Её двоюродные мужья гл. 11

Василиса Фед
       Великие мировые религии призывают нас
       любить ближнего своего, как самого себя,
       и вот тут заколдованный круг нашей жизни
       замыкается. Современный человек ничего
       не понимает в этих заповедях. Он понятия
       не имеет, что значит любить. Большинство
       людей при всём желании не могут любить
       ближнего, потому что не любят самих себя.
                Эверетт Шостром
 
               
                ГЛАВА 11. ОТ ТЕБЯ ПАХНЕТ СПЕРМОЙ


   Прошло чуть больше месяца. Ранним утром Марк и Яся пили чай. Молчали. Вдруг она сказала:
   - Что за странный запах? От тебя спермой пахнет.
   - Да мы только что с тобой… это самое, - засмеялся Марк. – Ещё бы не пахло спермой!  Я влил в тебя  её, наверно, литр с верхом. До сих пор голова кружится. Хочется ещё повалить тебя, жёнушка, да труба к исполнению долга зовёт. Буду с нетерпением ждать ночи.
   Марк наспех, едва прикоснувшись к её щеке, поцеловал Ясю, и ушёл. Не оглянувшись.
   Оглядываются лишь те, кто боится потерять.
   Позже он научится это делать, но лишь с дипломатической мотивацией.
   Проводив мужа, Яся снова села за стол.
    - Влил целый литр спермы! И что? Не первый раз. Она, конечно, пахнет. Но сейчас меня от этого запаха мутит, у горла комок стоит, как будто отравилась. И что за странный привкус у меня во рту? Да, вот до чего я устала.

   Почувствовать себя донельзя усталой было от чего. Марк приготовил ей сюрприз.
    Через несколько дней после свадьбы, лёжа на кровати и довольно потягиваясь, муж сказал:
   - Здесь жить мы не будем. Нам надо быстрее собрать манатки и  переехать.
   - Переехать? – удивилась Яся. Приподнявшись на локте, она посмотрела на Марка. Первые свои брачные ночи они провели в так называемой «времянке» - небольшом благоустроенном домике, в котором жил дед, а потом освободил его для подросшего внука.

 – Нас выселяют отсюда? А я думала, что мы поживём здесь до тех пор, пока не построим свой дом. Чем мы прогневили твоих родителей?
   - Чем мы могли их прогневить? Я у них в любимчиках, - засмеялся Марк. Обнял Ясю, притянул к себе. – Не стал тебе говорить до свадьбы, мечта моя (хохотнул про себя: «Мечта моя! Я так и буду её называть. Это ближе всего к моим планам»).
     Пока ты была дома, произошли крутые изменения, меня назначили  первым секретарём районной комсомольской организации. А где должен жить первый секретарь? В районном центре. Вот туда мы и должны переехать. Срочно. На сборы мне дали две недели. У них там полный завал в работе. Мне доверили навести порядок. Гордись своим мужем!
   - Я горжусь, - ответила Яся и тоже засмеялась.

   « Какой же у неё красивый рот! – подумал Марк. – Красивый и только мой».
  - Как ты, мечта моя, относишься к этой новости? Ругать меня будешь?
   - Конечно, ты мог бы мне сказать сразу же, как только узнал о назначении. Какие секреты могут быть от невесты? Прощаю тебя, не сказал и не сказал, твоё право. А переехать мы можем хоть сегодня. У меня всего два чемодана да несколько коробок книг. И у тебя, наверное, тоже вещей немного. Поедем прямо сейчас! А?
   - Вот это жена! Как декабристка! Правильно рассуждаешь, мечта моя, куда иголка – туда и нитка. – Успеем переехать, а пока…
    Марк неожиданно сбросил с себя простыню:
    -  Посмотри, жёнушка, как он просится к тебе.

      Спасло Ясю то, что она лежала. Если бы стояла, может, упала бы в обморок. Между ногами мужа торчало… Она не знала, как Это назвать. Среди её подруг не было замужних, в литературных романах о таком не писали. Послевоенные студентки были чрезвычайно целомудренными. Пожалуй, только те, кто учился в медицинском институте, мог, не краснея, сказать «мужской половой член».
    Яся видела его первый раз: толстый, длинный, с синеватыми вздувшимися жилами… «А почему на нём нет кожи? Розовый, беспомощный… Я как-то натёрла новыми туфлями огромные волдыри на пятках. Когда они лопнули, кожица ссохлась, под ней было вот такое же розовое…
    Интересно, а ему… ему и Марку больно? Мне-то было очень больно ночью. Я думала, что этот его…наждаком покрыт. А он ничем не покрыт. Странно всё это. И новое для меня. Но я вышла замуж, что тоже новое. Наверное, впереди всякое ещё меня ждёт.  Жаль, что меня напутствовать некому.
    Признаюсь себе честно: не жалею, что вышла замуж. Это же так интересно! Я хочу быть счастливой! Только пока не знаю, что это такое в замужестве».

