Новогодний рубеж логично вытягивает за собой решение начать новую жизнь.
Первым в списке преобразований – объявление борьбы собственной фанаберии (повседневные реалии требуют).
Поэтому со вздохом закрываю «Давидовы Псалмы» в переводе Сергея Аверинцева, выплывая из изумительного мира слов, «до простоты которых нужно докапываться, роя глубже и глубже». И обреченно, но решительно включаю телевизор – в конце концов, зря что ли 2 раза в неделю протираю пыль с этой дуры. А на экране настоящий шабаш – «Коляновна», «Кролики», куплеты и частушки, а еще Елена Степаненко... От убожества медийного зрелища попросту невозможно оторвать глаз – завораживает до полного ступора. Это вам не Септуагинта…
На работе волевым решением отставляю в сторону анализ метаморфоз культурной памяти, чтобы выйти к людям – реальным потребителям российской культуры. Первая же встреченная в коридоре музея девушка бросается наперевес с вопросом: «Этот кот жил еще при Булгакове?» «Ну, если коты могут жить по 80 лет, то наверное», – неуклюже пытаюсь сострить. Холеный Бегемот (в младенчестве Степан) внимательно слушает нашу беседу, укоризненно посматривая на девушку. «Ой, я так и думала, что это его кот», – радостно упархивает она, не обратив внимание на мой «воздушный» сарказм.
Мда… А тут очень кстати подоспело трехчасовое обсуждение поэзии обэриутов, после которого случайно оказываюсь в пространстве «Шансона», выхода из которого нет. Через 15 минут не выдерживаю и спрашиваю у таксиста, доставая блокнот: «Можно я буду ЭТО записывать?» Он закономерно глядит на меня как на полоумную, нервно ерзая в кресле.
Нет, но ведь это и вправду за гранью добра и зла…
Интересно, что бы мои любимые апологеты абсурда и алогизма сказали, к примеру, вот о такой поэтике? (уж, простите меня Даниил и Александр Ивановичи, оба Николая – Макарович и Алексеевич):
А у девчонок в голове ла-ла-ла-ла,
Не ай лав ю, а дай лаве ла-ла-ла-ла,
Но я обиды не таю ла-ла-ла-ла,
Даю лавэ за ай лав ю.
Хотя попадается и совсем уж «философское»=):
Мы заблудились, как в лесу и мы аукали.
И мы аукали, но фишка не прошла.
И мы всю молодость профукали, профукали,
Теперь она у нас как будто не была.
Решено – раз уж всё, что можно я уже «профукала», так хоть немногое, что осталось, поживу на «ла-ла-ла-ла»!