“Where were you?”
D. Gilmour
Весна-осень, лето-зима.
Лето-Осень – этот переход в жизни людей почти как весенняя пора у природы: почки постепенно набухают, какие-то уже распустились; травка начинает пробивать отмерзающую твердь, а где-то, под толщей талой зимы, она немного помятая и уставшая, но осталась зеленой. Большая часть населения возвращается в прежние каменистые русла своих жизненных рек, до сих пор так и не поняв, откуда она берет истоки, более того, куда в итоге впадет.
С моего же лица, уже который день, не сходит гримаса томливого ожидания, точнее будет сказать – легкая атрофия лицевых мышц. Тяжесть возможного и, скорее всего, уже неминуемого прекращения внеочередных романтических отношений не дает нормально поднять веки и уголки губ. Остается только идти по дороге закатного солнца, потягивая водный раствор лимонной кислоты и сахара, кою производители кличут березовым соком. Погодка по-осеннему контрастна: солнца лучи прогревают косточки, тенистые же ветерки пробуждают мурашек под кожей.
Устал. Устал искать. Устал искать свободную скамейку.
Мамаши, старички, студентики и бездомные! Расступись! Разойдись! Разложись!
Присев в укромном уголке, лицезрел, как солнечный апельсин плавно закатывается за дома, а там и до горизонта недалеко. Замечательное звуковое сопровождение от близлежащих фонтанов. Детский лепет и соседские сплетни остались где-то вдалеке, за кулисами. Здесь только я, в лучах сафитов и непрекращающихся аваций. Только я, солнце и фонтаны.
Я. Солнце. Фонтаны.
Вдруг послышался странный шаркающий звук. На миг показалось, что летнее утро вернулось и дворник начал мести тротуары пробуждающегося города. (Лето прошло, а сквозняк в поясницу все такой же пронзительный.) Этот звук производили перемотанные армированным скотчем суперстары, медленно прогуливающегося по аллейке, мужчины. Годами за тридцать, он был типичным городским пижоном: стильно, не броско, сдержанные тона, приятный материал, отличный крой. Плащец, кашемировый шарфик и зеркальные очки, в роли импровизированного ободка. Проседь в висках и щетине. Чуть ссутулившись, он брел по парку с бутылочкой светлого пива и периодически жмурился при попадании в стеклянные рефлексы солнца.
Неспешно передвигаясь, он таки добрался до моего лежбища и, без особых раздумий, присел рядом. Везет мне на таких персонажей, будь то сетевая маркетологша из Хоргоса с сестринскими проблемами, ветеран 3-ей Чеченской войны со своими песенками или пожилая пара и их неуправляемый, баурсачного вида, внучок.
Чем же порадуете меня, Эраст Петрович!?
После очередного глотка пива прозвучали пара-тройка пространных, констатирующих факт, ремарок о погоде и нестабильном климате.
Серьезно? Вот такая банальщина? Прочь с моей скамейки!
Он закурил. В его аккуратных пианистических пальцах белоснежная сигарета смотрелась по-женски элегантно. Еще глоток, еще затяжка. Он обратил свой взор на меня и совершенно неожиданно рассмеялся. Его гулкий грудной смех эхом разлетелся по окрестности и ударил по окнам соседних домов. Словно сотни маленьких силачей в полосатых комбинезонах, с усами Дали, разбежались по кустам, крышам и начали вторить своему создателю. За этим неоднозначным смехом последовало короткое (на несколько тонов выше) «Ааааа». Это не удивленное «а», не испуганное «а» и даже не облегченное-с долгой дороги без остановок и биотуалетов-писуарное «аааа». Это было то «а», что мы слышим и издаем в последние мгновения уморительного, не побоюсь этого слова, гомерического хохота, утирая слезы от очередного похабного анекдота.
Незнакомец выдохнул и поставил бутылку на брус скамейки, рядом с собой/мной. Несколько секунд молчания и…
«Постоянства не хватает. Крайне! Порой, создается впечатление, что последние константы, помимо формул, остались в именах…которые врываются в твою квартиру без стука, без предупреждения, снося все на своем пути и, забирая твои любимые, теплые, мягкие тапочки. Вот только их так и не научили закрывать за собой дверь. Этот отвратительный сквозняк пробирает до самого костного мозга. Начало берет мерзким, голодным холодком в желудке, он идет выше, будто ты надышался азотной кислоты. А потом все резко прекращается…вообще, все. Остается лишь пустая комната и «чей-то» пустой стул. Так и ходишь с этим вакуумом, пока документы на перепланировку вязнут в бюрократическом болоте райЦОНа. Благо, у клеток памяти есть свой срок годности. Со временем решетки проржавеют и выпустят воспоминания блуждать по бескрайним просторам вселенной. У тебя же останется лишь странное чувство, что за этими обоями в квартире должны быть другие, но тебе просто лень проверять (да и новые очень хорошо легли, на отличном клеЮ, без зазорчиков, стык в стык). Лишь холодными, одинокими вечерами, сидя в ротанговом кресле с бокалом Кьянти, ты будешь смотреть на пока еще чистенькую стену и пытатьтся вспомнить, какими же они были, эти старые обои.»