   Значительно позже, когда разрешат издавать книги Владимира Набокова (газета «Московский комсомолец» назовёт этого русского писателя « вождём сексуальной революции в мировой литературе), Яся сможет сравнить своё впечатление от члена мужа.
    В романе В.Набокова «Ада, или Радости страсти» есть любовная сцена: Ада (13 лет) рвётся посмотреть на то у Вана (15 лет), что скрывает ткань. И вот: «Он сбросил самодельную юбочку, и голос Ады мгновенно осел. – О, Господи, - пролепетала она, как лепечут, беседуя, малые дети. – С него же вся кожица слезла, до самого мяса. Больно? Очень? – Притронься, скорей, скорей, - взмолился Ван. – Рельефная карта, реки Африки, - произнесла расцветающая резонёрка. Её указательный палец прошёлся по голубому Нилу до самых джунглей и возвратился назад…».
    Пожалуй, та торчащая часть мужа, скорее, удивила, чем смутила. Ей захотелось потрогать член пальцем, чтобы проверить, действительно, ли он твёрдый? Тогда она не знала о существовании  трёх пещеристых тел в  мужском члене. В этих пещеристых телах есть много кровеносных сосудов – вен. При возбуждении «пещерки» заполняются кровью, да так сильно, что член и без всякого стержня стоит.

    Про себя Яся подумала: «Как же всё рационально устраивает природа! Стоит, а потом падает. Представляю, как было бы смешно смотреть, если бы он не становился мягким и не падал. Мужчины всё время ходили бы с оттопыренными брюками. И всё-таки природа могла бы придумать ему какой-нибудь чехольчик».
    Молодая жена засмеялась своим мыслям. Застыдилась, стала натягивать простыню на Марка. Муж расценил её смех по-своему:
   - Вижу, что он тебе нравится. По секрету тебе скажу, наивная моя жёнушка, что о таком…- пытался найти  более-менее приличное, с его точки зрения, слово (если бы читал роман В.Набокова «Лолита», то сказал бы о своём члене - «жезл моей жизни»), - о таком перце, как мой, мечтают многие женщины.
    Не все парни могут похвастаться такой силой. Как ты раскраснелась, мечта моя (ах, как он смаковал эти, только ему понятные, слова «мечта моя»! Смаковал тайный смысл слов, как смаковал и женщин). Не надо меня закрывать. И сама раскройся. Да ты в рубашке! Прочь, прочь всё лишнее! – он мгновенно, опытной рукой раздел жену. – Между мужем и женой нет ничего постыдного. Сейчас тебе это в новинку, но скоро привыкнешь.

    Иди же ко мне поближе, не съёживайся. Всегда мечтал о целочке. А ты целочка. – Хохотнул. – Была целочкой. – Тут он неожиданно отодвинулся от Яси, приподнялся, осмотрел постель. – Это  пятна твоей крови. Какая же мне честь! Мы с тобой сохраним эту простыню. А, может, отрежем кусок, вставим в рамочку и повесим на стенку в нашей спальне. Будет самой шедеврянской картиной в мире. О, я слово новое придумал. Поправь меня, ты же знаток русского языка…
   Яся ответить не успела. Марк уже доборматывал последние слова, так как устремился к ней со всем своим темпераментом.
   Это были первые просветительные лекции её мужа.

   Тогда нежились в постели они недолго. Под окнами гомонили гости, всю ночь праздновавшие, пожалуй, самую экзотическую в деревне свадьбу.
    Молодожёны не стали ждать двух недель, в течение которых они должны были переехать в районный центр. Сначала Марк свозил жену к месту их новой дислокации, как он выразился. Яся увидела добротный  чистенький дом, приусадебный участок. Даже сторож уже там был – голосистая маленькая лохматая бело-чёрная собачка.
   Марк открыл дверь, пропустил жену вперёд:
   - Осматривайся. Тебе здесь хозяйничать.
     Рука его тут же легла на бёдра Яси. Она бродила по её телу. Но почему-то ничего не вызывала у молодой женщины, только кожа  покрылась пупырышками, словно, ей стало холодно.

