Громыхает гражданская война,
От темна до темна.
Много в поле тропинок,
Только правда - одна.
- Ну, чего встал? Иди! – в спину Ильину уперлось острие штыка.
- Куда идти, воин? – Ильин обернулся и посмотрел на своего конвоира. «Воину» на вид было лет семнадцать. И точно, мальчишеская шея сиротливо торчала из великоватой гимнастерки, погоны смешно топорщились, придавая пареньку вид одновременно самоуверенный и неловкий. «Бывший гимназист, видать», подумалось Ильину. – И, юноша, запомните, что к старшим принято обращаться на «Вы».
- Что?! Ты, большевик, будешь мне указывать? – возмутился паренек.
- А что с того, что большевик? Люди и среди большевиков бывают, - усмехнулся Ильин.
«Волнуется, поди. Наверно, это его первый расстрел».
К ним подошли еще двое солдат. Первый, постарше, окликнул конвоира: «Колокольчиков, приказано вести его до яру». Второй, одногодок Колокольчикова, добавил: «А потом на обед пойдем». Старший посмотрел на небо, снял фуражку, утер вспотевший лоб, взглянул на арестанта, сказал: «Быстрее бы все кончить», и направился к месту. Так же молча пошли и конвоиры, и приговоренный.
Ильин шагал намеренно спокойно, и это не встречало возражений со стороны Колокольчикова и его напарника. Не вязалась обстановка с предстоящим делом. Солнце приближалось к зениту, в воздухе разливалась летняя нега, слегка парило. Травка под ногами, налитая силой, зеленела задорно, ей жизнерадостно улыбались полевые цветочки. От недалекой реки тянуло прохладный ветерок. Не хотелось помирать, не хотелось.
Взобрались на вершину небольшого холмика. Внизу был уже яр, туда уходила тропинка.
- Ребята, дайте закурить, перед смертью-то, - произнес Ильин.
Старшой внимательно посмотрел ему в глаза. – Кури, - ответил. – Колокольчиков, дай товарищу папиросу.
Тот достал кисет.
- А руки не развяжете? – спросил Ильин.
- Так кури, не хватало еще, чтобы ты убёг.
- Да куда мне, вас же целых трое, на меня одного, грешного, - улыбнулся Ильин.
- А то и верно, господин унтер-офицер, дадим в последний раз, по-человечески, вздохнуть, - предложил Колокольчиков.
- Ладно, развяжите его, только давайте побыстрее уже, возимся тут, - проворчал старшой.
Ильина освободили от веревки, Колокольчиков поднес зажженную спичку. Арестант прикурил, выпустил дым и вдруг, развернувшись, врезал ногой в живот унтер-офицеру. Тот согнулся и покатился вниз, вздымая желтую пыль. Крутнувшись на месте, Ильин мощно ударил второго конвоира кулаком в лицо, тот, даже не успев снять винтовку с плеча, рухнул на землю, схватился на окровавленный нос. Бормоча ругательства, Колокольчиков схватил ружье, и, дергая затвор, направил его на Ильина.
- Стой! Стой на месте!! – срываясь на хрип, закричал он.
Ильин сделал выпад в его сторону, бахнул выстрел. Пуля прошла над головой приговоренного. Схватив винтовку за ствол, Ильин потянул ее к себе. Безмолвная борьба продолжалась недолго, Ильин вырвал оружие и направил штык в грудь Колокольчикову. Тот сжался, в глазах плескался страх.
- Вы…вы…вы.. не надо… - прохрипел он, шаря по штыку ладонями.
- Ладно, живи, твоя смерть не решит ничего, - сказал Ильин и опустил винтовку.
Жахнул гром, в лицо Колокольчикову полетела кровь, Ильин рухнул как подкошенный, под его головой растекалась грязно-бурая лужа. Рядом стоял унтер-офицер и держал в руке револьвер.
- Что встали, - посмотрел он на своих, - пошли в расположение.
Отряхиваясь и оправляя гимнастерки, троица направилась обедать. Когда приблизились к околице, Колокольчиков обернулся и подумал «Мог убить и не убил, я ведь ему помешал спастись. Почему так?».