Тогда стали они думать, но было уже поздно. Милые сердцу, приятные в общении и работящие азиаты проиграли китайцам по всем статьям, снялись с насиженных мест, прощались, оставляя пустыми целые кварталы пятиэтажек, где тихо и спокойно прожили десяток лет. Город, пустея на глазах, превращался в оболочку, яичную скорлупу, треснутую и готовую вот-вот рухнуть под тяжестью вольного воздуха извне.
Иероглифы, вереницы иероглифов, редко – картинки-пиктограммы. Выручали, по-первости, продавщицы из прежней жизни – плотные дамы, умевшие разбавить так, что никто бы не заметил, подобравшие ключики к парторгам, к израилевым сынам и жестким поклонникам воли аллаха. Сошли на нет и они.
У Медного всадника создался случайно некий клуб по интересам: нарды на изнанке шахматных досок, самогон под забавную кантонскую закуску, Василий приносил сюда свои стишки, но показывал только знакомым – никогда не поднимался на «трибуну» для прилюдного чтения. Был последним романтиком? Скорее, в нём говорили те-же гены, что в бабушке, бросившей в своё время поместье в Псковской волости и уехавшей в Петроград от озверевших коммунаров, оставив за собой силы земные, память и родственные могилы. Выжить. Сколь просто, но как по-разному проходит этот неказистый ритуал. Те, кто осознаёт эту процедуру, в ком звенит струна боли прежних, раздавленных чужбиной поколений, страдает более прочих. Или знания эти укрепляют дух и дают надежду?
- Скажите, Василий, как поживает Ваша доченька, уважаемый?
Давеча встретил её на сенном рынке – показалась мне она усталой…
- Спасибо, Фарид, всё хорошо! Работает много, вот и устала. Она переводчиком подрабатывает, ночами сидит за компьютером.
***
Заглушить навязчивый звон окружающей музыки – включал погромче плеер и старый добрый рок бонамассил по чистому сердцу, создавая иллюзию. Страшнее всего были вызовы на Васильевский. «Коготь Красного дракона» - по ихнему. Там была та малая родина в питере, в стране и мире, которая держала его на плаву долгие годы, не позволяла терять надежду. Первая, вторая линия, как в полусне пробирался он между лотками, навесами, сарайчиками, орущими рикшами, запахами странных курений, кухонным чадом и вонью подворотен и рука, бессознательно сжимавшая старый добрый шотган из старого доброго Дуума, в фантазиях, впрочем, уставала нажимать виртуальный курок…
Забыться можно по-разному. Василий выбирал методы по обстоятельствам. Сегодня это был старый, заслуживший покой, ксерокс «шарп» требовавший незамедлительно профилактики. Час счастья. Любимой отвёрткой в меру неторопливо открывались внутренности и механизмы, а глаза мастера выискивали признаки распада и старения, как дымы костров осенних в любимом парке. И ещё этот путь назад, в плотной тишине умолкших наушников, чтобы сберечь на вечер состояние своей необходимости, пусть бессловесному механизму, исключительной и гармоничной союзности их мыслей и поступков, когда тестовая программа выдала наконец: #test-ok#.
Смешно? Если бы не так грустно.
***
…