   В доме было три комнаты. Все пустые. Только в самой большой стояла широкая железная кровать, покрытая кружевным покрывалом. На её спинках висели розовые кружевные занавесочки с рюшками. Блестели начищенные бронзовые маковки.
   - Какая красивая кровать! - с искренним восхищением сказала романтическая Яся, и всплеснула руками. – Где ты её взял?
  - Рад, жёнушка, что тебе наше ложе, как говорили в старину, понравилось. – Марк подошёл к кровати и надавил на неё рукой. – А как будет мягко! Здесь же панцирная сетка. Жаль, что окна открыты, а то мы бы сейчас и попробовали: жестко на ней или мягко. – Он игриво посмотрел на жену.
   Яся, покраснев, опустила глаза, и поторопилась выйти из спальни. Она ещё не привыкла к своей роли законной жены, которую, как считают мужчины, можно уложить под себя или на себя в любой тот момент, когда им этого захочется. Не спрашивая её желания.

     Они ошибаются! Предлагать себя без желания женщины – в этом существует симптом насилия. Где насилие, там есть лишь половой акт. И значит, нет полной сладости от обладания женщиной.
    Попробую сравнить эту ситуацию с жаждой. Мужчине хочется пить, а рядом лишь роса на траве. А пить хочется так, что он начинает слизывать влагу с травы. Напьётся ли он? Почувствует ли, что прошла сухость во рту, что он сможет шевелить языком?
    В какой-то мере, да. Но это будет лишь иллюзия утоления жажды. Такая же, как при половом акте, когда мужчина хочет этого, а женщина – нет. На «нет» у неё всегда есть право! У «да» и «нет» не бывает крепкого союза. Только у «да» и «да».
   Тот, кто уступает желаниям жены (мужа), отца и матери, соседей, коллег, детей, тот, в конце концов, выигрывает в жизни.
   Древний мудрец советовал: хочешь быть первым – будь всем слугою.
    Жизнь – это своеобразный скульптор. Каждый человек в начале своего пути – словно бесформенная масса гипса. Лишь постепенно из неё появляются очертания личности, способной считаться с желаниями и мнениями других сородичей (в широком смысле слова).
     Из Марка получится интересная личность. Однако к женщинам он всегда будет относиться так же, как и в юности: потребительски, не признавая иного отношения.

   - Эта кровать, как говорит мой дед, родонаследованная, - продолжал весело рассказывать супруг. -  В нашей семье она давно. А не спали на ней отец и мать потому, что считали её роскошной для нашего дома.
    Когда я объявил, что собираюсь на тебе жениться, дед сказал: « Вот для них эта кровать и подойдёт. Молодое племя не стесняется роскоши. И правильно делает. Для нас, партизан, в лесу, большой роскошью было найти на земле сухое место, чтобы лечь и не промокнуть до костей».
   Достали мы её из чулана, вымыли. Дед собственноручно начистил шашечки на спинках кровати, смеялся: « Вот теперь твоя жена может смотреть в них, как в зеркало». Дед у меня с юмором. Мама выделила для нас две перины, у неё их много, сама мастерит; покрывало, сшила занавески.
   Надо ещё для завершения завязать банты на спинках кровати, так мать просила. Да я не стал, женское это дело – банты вязать.
   - Я поблагодарю твоих родителей и дедушку, - сказала Яся. - Так приятно, когда о тебе кто-то заботится.

   - Это ещё не всё, - рассказывал Марк. – Чего нам только не надарили. Есть у нас и стол, и стулья, посуда разная. Чего не будет хватать, купим. А, может, я плотника найду, и он соорудит нам всё, что захочешь. Я намерен, мечта моя, сделать твою жизнь здесь комфортной, чтобы тебе не на что было жаловаться. Моя жена должна иметь всё! – он закончил свою речь с пафосом.
   - Спасибо. – Ясе надо было бы подойти к мужу и поцеловать его, или обнять – молодожёны всё же. Да и забота его была ей приятна, она уже забыла время, чтобы о ней кто-то так заботился. А доброту она очень ценила.
    Но нет, она ещё не знала, что жена должна обладать дипломатическими приёмами: ради семейного благополучия строить отношения с мужем тонко и искусно, может, даже с хитринкой; обязательно поощрять мужа, хотелось ей этого в тот миг или нет. Все жёны, как и Яся, понимают это не сразу. А кто-то – никогда. Яся этому научится.