Он сделал глоток пива. Глянул на мои руки и как-то язвительно, с легким налетом сарказма, ухмыльнулся.
«Хотя «некоторым» бывает тяжелее. У них в головах сейф, в который они все бережно складывают на хранение, архивируют. Эти мнемо-Плюшкины копят там всякие мелочи, пытаясь запомнить все крохотные детали, будто они когда-нибудь смогут воссоздать ту же картину, собрать, до боли знакомый, паззл. Что самое интересное, сейф весьма вместителен, почти как сельская библиотека, и эти бедолаги носятся в ней из угла в угол, то веселятся, то грустят. Когда же наступает конец, то двери закрываются, а шестизначный шифр так безобразно прост, что хозяин очень быстро его забывает. Так и стоит на крылечке банка, где круглый год – день закрытых дверей, перелистывая в голове папки и предаваясь унынию. Продолжаться такое будет пока кто-то, знающий код, не придет и не откроет сейф, и не начнет переписывать/вписывать туда новые воспоминания. Жизнь снова закипит…на долго ли? Свист чайника заглушает монологи сознания. Но история повторится, в немного измененном или даже извращенном виде – события цикличны, так работает космос.
Что же остается делать? А?
Правильно! (я даже намека на попытку сказать что-либо не подал)
СУБ-ЛИ-МА-ЦИ-Я! (он потряс тремя соеденными пальцами правой руки, будто держал в руке мел. На секунды представился мне в образе стереотипного, в твидовой тройке, профессора перед доской в полусонной аудитории.) И я не говорю про прорезиненный портрет Джими Хендрикса на тинейджерской майке, с плавно появляющимися разводами вокруг афро, в особо жаркие дни.
Нет! Я говорю про GPSнавигатор душевных стенаний, который выводит сбившихся с пути, выбитых из колии, пусть не на ту же трассу, но на дорогу приближенную к цели. Он не ломает, а направляет. Это диалог с собой. Это медитация. Это поиск. It’s a weapon of choice. Сублимация – то самое прибежище для всех этих рефлексирующих бестолковых недотеп. Последний шанс обратить минусы в плюсы! Разве нет?»
Он резко повернулся ко мне в поиске хоть капельки согласия. Я остался нем и лишь безразлично поджал губы. Он облегченно выдохнул, видимо, сожалея об утерянном таланте сетевика. Сделал глоток пива и откинулся на спинку скамейки. На следующие несколько минут паралич настиг его, а взгляд устремился куда-то в глубь фонтанов.
Каждый из нас периодически пребывает в таком состоянии, чаще всего утром. Просыпаешься, садишься на кровать, голова еще тяжела и ощущается присутствие сна, но глаза уже открыты. В черепной коробке шум вчерашнего дня окончательно утрамбовывается, освобождая место для грядущих впечатлений. Именно в такие моменты, из необъяснимой пучины нейронов, всплывают какие-то дурацкие песни или цитаты, которые преследуют вас весь день. Взгляд же, расфокусированный, но далеко не пустой – большое число мыслительных процессов проходят, скрытые за шторками зрачка. Их так много, что человек просто не знает на каком остановиться, так и сидит в прострации. В ней и очутился, на мгновение, мой сосед по скамейке. Он одобрительно покачал головой, как бы соглашаясь с невидимым собеседником. (Обидно. Думал, я хорошо справлялся с этой ролью.)
“Хотя…(неожиданно начал/продолжил сосед)…хотя не факт.
Слова же абсолютно ничего не значат…
как, в принципе, и дела.
Жаль. Мир чертовой конфабуляции и каузальной атрибуции!”
С этими странными словами он по-отечески отвесил моей коленке несколько хлопков, с последним из которых, оперся на нее и тяжело встал. Легонько потянулся и отчалил в западном направлении, фальшиво насвистывая Пинк Флойдовский coming back to life. Рядом со мной осталась его недопитая бутылка пива, я взял и хотел было вернуть ее, но след незнакомца уже давно простыл и слег с температурой, а в руке у меня был лишь березовый сок.