Россия, два года спустя после «оранжевой революции».
Ветер был так силён, что даже тяжёлый рекламный щит жалобно стонал под его яростными порывами. На щите висел плакат с надписью:
«УДПР – верная гарантия вашей свободы».
Глеб стоял, поёживаясь в своей кожаной куртке от холодного октябрьского ветра, и смотрел на распятого. Мёртвый юноша был полностью обнажён. Впалый живот, выпирающие рёбра, нежный пушок на обескровленном лице, где застыла маска страдания. На тонкой шее шнурок с простым медным православным крестиком. Ладони и ступни были прибиты к перекладинам четырёхдюймовыми гвоздями. Да ещё за запястья привязаны для верности бельевой верёвкой, иначе на кресте прибитое за конечности тело не удержится.
Это было уже слишком. Убийца над ними издевался. Первые две жертвы были распяты на окраине Москвы, а этот несчастный прямо у Храма Христа Спасителя. Преступник словно бросал вызов.
Глеб вспомнил, как Елизавета Ивановна говорила ему, что в этом мире соотношение Зла и Добра явно не в пользу последнего, но возможности Добра несоразмерны с возможностями Зла. Зло несёт в себе разрушение и, в конце концов, пожирает самое себя, Добро созидает и, следовательно, множится.
- А кого в мире больше, - спросил тогда десятилетний Глеб, - хороших людей, или плохих?
- Хороших, конечно больше, - отвечала Елизавета Ивановна, - но плохие, Глеб, лучше организованы.
И вот спустя пятнадцать лет размышляя над телом распятого юноши об антитезе мира, Глеб начинал сомневаться в превосходстве Добра. Зло охватывает весь земной шар, и на Земле всё меньше уголков, куда оно не добралось.
Приехали судмедэксперты, тело сняли и увезли на экспертизу, а Глеб отправился домой по ночному городу. Для милиционеров, два года назад превратившихся в полицейских, это ещё одно убийство, а их за сутки в столице совершается не один десяток.
Отдел по расследованию ритуальных убийств был создан два с половиной года назад. Тогда ещё была жива Елизавета Ивановна, и инициатива принадлежала исключительно ей. Патриархат нехотя, но согласился после долгих консультаций с властями. В то время ещё как-то удавалось сдерживать напор тоталитарных сект, но после прихода к власти ультрадемократов словно прорвало плотину. «Все граждане России имеют право на отправление любых культов, как религиозных, так и богоборческих», вспомнил Глеб одну из статей новой конституции. Организации регистрировались в течение одного-двух дней. Адвентисты, сайентологи, сатанисты… А вместе с ними добавилось трагедий и смертей.
Государство наше светское и официально за отделом не стояло никакой юридической силы. Хотя органам рекомендовалось сотрудничать. Но сотрудничество это носило однобокий характер; полицейские не держали «ритуальщиков» за коллег и за глаза обзывали мракобесами. Кому же охота делиться куском, к тому же заработанным буквально потом и кровью? Но специфические знания и навыки «мракобесов», полицейские, которых народ по привычке продолжал звать ментами, охотно использовали. В общем, как обычно, всё держалось на личных связях.
В вагоне метро в этот поздний час было пусто, если не считать Глеба и молодого индуса. Парень должно быть студент, возвращался с вечеринки к себе в общежитие. На Глеба он не обратил никакого внимания, сидел, уставившись в одну точку. Может быть, чистил чакры, а может, просто думал о доме.
На «Спортивной» в вагон вошли трое, и Глеб понял, что этот длинный день ещё не закончился и дай Бог им с этим парнем из далёкой Индии прожить его. Рослые, широкоплечие подростки, лет по семнадцать-восемнадцать в одинаковых чёрных кожаных куртках, высоких шнурованных армейских ботинках, с бритыми черепами. У одного в ухе он заметил серьгу в виде свастики.
Все трое уставились на молодого индуса, как посетители Кунсткамеры на заспиртованного уродца. Затем, не произнеся ни слова, словно волки, загоняющие дичь, образовали вокруг него полукруг. Парень не замечал, а скорей всего просто делал вид, что не замечает трёх тяжёлых взглядов, рассматривающих его будто сквозь прорезь прицела.
Глеб тяжело вздохнул и нехотя поднялся со своего места. Елизавета Ивановна учила его, как воздействовать на мозг человека, «отговаривая» от совершения непоправимых поступков. Он был не очень хорошим учеником, не мог полностью сконцентрировать и направить в нужное русло необходимое количество своей энергии. Кое-чему всё же научился, но расплачивался за каждую атаку на чужой мозг жуткой головной болью. Может быть, поэтому позже стал активно заниматься единоборствами.
Чтобы снять у человека агрессию, Глебу нужно было взглянуть ему в глаза, но вся троица не обращала на него внимания, их взгляды были прикованы к парню с тёмным цветом кожи, ноздри раздувались как у быков, завидевших красную тряпку.
«Ну, кто-нибудь, посмотрите на меня!» - мысленно взывал Глеб. Но светловолосый, голубоглазый парень не интересовал юных радетелей за чистоту расы. Они уже чуяли кровь!
- Эй, парни! А ну-ка успокоились!
- Исчезни! – не поворачивая головы, процедил ближайший к нему скинхед со свастикой в ухе.
Глеб двумя пальцами уцепился за этот символ жизненного круговорота и резко дёрнул.
- ****ь!!! Ты чё творишь, сука?
Шесть полыхающих ненавистью глаз тут же переключились на него. Попались! Глеб послал мгновенный импульс, подавляя чужую волю. Тут же заломило виски, перед глазами поплыли чёрные точки.
Но глаза бритоголовых уже погасли. Один прижал ладонь к уху, из-под пальцев появилась тоненькая струйка крови.
