в сноске - «Альманах для женщин»), что со временем дети будут родиться иначе. Как иначе? – Так, как ангелы родятся. – Ну, оно и ясно.
Честь и слава нашему учителю, старому реалисту Гёте: он осмелился рядом с непорочными девами романтизма поставить беременную женщину и не побоялся своими могучими стихами изваять изменившуюся форму будущей матери, сравнивая её с гибкими членами будущей женщины».
- А я схитрю, - развивал свои планы дальше Марк. - Зачем нужны списки беременных? Чтобы выяснить, где они работают, не поднимают ли тяжести, выполняются ли постановления коммунистической партии и советского правительства об охране здоровья беременных, матери и ребёнка.
Пусть попробует меня кто-нибудь укусить! Шиш с маслом! Приглашу врача, он выступит с докладом, расскажет о положении такого важного для государства дела, как рождение детей – нового поколения советских людей; даст советы молодым семьям. Может, даже выпустим какой-нибудь плакатик с розовощёким младенцем и улыбающейся грудастой мамашей.
Думаю, что в деревнях на такие темы давно никто не говорил, может, и вообще никто никогда не говорил. Партия только должна приветствовать мою инициативу. Небось, и в райкоме, и в обкоме партии есть такие же, как я: не спят, голову ломают, что бы этакое придумать, отличиться, засветиться.
Всем хочется засветиться! Засветишься, глядишь, и оценят твою башковитую голову, «наверх» позовут. А я туда рвусь, мне туда надо. Но только медленно всё идёт, медленно.
Мы, комсомольские и партийные работники, не сеем, не пашем, сталь не варим, одеяла не шьём, сапоги не тачаем. Один только человек, не сапожник, начал вдруг тачать сапоги – Лев Николаевич Толстой. Хотел от своего графского звания убежать, к народу примкнуть.
Но это его дело. А я бы (если бы, конечно, жил в его время) не отказался от графского звания. Каждому своё: графам – графское, крестьянам – крестьянское. И нечего мудрить.
- А если мы не сеем, не пашем, сталь не варим, одеяла не шьём, сапоги не тачаем, то есть не создаём продукт, который можно потрогать руками, положить на прилавок, продать, значит, должны выдавать идеи, - горячился Марк про себя. - Идея – двигатель прогресса. Без новых идей люди и до сих пор сидели бы в пещерах…
Выгоню всех, кто работает в комитете комсомола, из кабинетов, хватит им бумажки писать. Пусть пойдут в народ, изучают семейные нужды молодёжи.
А вот ещё вопрос: есть ли детские сады в деревнях? В деревне, где я вырос, не было ничего подобного. Моя сестра родила, немного посидела дома с ребёнком, не дала ему вдоволь напиться материнского молока. Как мать наша сказала, «поспешила отлучить от груди». Сеструха вышла на работу – она полевод. У нас же кто не работает, тот тунеядец. А ребёночка пришлось передать свекрови. Да, она накормит, и спать уложит.
Но, по-моему, неплохо было бы в каждой деревне иметь хоть маленький детский сад. Послать на учёбу куда-нибудь самую аккуратную и бойкую молодуху, или пригласить откуда-то на работу воспитательницу. Приглашают же учителей. Детей там учили бы петь, танцевать, сказки и стишки бы читали, с азбукой знакомили… Будущее поколение и в деревнях должно быть более грамотным, чем их родители. И рабочие руки освободились бы, их же катастрофически не хватает.
Или такую идейку можно подкинуть: строить для молодожёнов дома в деревнях. Идея не моя. Председатель Василий Фадеевич кинул её в массы. Ему хоть и трудно, но всё же потихоньку строит. А я хочу теперь кинуть эту идею дальше – в нашем районе несколько колхозов, пусть подхватывают.
Молодёжь, едва оперившись, ноги в руки - и бегом из деревни. Вот мы и будем их задерживать обещаниями: поженитесь, останетесь на земле предков – получите дом. Незачем вам в городе мыкаться по общежитиям. Знаю, что колхозам не до строительства таких домов, других проблем по горло. Но можно попытаться.
Надо разведать, может, где-то здесь недалеко есть каменоломни, откуда можно брать камень для домов. Создать строительные бригады…В наших сёлах полно талантливых людей – они и печь сложат, и дом построят, и колодец выроют…Если их мозги повернуть к добрым делам, трудодней больше записывать, может, пить меньше будут.