  - А когда мы переедем? – спросила Яся. -  Мне здесь нравится. Окна такие большие, что весь дом светится.
  - Хоть завтра, мечта моя, - ответил Марк. – Василий Фадеевич обещал самую большую машину, которая есть в колхозе. И мужиков пришлёт, чтобы помогли погрузить и разгрузить вещи.
  - Я согласна, переедем завтра.
  - Понимаю, мечта моя, тебе хочется быстрее почувствовать себя хозяйкой. Ценю, ценю…
   Они переезжали не только с вещами.
 
    Когда машина уже готова была тронуться от дома родителей Марка, показалась «линейка» председателя колхоза.
   Василий Фадеевич молодцевато спрыгнул с подножки, поздоровался за руку с мужчинами, поклонился матери Марка. Расправив рукой усы, подошёл к Ясе, трижды расцеловал её в щёки:
  - От себя, и от моей Незабудки поцеловал вас, Яся Викторовна. Желаем вашему молодому семейству жить в мире и согласии. А от колхоза примите подарки.

   Василий Фадеевич один за другим достал два ящика. В одном хрюкало.
   - Дарим вам петуха и двух кур. И поросёнка. Для заведения хозяйства. А приумножать будете сами.
    Было произнесено много обязательных слов с обеих сторон, которые говорят в таких случаях. Наконец, дед Марка сказал:
   - А теперь, по старинному обычаю, присядем на дорожку.
   Все, кто где, сели. Помолчали.
   - С Богом! – напутствовал молодожёнов дед. – Не забывайте нас. – А ты, внук, - дед погрозил Марку пальцем, - не забывай, что я тебе говорил перед свадьбой. Береги жену. Приеду, проверю, какой из тебя муж получается.- А от тебя, внучка, - сказал он Ясе,- жду писем. Люблю получать письма.
   
   Стремительный переезд в районный центр, новые люди, хлопоты по хозяйству притупили у Яси многие чувства. Марк практически не бывал дома. Помог ей разложить привезённые вещи, и окунулся в свою работу. На его попечении, как первого секретаря райкома комсомола, было около десяти деревень.
   Он сразу же решил во всех побывать, познакомиться с комсомольцами, с молодёжью комсомольского возраста и пионерами. Надо сразу признать, что он был дотошным человеком: расспрашивал о делах, проблемах, настраивал на новые изменения  («Коммунистическая партия призывает нас, молодых, к активной жизненной позиции», - говорил он на собраниях). Знакомился с председателями колхозов и сельских советов, внимательно их выслушивал, всё записывал.

   Да, он умел работать. Это был факел, фонтан, фейерверк! В его голове постоянно возникали идеи, но не бредовые, а такие, которые могли заинтересовать комсомольцев. И прежде всего в своих планах он записал, как самое важное: молодёжь должна учиться. Очно, заочно, любым путём.
    Пожалуй, Марк был первым в районе, кто начал, образно говоря, пролагать образовательную тропу между городом и деревней. Не сразу, но ещё при нём, в районном центре были открыты филиалы педагогического и сельскохозяйственного институтов, что в те годы было большой новинкой для сельского населения.
   Он возвращался домой поздно, порой – через сутки, запылённый, прокуренный (сам не курил), уставший, но с горящими глазами. Ясе  говорил:
   - Прав был Карл Маркс, куда не приеду, везде виден идиотизм деревенской жизни. Дороги отвратительные, пока доберусь куда-нибудь, все внутренности растрясутся, потом живот болит, есть не могу.
    А если бы ты видела фермы! Коровы стоят в холодных сараях, окна в помещениях или фанерой закрыты, или совсем открыты, кормов не хватает. Механизации никакой; бедные бабы и доят, и кормят, и навоз убирают лопатами. На их руки больно смотреть. Мужиков в колхозах мало, почти все пьют по-чёрному.

   - И что же, ничего нельзя сделать? – удивленно спрашивала Яся. – В твоей деревне нет таких страстей, о которых ты рассказываешь.
   - Нет, мечта моя, потому что там председателем колхоза Василий Фадеевич. Настоящий хозяин! Но таких немного. Больше тех, кто думает: «А зачем мне высовываться? У меня так же, как и у других».
   А себя Марк утешал так: «Терпи казак – атаман будешь. Если хочешь добиться того, о чём мечтаешь, терпи. И работай! Будь лучше всех! Тебя должны заметить. Только так ты сможешь двинуться дальше. Ты должен показать себя в деле так, чтобы тебя рекомендовали в кандидаты члена партии. Через эту ступень не перепрыгнешь. Так что вперёд! И с песней!».

