Ребёнок к Рождеству

Юля Нубис
(из книги "Серёжа и Оля")






- Почему у нас нет детей? – спросил однажды Серёжа и уставился в пустоту.
- У нас есть, – ответила я. – Просто мы их давно не видели.
- Отчего так? – Серёжа заволновался.
- Они выросли, разлетелись и вьют свои гнёзда.
- Гнёзда, – Серёжа сник. – А так хочется, чтобы дом наполнился детскими голосами, игрушками, мячиками, томагавками, пистолетами, снеговиками, качелями, кутерьмой...
- И бейсбольными битами.
Слава богу, Серёжа не слышал.
- Скоро Новый год, – сказал он. – Нам срочно нужен ребёнок.
- Нуёнах.
- У нас патриархат.
- А-а... Ну пусть, – я полезла за сигаретами. – Хорошо. Нам срочно нужен ребёнок. А где мы его возьмём?
- В Детском Доме, – подумав, сказал Серёжа. – Там прекрасные дети. Чуткие. Неизбалованные. Худые. Их можно кормить.
- На убой.
- Их можно водить в зоопарк. Покупать мороженое. Им ведь так мало надо.
- Не выйдет к Новому году, – сказала я. – В Детском Доме бардак, волокита и бюрократия. Потребуются годы и горы. Горы бумаг и подписей. Не успеем.
- Отнюдь, – возразил Серёжа, подымаясь бодро с дивана. – Идём.

Мы с Серёжей отправились в Детский Дом и стали через решётку рассматривать малышей, обсуждая их перспективы, пока наконец не выбрали подходящего. Серёжа просунул в клетку конфету «Белочка» и позвал нашего мальчика тихим свистом. Тот приблизился, но конфету не взял.
- Умный! – с гордостью подмигнул мне Серёжа и съел конфету, чтобы рассеять все подозрения. – У чужих не возьмёт. Думает, что отравленная. Надо брать.
- Мальчик, – сказала я. – Пойдёшь к нам жить?
Мальчик нас осмотрел и кивнул.
Серёжа раздвинул руками прутья решётки. Мальчик выбрался и зашагал прямо к дому. Несколько ушлых детей проникли через дыру на свободу и разбежались в разные стороны. Серёжа вернулся и сдвинул прутья как было.

Мы возвращались домой с хорошим добротным ребёнком.
- Назови своё имя, – ласково попросил Серёжа.
Мальчик молчал.
- Он тупой, – резко остановился Серёжа и стал задумчив.
- Откуда он может знать? – заступилась я. – Он так мал. Ему ещё рано.
- Не пиши через «я», – спохватился Сережа. – Это палево. Могут на нас подумать.
- Ага, – согласилась я. – Всё, не буду.

Дома они покормили мальчика рыбой, а затем сели поблизости, чтоб на него любоваться.
- Блять! – вдруг воскликнула Оля. – А вдруг он не сирота? Вдруг у него есть родители? Вдруг они опротестуют нас и отменят?
Серёжа заволновался и намекнул пацану на родителей. Мальчик пожал плечами и неразборчиво выругался.
- Я сейчас, – Серёжа мгновенно оделся, взял пистолет с глушителем и ушёл.
Оля решила мальчика не напрягать: поставила ему фильм и пошла приготовить детскую.
Вскоре вернулся Серёжа с мешком апельсинов и ёлочкой.
- Эти? – он подошёл к мальчику и показал ему фотографию.
Мальчик поморщился и помотал головой.
- Они? – Серёжа извлёк из кармана пальто ещё несколько снимков.
Мальчик криво заулыбался.
- Твои?
- Не-е. Катюхины. Дегенераты, – неуважительно отозвался мальчик и взял один апельсин.
- Свезло Катюхе, – хмыкнул Серёжа. – Но что же делать?
Он придумал звонить в Детский Дом, где его несказанно обрадовали.
- Представляешь, – делился он с Олей. – Там родительский час теперь организованный. Строго всем в полшестого. А это, – кивнул он на фотографии, – случайные, видимо, были. Залётные. Неформалы.
- И много их в полшестого? – поинтересовалась Оля.
- Да все! – оживился Серёжа. – Потому что обязаны. Их проверяют. Кто не придёт, тем санкции.
- Красота, – улыбнулась Оля.
- Та ещё красота! – подтвердил Серёжа.
Он немного подумал и выбрал АК-47. Нежно поцеловал Олю, пожал руку мальчику и ушёл.

- Что делать-то будем? – спросила Оля.
- Прилечь бы, – мальчик вздохнул. – Я так устал… на войне...
- Понимаю, – кивнула Оля. – Идём.
Она уложила мальчика и уселась возле кровати на пол, любуясь его чумазым умиротворённым личиком.
- Калы... бельнаю... можешь? – зевая, пробормотал мальчик.
- Не знаю, – совсем растерялась Оля. – Не пробовала. Научи.
- Сам... не знаю, – задумался мальчик. – Не слышал ни разу. Пацаны говорили – вещь!
- Я одну песню вспомнила, – неуверенно проговорила Оля. – Может, сойдёт. Других всё равно пока нет.
И негромко запела:

Komm in mein Boot
Ein Sturm kommt auf
Und es wird Nacht
Wo willst du hin
So ganz allein
Treibst du davon... *

Пока она пела, мальчик уснул. В глазах его крупными каплями замерли не успевшие слёзы. Оля поцеловала его и поняла, что песня правильная. Поправила мальчику одеяло и отправилась наряжать ёлку. Разбирая старенькие игрушки, она вдруг заплакала, и плакала ещё долго, пока все игрушки не были ею удачно и равномерно повешены.
В это время явился Серёжа, бодрый и радостный.
- Всё, – успокоил он. – Родителей больше нет.
Он с возмущением рассказал, как родители ежедневно клянчат у деток конфеты, деньги и курево. И как ему удалось прервать порочную цепь событий.
Перед сном Серёжа и Оля долго сидели в детской, молча смотрели на спящего мальчика и счастливо улыбались.