Эх, дали бы мне развернуться! У меня полно интересных идей. Только дали бы развернуться! Неужели никто из вышестоящих не заметит такого идейного парня, как я? У меня котелок варит лучше, чем у десятерых. Заметят, куда они денутся! Я верю в свою звезду. Но медленно всё идёт, медленно. А выше головы прыгнуть не могу. Пока не могу!
- А ты понимаешь, Марк, что предложенная тобой повестка дня на комсомольском собрании – об охране здоровья беременных, о детских садах - в райкоме партии… бери выше – в обкоме партии, могут посчитать за дурь? – спросил он сам себя. – Уверен, смеяться будут. Да ещё могут обвинить в самовольстве, в некомсомольской теме.
Ну да, об отёле коров, о свиноматках говорим много. А как же! Это же мясо, молоко, сало, шкуры - продукты, важные для страны. А о том, что беременные женщины дают для страны тоже «продукт» - детей, почему-то говорят только на всяких врачебных собраниях. А я считаю, что это дело большей государственной важности, чем забота о беременных свиньях и коровах.
Комсомол и коммунистическая партия не могут оставаться в стороне от заботы о будущих поколениях советских людей. Я скажу об этом всякому, кто меня заденет. Надо покопаться в книгах отца, кажется, у него есть что-то из сочинений Ленина. Когда я буду свои рассуждения и идеи подкреплять цитатами из статей вождя пролетариата – товарища Ленина, всякий заткнётся.
- Могут и погрозить из области, и посмеяться, и пальцем покрутить у виска, - ответил себе Марк. - Скажут, что у советской власти есть более важные задачи в сельских районах: повышать урожайность зерновых, увеличивать поголовье скота, выполнять на сто, и ещё хотя бы на один процент сверх, соцобязательства по сдаче сельхозпродукции в закрома Родины.
Ух, эти ненасытные закрома Родины! Как их заполнять, если один комбайн на несколько колхозов, да и тот больше в ремонте, чем работает? А трактора, ещё по дороге в поле ломаются. Хотел бы я знать, кто их на заводах собирает? Неучи! – тут он остановил себя: - да не хочу я знать ничего о тракторных заводах! Мне они до лампочки!
Надоело врать, что скоро догоним и перегоним Америку, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Враньё! Нам до коммунизма так же далеко, как до луны.
Хочу смотаться отсюда. И как можно быстрее.
- Но я не отступлюсь от своей идеи! – Марку хотелось стукнуть рукой по кровати, чтобы подтвердить свою решимость, но он боялся разбудить Ясю. Она спала, свернувшись калачиком, и лёгкая улыбка была на её губах, как у всем довольного человека.
- Не на того напали! – прошептал Марк своим будущим оппонентам. – Я подам свою идею ещё и под таким соусом: надо увеличивать рождаемость, чтобы восполнить чудовищные потери населения во время Великой Отечественной войны. Нет, таких слов, как «чудовищные потери» у нас не любят. Придумаю другие.
Говорят, инициатива наказуема. Она тогда наказуема, когда её только заявляют, но не доводят до ума. А я доведу! И ещё посмотрим, кто кого. Пусть даже будет скандал, мне и он на руку. Я должен сделать что-то такое, чтобы обо мне, как о комсомольском секретаре, узнали наверху. Под лежачий камень вода не течёт, как любит повторять мой дед.
Не дрейфь, Марк, смелых уважают. Это несговорчивых могут задвинуть в угол. А я не дурак, поддакиваю, соглашаюсь, но и свою линию старательно гну. Иначе…
А иначе, Марк Столяров, не видать тебе удачи, как своих ушей.
Да, я уже теперь знаю, что коммунисты и комсомольцы бывают разные. Больше тех, кто сросся со своим столом, чином, любит, чтобы ему не перечили, работает и говорит строго по уставу, мнение своё, если и имеет, то тщательно скрывает. У них хорошая зарплата, они вкусно едят, их жёны и дочки ходят в фильдеперсовых чулках…
Но слишком «правильные» коммунисты и комсомольцы плохо спят, так как постоянно боятся, что их выгонят или передвинут в менее престижное место. От них ждут идей, новых инициатив. А их мозг жиром зарос – какие уж тут идеи! Вот они и ждут идей от таких, как я, стоящих ниже их по должности. Потом могут чужую идею выдать за свою. Получить за неё орден, премию, звание.