- Пошли, сядем, Вазгенчик!
Вот тебе на! Чудны дела твои, Господи! Несмотря на сильную головную боль, Глеб улыбнулся, и только сейчас заметил, что у парня чёрные как смоль брови, сходящиеся над переносицей, массивный нос.
Вазген нагнулся и поднял вырванную из уха серёжку. Вся троица отошла от молодого индуса и скромно уселась в другом конце вагона. Самый рослый достал из кармана армейских брюк лейкопластырь и принялся заклеивать товарищу раненое ухо. По прежнему опыту Глеб знал, что эта идиллия продлится, максимум, пять минут. Потом воздействие закончится, и приобретённые инстинкты вновь возьмут верх.
- Let`s go from here! – сказал он сидящему как Будда парню.
И тут случилось непредвиденное. Не дойдя каких-нибудь пару сотен метров до платформы поезд, визжа тормозами, остановился. Индус перевёл на Глеба недоумевающий взгляд, а тот подумал, что если через пять минут они не покинут вагон… Второго посыла его мозг просто не выдержит, он должен отдохнуть, как минимум три часа.
Секунды стучали пульсирующей болью в голове и складывались в минуты, а поезд всё стоял. Три минуты, четыре.
Глеба качнуло, когда поезд, наконец, сдвинулся с места. Двери открылись, он крепко взял индуса за руку, и они выскочили из вагона. Вслед за ними на пустую платформу вышли и те трое. Глаза вновь горели жаждой убийства. Парень с порванным ухом доставал из кармана куртки большой раскладной нож, в руках другого зловеще вибрировала кайога – железная телескопическая дубинка, третий вдевал пальцы в кастет.
- Run away!
Индус вышел, наконец, из своей нирваны и они бросились вверх по эскалатору.
Бритоголовые большими скачками, словно борзые кинулись за ними. По лестнице бежали они легко, чувствовалась тренировка. «Одно успокаивает, что парни не пьют, не курят, наркотиками не балуются», - усмехнулся Глеб про себя. Борцы за чистоту нации обязаны быть сильными и здоровыми, они ведь авангард, на них все должны равняться.
Индус бежал тяжело, хрипел и кашлял. Много куришь, приятель! Глебу приходилось подталкивать его в спину.
- Move, move!
Вазгенчик-Рваное Ухо нагонял. Оскаленные зубы, в руке нож. Ночная Москва 2018 года! Welcome!!!
Кавказский нос с разбегу наткнулся на рифлёную подошву ботинка. Ноги взлетели в воздух, и семидесятикилограммовое тело устремилось вниз, увлекая за собой товарищей. Впрочем, нет, только одного. Парень с кайогой ловко уклонился и продолжил преследование.
Глеб едва успел выгнуть спину, и железный набалдашник дубинки чиркнул по его куртке, вырывая клок синтепона. Ну, что ж, a la guerre comme a la guerre! Второго удара скинхед сделать не успел, потому что рука с дубинкой оказалась, зажата у преследуемого между ног и хруст ломающихся костей тут же утонул в диком крике.
Когда Глеб преодолел, наконец, длинный эскалатор, индуса и след простыл. Он испытал облегчение, одному гораздо легче в такой ситуации. Москву знал, как свои пять пальцев, хотя приехал в этот город десять лет назад пятнадцатилетним подростком.
До своей станции не доехал всего одну остановку, каких-нибудь двадцать минут ходьбы.
Шагая по проспекту Вернадского, он в который раз за последнюю неделю размышлял, какая организация стоит за всеми тремя убийствами и сколько их ещё будет, этих убийств? Орден Девяти Углов, каббалисты? Организаций богоборческого толка в России после прихода к власти ультрадемократов расплодилось тьма тьмущая, но такие, следующие друг за другом убийства происходят впервые. Глеб вспомнил, что Елизавета Ивановна рассказывала ему об очень засекреченной, радикальной секте «Тень Сатаны», но её адептов в мире становится всё меньше и меньше. Последний раз активные боевые действия велись шестнадцать лет назад, когда несколько посвящённых далеко не последнего круга погибли. Тогда же жертвой «Umbro satanos» стала десятилетняя девочка Зоя, с которой мальчик Глеб воспитывался в одном детдоме. После этого о «Тени» ничего не было слышно, по крайней мере, здесь, в России. То, что организация прекратила своё существование или хотя бы свернула деятельность, наивно было бы думать. Скорее всего, затаились в тени своего хозяина.
Квартира досталась ему в наследство от Елизаветы Ивановны. Однокомнатная, на седьмом этаже, но с двумя застеклёнными лоджиями, в комнате и кухне. Глеб бывал здесь, когда присутствие его в Москве требовали служебные обстоятельства. Остальное время жил в ста тридцати километрах от столицы. Там среди тверских лесов и озёр затерялся монастырь. Именно затерялся, что молодого оперативника отдела по расследованию ритуальных убийств при Русской Православной Церкви вполне устраивало. Редкие паломники не чаще одного раза в год тревожили размеренную монастырскую жизнь. Только там, в лесной глуши за монастырскими стенами Глеб чувствовал, это его настоящая жизнь. Радость доставляло всё: и тесная келья, и физический труд от рассвета до заката, совместные трапезы и молитвы.
В подъезде тускло светила лампочка и в самом тёмном углу слышалась какая-то возня. Глеб напружинился и застыл на месте, готовый к отпору. Но наступившую тишину нарушали лишь звуки поцелуев и сладострастные стоны. Ещё одна озабоченная парочка, подумал он, легко взбегая по ступеням. Лифтом не пользовался принципиально, чтобы всегда держать себя в хорошей физической форме.