Теперь писать буду не в хронологическом порядке по годам, а что вспомнится и что захочется. А хочется принципиально присоединить и вторую ветвь со стороны мамы.
Матвеев Константин Иванович из старинной старообрядческой семьи. Его отец Иван Матвеев (мой прадед) – священник, был расстрелян в 30-х годах. После запрета тайно продолжал службы. Закономерно – два моих прадеда, Павел Савельев (со стороны отца) и Иван Матвеев (со стороны матери), оба погибли в одно и то же время в 30-х.
Но было и два других прадеда. Посмотрим, что случилось с ними. Хотя сведений крайне мало.
Дед со стороны отца, Зарубин Григорий Ефимович, прибыл в Архангельск на плоту (при сплаве леса) в 18 лет, где-то в 28-м году, из дальней деревни у Котласа.
А Ефим Зарубин, его отец и мой прадед, по семейной легенде пил горько. В середине 30-х на колхозной лошади зимой в метель остановился где-то - видать, затем же. Утром лошади не обнаружил, ушла. Пошел в сарай и повесился. На следующий день лошадь нашлась. Что полагалось за потерю колхозной лошади?
Значит также в середине 30-х.
Моя бабушка со стороны матери – Чернова Людмила Куприяновна. Прибыла в Ярославль на Рабфак в начале 30-х .
А Куприян Чернов – в 20-х был жив, так как у бабы Людмилы родился брат, который в 18 лет в 41 году пошел на фронт и тут же погиб. Однако в 40-х Куприяна точно уж не было в живых – моя мама ездила в деревню к бабушке под Ярославль и своего дедушки уже не видела. Так что опять 30-е.
Все четыре прадеда умерли в 30-е. Всем им было не больше 50-ти.
Зато все мои дедушки и бабушки дожили до 80 лет! Сталинские соколы! Да не сидели!
Константин Иванович Матвеев – самый настоящий сталинский сокол (хотя его отца, как священника, расстреляли). И квартиру в 50-е сталинскую получил на Соколе, у посёлка художников в Москве. Что это? Доказательство колоссальной приспособляемости любого живого существа?
Константин Иванович – ученый с мировым именем, в конце 40-х возглавлял институт бактериологического оружия (как бы ни назывался). То есть, был под началом лично Берии.
Дедушка Костя и деда Гриша. Нельзя рассказывать о них просто автобиографически: делали то-то, видели то-то. Вот, дедушка Гриша убийство Кирова видел. Хочется оправдаться перед Солженицыным. Что не сидели. Значит, молчали.
Читаю труд по микробиологии дедушки Кости (60-ых годов). И приходит в голову мысль: ему интересен сам процесс, как растут, размножаются клетки. Отрицательного результата нет. Не смогли понять. Это ещё интереснее. Один умер, поев курицы, другой нет, у обоих колония болезнетворных клеток выделяется. Похоже, токсин у живого был блокирован. Но чем? Похоже, ионом фосфора.
Саранча в голодные годы поедает сама себя, чтобы сохранить часть колонии. Это просто биология. Скажут: это известно, сильный поедает слабого.
Нельзя! А где вера?
У дедушки Кости (по его словам) всегда стоял чемоданчик под кроватью на случай… Он мог попасть, но умение приспособиться – тоже свойство той самой клетки, которую он изучал.
Что это, цинизм? Как ответить Солженицыну? Не знаю.
Писал ли он доносы? Не думаю. Молчал, когда сажали? Да, конечно. Жил в общежитии до 50-го года с двумя детьми, не «выбивал» квартиру (хотя был уже профессором). На Сокол переехал лишь перед самой смертью Сталина.
Что ещё сказать? Я люблю своих предков такими, какими они были. Теперь говорят: генофонд нации был утрачен в Архипелаге. Остались приспособленцы. Герои погибли. Такова жизнь.
Дед Гриша. Матрос. Та ли матросня, которая… Не знаю. Легенды. Одиссея. Илиада.
Да, прибыл в Архангельск на плоту из деревни под Котласом. Семья бедная. Спали все на полу зимой со скотиной. Сравнить с ГУЛАГом? Ах, да, свобода. Только он от такой свободы бежал в 18 лет.
Как попал в Архангельск, так и обомлел. Город. Машины (это конец 20-х). Шофёры (что нынче космонавты). Стал шофёром, окончил семилетку. Так всю жизнь.
Не жалел. Обожал железного коня (в противоположность Есенину). И меня в юности приучил – мопед, свечи, зажигание.
В 30-ые годы был шофёром при штабе в Ленинграде. Стоял напротив Смольного, когда по лестнице вынесли Кирова. Всё видел, многое понимал. Шофёр Кирова через несколько дней погиб на железнодорожном переезде (по рассказам деда). Очень странно. Молчали, как говорил Солженицын (как говорил Заратустра).
А дед сразу уехал из Ленинграда. Не герой. В войну шофёр в прифронтовом Архангельске. Друзья добровольцами собрались под Сталинград. Он тоже записался. Баба Юля (та самая, что на перроне провожала отца в « мясорубку») встала на пороге и сказала: только через мой труп! Не патриотично. Не как в кино. И он не пошёл.
А друзья все погибли. Светлая им память!