Правда, им и дальше надо оправдывать доверие партии, выдавать новые идеи. Сами не способны, потому и забирают поближе к своему кабинету того, кто может «рожать» идеи. Не напрасно говорят, что у каждого маломальского руководителя есть своя команда. И мне нужно попасть в такую команду. Землю буду рыть, хоть копытом, хоть рылом, но попаду! А я способный, могу хоть каждый день что-нибудь придумывать.
Хозяина себе я должен найти, чтоб ценил меня, продвигал…Жлоб мне не поможет продвинуться. Такой гребёт под себя, одеялом не поделится. Мне нужен хозяин с широкой натурой, который и сам живёт, и другим жить даёт.
Есть и другие коммунисты и комсомольцы: режут правду- матку в глаза хоть второму, хоть первому секретарям, председателям колхозов и исполкомов сельских советов. Но «выскочек» не любят, за них вызывают на ковёр в вышестоящие инстанции, бывает, что и «головы летят»…
Да, впрочем, от словоизвержения проку мало. Это то же самое, когда мужик, чтоб баба не «залетела», сперму сливает ей на живот, или на простыню. Ей то ничего, она своё получила, если кончила, а у него – серединка на половинку; в самый пик азарта он выхватывает свой перец из неё…Сердце останавливается. И никакого удовольствия, когда всё время начеку, как солдат на посту.
Другое дело, когда сношение идёт, как положено: кончаешь в неё, никуда не торопишься, чувствуешь, как она дрожит от восторга любовного, и он у тебя ещё подрагивает, медленно затихает, родимый…
Как говорится, меньше слов, а больше – дела.
Я, Марк Столяров, поведу себя по-другому. Мне надо так всё рассчитать, чтобы никто не мог придраться к моей затее, чтобы не было ничего, противоречащего социалистическим принципам. В уставах комсомола и партии нет параграфа, в котором сказано, что запрещено рожать детей. И мы будем их рожать!
Это были его первые дипломатические пробы.
Позже в его записной книжке, которую он назовёт «Мой ковчег», появится изречение:
«Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли». Слова эти приписывают французскому дипломату Шарлю Морису Талейрану. Его считали мастером тонкой дипломатической интриги.
Наконец, Марк уснул. На его губах играла лёгкая улыбка, как у человека, довольного собой.
Через несколько дней возле ворот их дома остановилась полуторка. Молодые мужики открыли борт и осторожно спустили большой ящик. Марк, выпрыгнув из кабины машины, помогал им.
Яся вышла на крыльцо, поздоровалась.
- Ты посмотри, мечта моя, что я привёз, - с восторгом и смехом, закричал Марк.
- Там хрюкает или мычит? – пошутила Яся.
- Не хрюкает и не мычит, но всё же какие-то звуки должен издавать, - с тем же воодушевлением кричал Марк и шёл впереди, чтобы показать, куда в доме поставить ящик.
Ящик занесли в кухню.
- Спасибо, ребята, - сказал Марк, - можете ехать. Остальное беру на себя. Хочу, этот сюрприз жене сам преподнести.
Марк принёс клещи и топор, быстро разбил ящик. И показался новенький холодильник «ЗИЛ» - несбыточная на ту пору мечта всех деревенских (и многих городских) женщин. Кроме, конечно, тех, у кого мужья ходили в больших начальниках.
Ни в каких уставах не было это записано, но так уж повелось при советской власти: секретари, председатели, директора и иже с ними, должны были иметь лучшие, чем их подданные, дома, одежду. А также первыми получать все другие блага цивилизации: автомобили, квартиры с тёплыми сортирами, холодильники, стиральные машины, пылесосы…
Кто-то умудрился много чего привезти после войны из Германии, считая это заслуженным для себя трофеем. Кому-то из начальников в мирное время из-за границы доставляли то, что не производилось в СССР, или производилось такого качества, что на эту продукцию нельзя было смотреть без слёз.
Словом, кто смел, тот и съел.
Марк относился к тем, кто смел. Он не расскажет Ясе, как и у кого «выцарапал» холодильник. Главное, «выцарапал», остальное – пустые разговоры.
- Мечта моя, это тебе! – прижав легонько Ясю к себе, сказал муж. – Тебе теперь опасно ходить по ступенькам в погреб. Моя жена должна быть здоровой и родить здорового ребёнка! Ради этого я переверну весь мир. Ты в это веришь?