   О таких  его утешительных мыслях не знала даже Яся. Впрочем, именно ей-то и не положено было знать о его сокровенных мечтах, в которых было и для неё место.
   Но как бы ни был измотан дорогой и разговорами, Марк всегда был настроен на любовь. Если у него не было сил вечером, он будил Ясю вставшим членом ночью или утром.
   Он научился говорить с ней ласково:
    - Не сердись, мечта моя, что бужу тебя. Вставлю свой перец в тебя, чувствую: сразу откуда-то силы берутся, боевой настрой появляется. Горы могу свернуть. Мне так хорошо с тобой, что я не могу даже один день отказаться от этого удовольствия.
    Представляешь, мечта моя,  сижу на собрании, вокруг речи говорят, а я думаю: «Хорошо бы сейчас полежать с жёнушкой». Знали бы мои комсомольцы о таких мыслях своего вожака, засмеяли бы. Хотя я уверен, что здоровые мужики, у которых стоит, постоянно думают о женщинах. На то мы и мужики – главная сила во Вселенной!».
 
   Чем занималась Яся, когда Марка не было дома?
   В основном, разными хозяйственными делами, надо ведь было кормить  птиц, поросёнка. В огороде она ничего не понимала, не могла отличить всходы картофеля от редиски. Как-то они наспех что-то побросали в землю. У Марка на большее не было времени, а у Яси – желания. Она долго с удивлением и умилением могла смотреть на появляющиеся из земли  нежные зелёные росточки, но ей нравилось лишь созерцать.

   Яся не относилась к женщинам - домохозяйкам. Да, она что-то готовила, стирала, вытирала в доме пыль, но без всякого энтузиазма. Есть женщины, которые каждый день наводят в своём жилище порядок, переставляют мебель, что-то вешают на стенах, и радуются: «Как я всё хорошо устроила! Мужу будет приятно». К пыли на полу, подоконниках, шкафах они относятся, как к врагу, посмевшему посягнуть на её дом. И борются, как с врагом, ломая ногти на руках, отрывая время от сна.
   Яся была совершенно другой. Мебель в их новом доме стояла там, куда её поставили, когда привезли. Окна она закрыла занавесками, но лишь из-за крайней необходимости, без всяких складочек и оборочек. Готовить она не умела и не хотела учиться.

    Вскоре она почувствовала нарастающую тоску.
   - Я не хочу жить в деревне, - говорила Яся себе. – Всё здесь не моё. Мне совсем не хочется заниматься огородом, пропалывать, поливать. Воду надо носить в вёдрах, водопровода в доме нет. И, мне кажется, что здесь даже не предполагают, что в дом можно провести воду. Наверное, привыкли так жить. Хорошо ещё, что колодец недалеко.
   Но я боюсь в него наклоняться, когда надо вытащить ведро. И не наклоняюсь, поэтому и хожу, как выражается  Мария Сергеевна, с мокрым подолом. А как мы моемся? Смех! В корыте.
     Марк ходит в колхозную баню, а я стесняюсь туда ходить. Не понимаю, как можно голой разгуливать рядом с такими же голыми женщинами. Им хоть бы хны, а я стесняюсь. Вот и хожу к колодцу чаще, чем другие – чтобы нормально вымыться в корыте, надо много воды.
    Конечно, можно ко всему привыкнуть, но сейчас нет войны, люди должны больше думать о своих удобствах. Придётся стать революционеркой в одном отдельно взятом колхозе. Я нарисовала душ. Покажу Марку.
   Пусть найдёт кого-нибудь, кто может соорудить душ. В доме есть для этого помещение. И чтобы по трубе горячая вода шла в душ. Ещё толком не знаю, как заставить воду, нагретую на печке, поступать в душ. Но правильно говорят, что не боги горшки обжигают.

