Театр с перестрелками

Параной Вильгельм
"Кто, не прочтет до конца, и не сделает вывод, тот начищенный кирзовый сапог".
И. Саранчук.



В здании театра им. Роберта Карлберга у правого крыла входных турникетов громоздится пункт типового бюро.

Некоторым образом это, если утверждать обстоятельно и нетрадиционно по личным соображениям, самое настоящее бюро из находок.

И вход. Да-да. Вход.

Под не менее странным названием  - "арестант".

Там работают Тая Борисовная Шармина и Генрих Лукович Розенберг.

Оба бывшие артисты данного театра. Оба талантливые актеры. Но из-за страшной, увы, страшенной даже забывчивости посетителей и личных, немного личных отношений с руководством театра, было решено решение создать так называемое бюро.

И они создали.

И здравствуют в полных порядке и восторге. Это честно.

Ибо отбоя от клиентов в бюро просто нет.

Тая Борисовна обернутая в сыромятную тунику, пробегает страницы шикового журнала "ЛИС", где артисты и звезды кино тупо позируют  друг другу. Она всяческий раз подшучивает над ними.

Чуть поодаль, за  старым обкусанным столом спит  Генрих Лукович.

У них обед.


За окном подобострастно вышагивает какой-то самый настоящий псих. Псих нервно поглядывает на часы, плюется, как настоящий придурок и щурясь сквозь створки жалюзи, ошарашенно тарабанит в стекло.

- Генрих, я тебя умоляю, у нас уже, как десять минут как, кончился роман. - Тая Борисовна в хорошем настроении.
- Что? - Генрих вскакивает, заправляет выпущенную рубашку в брюки и громко зевает. - Что, простите?
- Обед, Генрих, закончился, десять минут назад. Ну? Посетитель ждет.
- Да-да! - Генрих шагает к входной двери и впускает посетителя вовнутрь. - Да-да.


Входит этот псих. Дрожит весь и трясется.

- Что вам угодно? - Тая Борисовна не отрывается от журнала.
- Да, я. Да меня. Я... Зовут Захар Белоконь,..  я некоторым образом писатель в "Союзе", и вы знаете..
- Знаю, - Тая Борисовна хлопает журналом и вглядывается в посетителя. - Ну?
- Да, вот, был у вас в театре вчера, и в писсуарной оставил ненароком писюн. Свой. Ну... Случайно оставил. А жена...
- Всё ясно. Как вас вы говорите?
- Захар. Захар Белоконь. Писатель я.
- Генрих Лукович, будьте добры, достаньте пожалуйста коробку с писюнами.

Генрих Лукович встает на стул и тянется за коробкой. Цепляет её и когда снимает с полки, падает вместе с коробкой на пол и все писюны, как ненормальные рассыпаются по помещению.

Генрих Луковимч шепотом матерится, кряхтит и подымается, наступает на что-то. Это что-пищит и прыгает прям в Захара. Тот ловит. Тая Бориовна выглядывает тут же из-за стойки и твердо заявляет:
- Ну, вот вам и писюн. Ваш?
- Да,.. М-м... не знаю.
- Не знает он, а кто должен знать. Ой, одни переживания с этими писателями.
- Да вот, - Захар мнет этот писюн и крутит и даже поддрачивыает сверяясь со своим. - Ну не знаю.

Генрих Лукович собирает все писюны в коробку и подаёт Тае Бориосвне. Та, поправляет очки, достает толстую тетрадь и бухает ею об стол.

- Ну так что?! - Разительно подается вперед Тая Борисовна. - Забираете?
- Да, не мой это. - Захар психует. - Точно не мой. Этот черный какой-то, у меня светлей был. Дайте другие посмотреть.
- Другие ему посмотреть, ты слышишь Генрих, какая вам разница, все равно потом опять потеряете. Вот. Да подождите вы,.. Тихо, вот из недавних еще. - Она показывает ему другой писюн.
- Да нет же, - Захар выходит из себя, чуть ли не плача, расстегивает верхнюю пуговицу рубашки и отворачиваясь к окну, размеренно размышляет. - Этот с яйцами. У меня отдельный был. Вернее нет, яйца есть у меня, не подумайте, просто потерял только его.
- Да, что же это?! А этот?

Захар берет другой писюн. Среднего размера. Бывалый такой. Оттягивает кожу у него и приставляет к себе. Перекручивает, и так его вертит и так. Нюхает.

- Фу! Этот говном пахнет. Пидарский какой-то. Что вы мне гадость всякую подсовываете. - Захар  вырывает из рук Таи Борисовны коробку.

- Да что это за наглость?! Генрих! - Тая Борисовна взбешена поведением посетителя. - Что вы себе позволяете?!

Захар копается, хозяйничая в коробке, как у себя дома. Плюется. Некоторые писюны просто откидывает в пол - под ноги Генриху. Находит нужный.



Радостный, он находит свой, достает из бумажника все что там есть, кладет на стойку, целует Таю Борисовну и благодарит Генриха дружеским пожатием руки.

- Вот, здесь даже надпись: "Захаров".
 
Генрих негодует.

- Помыть его можете вон там. - Генрих показывает Захару, где у них умывальники. - Только полотенец чистых нет. Феном его можете высушить. Вот же...

Когда Захар счастливый убегает из бюро, Генрих Лукович, заваривает чай себе и Тае Борисовне. Достает конфеты. Они садятся чаёвничать.

- Новенькое, есть что-нибудь. - Генрих дует горячий чай и размешивает сахар.
- Да вот, - Тая Борисовна, что-то шарит под столом, -  только жопа килограмма на три, и все вроде. И кажется опять профессора Агитмана. Это уже третий раз, если я не ошибаюсь.
- А ну-ка, дайте мне её. - Генрих кидает в рот конфету и начинает с удовольствием жевать.
- Вот, смотрите сами. - Тая Борисовна подает эту жопу и садится дальше чаёвничать.

Генрих рассматривает жопу. Массирует булки и раскрывает, заглядывая во внутрь.
 
- Вы знаете, профессорская намного помягче, это точно помню, и не геморройная. А эта сами гляньте.
- Да, кстати, - Тая Борисовна засовывает эту жопу обратно в целлофановый пакет, и задвигает под стол; вытирает руки тряпкой, - наверное Дружников забыл. Вот же! Ладно закрываем - все, хватит. Новый год, как-никак. Генрих! И задерни жалюзи покрепче пожалуйста, а то начнется еще, как обычно...


С Новым, господа и дамы, с Новым!..