- Верю! – Яся сделала непривычный для себя жест – погладила мужа по щеке. – Какой же ты молодец! У меня есть холодильник! Просто чудо. Наконец-то, можно будет дольше хранить молоко, сметану.
Бытовые холодильники появились впервые в Чикаго, в Америке, ещё в 1913 году. А у нас теперь московский. – Яся погладила беленький холодильник рукой, как нечто живое. – Привет тебе, прогресс промышленности! Надеюсь, что тебе у нас понравится.
- Ты сама, как прогресс, только человеческого общества, - засмеялся Марк. – С холодильником разговариваешь! Если кто услышит, засмеёт. Но я не позволю никому насмехаться над моей женой.
- Спасибо, - Яся слегка поклонилась мужу. _ Теперь я понимаю истинный смысл слова «замужем» - за мужем, за его спиной. Но мы заговорились. Соловья баснями не кормят. Боюсь, что ты сейчас снова убежишь на работу, и я не успею похвастаться.
Мария Сергеевна научила меня готовить котлеты. Сейчас буду тебя кормить. Не бойся. Я уже давно съела одну котлету, и, как видишь, жива, - рассмеялась Яся, показав свои прелестные зубки.
- Ты знаешь, что ещё в древности у многих правителей: фараонов, императоров, царей, появилась жестокая мода – держать при себе людей, которые первыми пробовали кушанья, предназначенные для них. Боялись ядов. Кто-то использовал для этого разных животных, собак, например.
- Я понимаю, что ты шутишь, но не порть мне аппетит. Слышу, пахнет вкусно, - Марк уже плескался у рукомойника. – И хоть я спешу, но не могу не попробовать твоих котлет. Да и проголодался. Только ты рядом со мной садись. Будем есть вместе. Мы редко сидим вдвоём за столом.
Мой отец, каким бы голодным ни был, никогда не начинал есть, пока мать не сядет рядом. Так повелось в нашей семье. Давай такой же порядок установим и в нашей семье. Ты, жёнушка, не серчай на меня. Я работаю, как проклятый, ради нашего будущего.
Вдруг Марк перестал жевать.
– А теперь и не только нашего с тобой будущего. А и того, кто в тебе. Дай потрогать твой животик. – Приложил руку к животу Яси. – Тихо! Интересно, чем он там занимается?
- Растёт, - ответила Яся. – Мы с ним разговариваем.
- Разговариваете? – Марк не донёс до рта вилку с куском котлеты. – Шутишь?
- Не шучу, - засмеялась Яся.
- И на какие же темы вы беседуете?
- На самые разные. Я рассказываю, как восходит солнце, и как оно выглядит. Как поют петухи. Читаю ему.
- Что читаешь? – удивился Марк. – У нас пока нет книжек со сказками. Обещаю тебе, что я их найду в ближайшее время.
- Не нужны нам пока сказки, - возразила Яся. – Читаю что-то из художественной литературы или из своих университетских учебников. Раньше я читала про себя, а теперь – вслух. Мне кажется, что он слушает и что-то говорит, только мы пока не слышим его голоса.
Возле дома загудела машина.
- Это за мной, - Марк быстро встал из-за стола. – Какая же ты у меня фантазёрка! Но мне нравится то, что ты сказала. Я теперь тоже буду с ним разговаривать. Ты – о солнце, а я - о тракторах.
- А если будет у нас девочка? – засмеялась Яся.
- Да, надо подумать. А то потом будет говорить: какой у меня плохой отец, о тракторах рассказывал, как пацану.
- Мне кажется, - с большой уверенностью сказала романтическая Яся, - что он рад слушать обо всём, только, чтобы голос был ласковым.
- Я постараюсь говорить самым ласковым голосом. А сейчас самым ласковым голосом я говорю тебе: «Спасибо». Котлеты очень вкусные. Мне даже показалось, что они вкуснее, чем мать готовит. Только мы ей об этом не скажем.
И уже на ходу сказал, лукаво на неё посмотрев:
- Но ты вкуснее. Жаль, что меня дела зовут. Но, мечта моя, верь, все мои дела – ради нашего замечательного будущего.
У Марка всё получится. Девять месяцев беременности Яси станут его флагом. Он держал этот флаг в руках так крепко, как все, кто считает себя революционером (в любом деле, и не обязательно при этом «брать» Зимний дворец), и кому хочется больше, чем они имеют.
