В конце 1960 года наша небольшая лаборатория радиолокации и телевидения на бронетанковом полигоне (Кубинка) пополнилась еще одним выпускником академии, отличающимся редким сочетанием имени-отчества: Фердинанд Фомич. Несмотря на малочисленность лаборатории, среди ее сотрудников уже имелись Марат Капкин, Леонард Перелыгин, Пантелей Лоза, как будто кадровики умышленно выискивали таких специалистов.
Сама лаборатория для танкистов являлась уникальным явлением: такая специализация в танковых учебных заведениях отсутствовала. Даже единственная должность в танковых войсках с «электрическим» оттенком, называемая инженер-электрик полка, популярностью не пользовалась, так как была войсковой вершиной этого рода специализации, дающая право на получение звания аж капитана. Еще в академии, как только объявили о предстоящей специализации отделения на «электриков», из 30 человек отделения в нем осталось только 16 человек. Остается только пояснить почему мне приходится использовать кавычки. Все предельно просто: серьезную подготовку в этой области по непонятным причинам Академия БТВ прикрывала общесоюзным дипломом со специализацией – «инженер-механик (по электрооборудованию и ИК технике)».
Один из остроумов соседней лаборатории начальнику нашей, посвятил такие строки: «брось, ты Коля, охи-ахи, нее видать тебе папахи, потому, что твой приятель уголковый отражатель!». Что тут говорить – сбылось.
Вернемся к Барсову. Оказался он очень интересным человеком, многогранным, любопытным, творческим. А работать с ним – одно удовольствие. Оказалось, что он, еще будучи слушателем, был одним из основных разработчиков полупроводникового реле-регулятора для танкового электрического генератора, когда не только в танках, но даже на отечественных автомобилях были чисто механические регуляторы напряжения.
В последствии, когда в Москве я закончил слушание курса лекций по изобретательству (в 1962 году СССР вошел в ряды международного сообщества в сфере патентоведения), пришлось столкнуться с его, можно сказать, страстью - непрерывно что-нибудь изобретать. Причем в любой области техники, непременно закрепив соответствующим официальным листочком, выбить который в то время было не простым делом.
Тем более, что он был не фигляр, а человек дела: что мог – проверял макетированием, любым доступным способом проверки. В частности, только приступив к порученной ему работе, он искал способы измерения скорости плавающих машин на воде, что было далеко от профиля его служебной деятельности. Обратился ко мне как к общественному консультанту полигона в области оформления заявок. Сам я никаких заявок никогда не составлял, убедившись, что это особая сфера деятельности, обладающая определенной спецификой, требующая необыкновенной напористости в работе с экспертами, вплоть до личных контактов с ними. Когда я ему указал на недостатки его идеи, сославшись на большие возможности ультразвука в целом ряде областей нужных БТТ приборов, он немедленно заготовил сразу, опираясь на ультразвук, семь заявок на предполагаемые изобретения, включив меня в соавторы. Но не направил их в комитет по изобретениям, а нашел в Москве завод, где изготовлялись титанато-бариевые ультразвуковые излучатели и привез небольшой мешочек с ними. Целый год он с моим участием изучал возможности, которые могли бы подтвердить новизну заявок, а убедившись направил их в Государственный комитет. Сразу получили отказы по всем семи, как я и ожидал, но не такой был Фердинанд Фомич, в отличие от меня, сразу потерявшему интерес к дальнейшему «пробиванию» заявок.
Заявка дело очень тонкое, особенно патенты, в чем убедился при учебе в Москве: лектор на личном примере показывал, как он помогает пробить патенты (в разные страны патенты должны были учитывать особенности конкретной страны) в капстраны на основе отечественных заявок, особо обратив внимание на то, что приводимое в качество примера заявка недостаточно полно охватывала область применения и как он это исправил при оформлении патента. Смекнув, что и лектор тоже недостаточно охватил все возможные области применения, я подал записку сидящим за столом рядом с трибуной преподавателям с формулировкой ещё более многосторонней сферы применения этого совершенно незнакомого мне способа подземных измерений.
Записок к лектору подавалось много и на столе скопилась целая кучка бумажек, которые неторопливо рассматривались и раскладывались на кучки. Моя бумажка в эти кучки не попала, а была сразу передана на трибуну лектору, который вдруг взял её в руки и замолчал. Внимательно прочитав её несколько раз он обратился в зал с предложением к товарищу, не поставившему своей подписи в конце записки, подойти к нему после лекции для включения его в состав авторов на этот патент. Естественно я не подошел, за то у меня твердо выработалась аллергия на оформление заявок, а тем более патентов, на содержание которых у меня бы не хватило моей зарплаты. В этот момент, по сведениям обучающих, в СССР кроме государства было только два человека, содержащих патенты.
Ф.Ф.Барсов вскоре ушел от нас в академию, где, к сожалению, не нашел себя в практической работе, связанной с БТТ, и в последние годы возглавлял там учебный отдел, занимаясь планированием учебных занятий и распределением аудиторий. Но любимая его работа позволила стать ему заслуженным изобретателем РСФСР – более 250 только оформленных изобретений. В летописи академии этот уникальный факт не нашел никакого отражения.
Возможности применения его практических знаний оказались в академии не востребованными. Был случай, когда его однажды привлекли к стабилизации бортового напряжения на истребителе танков (объект 150), бортовая сеть которого пошла в разнос, и только этот представитель академии выдал знаменитому конструкторскому бюро КБ-1 и КБ Уралвагонзавода простое техническое решение, избавившее машину от этого дефекта.