    - Душ – жизненно необходимая вещь, - размышляла Яся, -  а зачем нам в огороде сажать картошку, помидоры, капусту? Можно было бы посадить цветы, и достаточно. Не могу сказать об этом Марку. Не знаю, как он отреагирует. Мне кажется, что ему важно быть, как все, чтоб огород, как у всех, куры-гуси, жена в фартуке… А, может, это и не так, но сказать ему, что мне здесь скучно, что хочу домой, не могу.
    Мы с ним  почти не разговариваем, его же дома нет даже в выходные дни. А когда мы вместе, у него одно на уме: как бы на меня лечь. Потом сразу же засыпает. Мне тут и поговорить не с кем, пока ещё мало с кем знакома. А учёба?
    Скоропалительное моё замужество смутило даже декана. Узнав, что я переезжаю в деревню к мужу, он долго смотрел на меня молча, потом очень вежливо сказал:  «Поздравляю. Но запомните, сударыня, что вы не должны бросать институт. Я, можно сказать, сделал на вас ставку, предполагал, что выращу из вас историка, хоть наш факультет не исторический.
     Если вы себя уважаете, а каждый человек должен себя уважать, то будете продолжать учёбу, как бы не изменилась в дальнейшем ваша жизнь. Запомните хорошенько мои слова. Нужна будет моя помощь – напишите или приезжайте».

     Конечно, наш декан прав. Кажется, Марк не против, чтобы я не бросала институт. Интересно, а что это я всё: Марк да Марк? Он занят своими делами, а я должна заниматься своими. Он-то за меня учиться не будет. У нас всё так быстро закрутилось-завертелось, что я даже об институте забыла.  Надо будет сделать разведку в местную школу, там я могу найти для себя какое-нибудь дело, чтобы не киснуть. До-о-м-м-о-о–й  хочу!
    Яся напевала грустные деревенские песни:

    Ой, цветёт калина в поле у ручья!
    Парня молодого полюбила я.
    Парня полюбила я на свою беду,
    Не могу открыться,
    Слов я не найду...
      Она вспоминала, что в городе с подружками не пела о ромашках, калине и лютиках, и тоска ещё сильнее давила на сердце.
    - Мало того, что на душе у меня тоска, как будто я что-то потеряла, - чуть ли не плакала Яся, бродя по дому, - так ещё этот странный привкус во рту. Вчера я его почувствовала. Думала, что съела что-то, и  он исчезнет, как и появился. Но нет! Надо его чем-то заесть.
   Спустилась в погреб. Он служил им и хранилищем овощей, которые они привезли с собой, и холодильником. Увидела на полочке банку с кусками  селёдки (дед сам солил), почувствовала, как во рту появился комок слюны, задрожала от жгучего желания: схватить и есть, есть.
   Она так и сделала. Прямо рукой выхватила кусок селёдки и съела её так торопливо, что чуть косточкой не подавилась. Потом ещё кусок и ещё!
    Остановила себя, иначе бы съела всю селёдку. Вышла из погреба. Пока ела, никакого привкуса не чувствовала.  Но вскоре он опять появился: вроде и не противный, но навязчивый, невыносимый, ни с чем не сравнимый.
    С тех пор, как во рту появился этот странный привкус, Яся не могла ни о чём думать, как только о том, как бы от него избавиться, чем бы его заесть. Перепробовала всё, что было в доме. Не помогало.
 
   - Надо заняться каким-нибудь делом, отвлечься, - подумала Яся.
   Пошла  в огород, решила выдернуть траву, но только ту, в которой была уверена, что это трава. Марк уже смеялся как-то: «Да, жёнушка, плохая из тебя получается огородница. Ты же вырвала всю петрушку. Ничего, ничего, не расстраивайся. Не будет своей, я тебе из какого-нибудь колхоза целый воз её привезу».
   Только Яся нагнулась, послышался голос соседки, она тоже что-то делала в огороде:
   - Здравствуй, Ася. Можно я буду тебя так называть?
   - Называйте, Мария  Сергеевна.
   - Что-то ты невесёлая. Аль случилось чего? И бледная.
   - Нездоровится мне. Наверное, что-то с желудком, сейчас  банку солёной селёдки съела.
   - На солёненькое, значит, тебя потянуло, -  рассмеялась соседка. – Понятное дело.
   - Что вам понятно, Мария Сергеевна? И что значит «потянуло»?
   - Известное дело: ты замужем, вот и тянет тебя на соленое.
   - Всех замужних тянет на солёное? – удивилась Яся. – Шутите? Первый раз о таком слышу.
   - Глупая ты ещё, вот и не знаешь. Понесла ты, наверное.
   - Что понесла? Ничего я не несу. Вот травы нарву и тогда понесу её во двор, пусть куры поклюют.
    Соседку окликнула почтальон. Мария Сергеевна с улыбкой посмотрела на Ясю, покачала головой, ушла, повторяя: «Глупая ты ещё, глупая…».