Уже одно то, что Марк сразу же всем рассказал, что станет отцом, было новым в том кругу, где он вращался. Обычно подобное скрывали, считая такие разговоры нескромными и даже – не по профилю. Лукавство!
Марк ломал стереотипы. Он стал чаще появляться с женой там, где это не было принято по негласным законам его служебной среды. На людях он был – сама нежность: поддерживал Ясю под руку, помогал сесть на стул, приносил что-нибудь вкусненькое, всячески подчеркивая, что у беременной женщины есть прихоти, с которыми надо считаться.
И чем больше становился живот у жены, тем выше поднимал голову Марк.
Такое поведение мужчины было непривычным для деревни. Но, как ни странно, оно нравилось. И вскоре стали поднимать гордо головы и другие, кто таил своё будущее отцовство до тех пор, пока тайное не становилось явным.
А то комсомольское собрание он провёл. Протокол отослал в райком партии и в областной комитет комсомола. Там тема произвела эффект разорвавшейся бомбы. Однако замалчивать выводы комсомольцев никто не посмел, так как выяснилось, что будущие матери чуть ли не до родов работают: кто в поле, кто на току, кто на ферме. Активисты записали их жалобы и пожелания. Много шума вызвало предложение о детских яслях-садах.
Словом, Марк добился того, чего хотел: несколько месяцев о Столярове говорили: и ругали, и у виска пальцем крутили, и хвалили, и в пример ставили, и выскочкой называли.
Правильно утверждали ещё в древности: главное – оказаться в нужный час в нужном месте: где ждёт удача.
Для Марка настала пора ожидания. «Взяли бы меня в обком комсомола, - мечтал он, - я бы им ещё и не такие темы придумал». Правда, никто не знал, что он не собирался хватать, как говорят, звёзд с неба. Идеи его не были рассчитаны на долгий срок. Иначе он не смог бы выбраться из деревни и до седых волос.
Не сразу, но всё же в деревнях стали появляться детские ясли и сады. И при встречах народ ему кланялся с почтением, называя по имени-отчеству. А главного врача районной больницы пригласили в министерство здравоохранения республики, внимательно выслушали и пообещали помочь всем необходимым и кадрами для открытия родильного дома.
Увы, никакие суперсовременные аппараты не помогут избавиться от непрофессионализма и лености медицинских работников всех рангов. Конечно, не все грешат подобным, но о-ч-е-н-нь многие.
Вот такие семена сеял Марк Столяров. Но до Москвы ещё было так же далеко, как и до Космоса.
Зато он определился с выбором профессии: решил стать дипломатом. Но дорога эта была такой же дальней.
Однако Марк не терял надежды, знал, что на дипломатов учатся не только те, кто живёт в больших городах, и откуда ближе до любого высшего учебного заведения, чем от деревни, но и из сельских районов разных республик, входящих в СССР. Коммунистическая партия следила, чтобы соблюдалась квота (доля) поступающих в вузы: такой-то процент жителей городов, такой-то процент – из сельских районов, из «малых» народов.
Много было выдвиженцев от комсомола и местных комитетов партии. Наделён ли будущий студент каким-то природным даром, как он учился в школе – значения не имело. Умел «зажигать» народ, был хорошим организатором всевозможных массовых мероприятий, допустим, «субботников» и «воскресников», прилично играл в волейбол или футбол, умел нравиться начальству, охотно подписывал призывы «заклеймить» таких-то – эти данные личности были пропуском для направления в вуз. Пропусками могли быть: рекомендация «лично знаком», кумовство. И, конечно, счастливый случай.
Надо отдать должное Марку: он старался не делать ничего такого, что могло запятнать его биографию. А заодно – и биографию его семьи. Честь своего рода он оберегал всеми силами. И заранее анализировал, как могут обернуться для него и семьи его поступки. Он не мог допустить, чтобы кто-то тыкал пальцем в сторону родительского дома и говорил: «Нехорошего сынка вырастили».
Он навсегда запомнил совет деда: « Живи так, чтобы спал спокойно».
Можно сказать, что Марк был подлым лишь по отношению к женщинам, с которыми его сталкивала судьба и объединяла постель. Но здесь он был спокоен, как каменный божок, и спал крепко, так как проповедовал такое своё убеждение: «Они сами этого хотели».