Среди ночи мальчик проснулся и загремел предметами утвари. На звук подтянулись Серёжа и Оля. Ребёнок стоял у распахнутого холодильника и шарил руками по полкам. Они покормили мальчика и спросили, с чего он теперь такой мрачный.
- Что стало с моими предшествующими родителями? – спросил ребёнок.
- Их нет, – ответил Серёжа. – Они отдыхают в земле.
- Я хочу это видеть! – оживился ребёнок – Отведите меня немедленно.
Не желая перечить ребёнку и травмировать зыбкую психику, Серёжа и Оля оделись, собрали мальчика и пошли.

На кладбище торжества были в самом разгаре. Полыхала безумная иллюминация, в небе ёрзал салют, приглашённый оркестр из оперного театра исполнял фокстрот «марсельеза» и все танцевали – по парам и в хороводах.
- Вон оно как, – догадался мальчик.
Могила родителей произвела на него изрядное впечатление. Она была неглубокой, зато широкой и братской. Цветов никто не принёс – все по разным своим причинам.
- Обязательно плакать? – сварливо справился мальчик.
- Как хочешь, – сказал Серёжа.
- Как хочешь, – сказала Оля.
- Не буду я, – решил мальчик. – Я ещё это... не осознал!
На обратном пути Серёжа и Оля разнузданно свинговали, а мальчик дудел в пищалку, которую он отобрал у кладбищенского сомелье.

На другой день ребёнок не успокоился: ему захотелось пойти навестить друзей из Детского Дома. Они пошли. Но в клетке вместо детей гуляли цветы – георгины, ромашки, ландыши, гиацинты, нарциссы, розы – одетые в тёплые шапочки, шубки, варежки и сапожки.
- Что за бред! – воскликнул Серёжа.
- Сейчас разберёмся, – буркнул ребёнок и громко свистнул: два длинных, один короткий.
Из Детского Дома выбежала заведующая и, рыдая, бросилась к ним.
- В чём дело, Харита Игнатьевна? – строго пророкотал ребёнок. – Зачем весь этот перфоманс? Где все?
Харита Игнатьевна попыталась ответить, но не смогла побороть себя и какое-то время ещё выла в голос. Закончив, она объяснила, что дети – это цветы. Цветы на могилах родителей. По определению классика.
- А раньше чего ж? – не поверил Серёжа.
- Раньше было никак, без могилок. А теперь в самый раз, законно. В родительский час и пойдут.
И она снова громко завыла. Ей вторили все окрестные псы.

В полшестого у Детского Дома скопилась толпа. Все пришли наблюдать исход.
После тихого часа цветочные дети выросли ещё больше, стали пышными, мощными, и в одеждах более не нуждались. Построившись парами, они побрели на кладбище, и толпа последовала за ними. У братской могилы цветы на мгновение приостанавливались, замирали и – красиво падали вниз.
Когда всё закончилось, зрители, бойко поаплодировав, удалились. Остались ценители и служители.
- Что дальше? – спросил ребёнок. – Они замёрзнут?
- Они прорастут, – отозвался Серёжа.
- К весне, – добавила Оля, любуясь могилкой, усыпанной свежими, словно живыми цветами.
- А что из них вырастет? – обличительно и надрывно вмешался жолчный служитель.
- Там видно будет, – ответил служитель другой, с виду добрый и мягкий, но со следами иллюзии на лице.
- Весной? – уточнил ребёнок.
- Осенью, – неуверенно произнёс Серёжа. – Урожай – он обычно осенью.
- Ну и пусть, – надулся ребёнок и двинулся к дому.
Серёжа и Оля шли за ним, глубоко задумавшись.

- А как это – смерть? – через время спросил у них мальчик. – Их там черви в земле съедят?
- Не съедят, – убедительно улыбнулся Серёжа. – Там – рай. Солнышко, птички поют, бабочки красочные порхают, море, волны шумят, песочек, луга зелёные шелковистые. Всё цветёт и переливается. Красота и блаженство.
- Блаженство, – странным голосом повторил мальчик и больше не произнёс ни слова.

Серёжа и Оля не знали, что предпринять. Ребёнок молчал весь вечер и был погружён в своё. Перед сном Серёжа и Оля зашли посмотреть на него. Он лежал неподвижно, уставившись в потолок. Лицо его не выражало ни печали, ни радости, ни покоя.
- Что можем мы для тебя сделать, малыш? – в отчаяньи молвил Серёжа.
- Умереть, – хриплым голосом отозвался ребёнок, словно только того и ждал.
- Умереть? – удивлённо переспросил Серёжа. – Зачем?
- Так надо, – отрезал мальчик. – Ведь там хорошо? Солнце, море, блаженство.
Серёжа и Оля уселись на пол и ждали дальше.
- Я хочу быть цветком, – произнёс через время ребёнок. – Из-за вас я не стал цветком. Изъяв меня из числа непреложных детей, вы нарушили весь пространственно-временной континуум.
Серёжа и Оля долго молчали. Затем Серёжа спросил беззаботным голосом:
- Каким же цветком ты хотел бы стать?
- Гвоздикой, – подумав, ответил мальчик. – Или гладиолусом.
- А если гвоздикой не выйдет и станешь герань в горшке? – Серёжа изо всех сил старался владеть собой.
- Не морочь меня. Ты уводишь беседу в сторону, – строго сказал ребёнок и сочувственно посмотрел на Серёжу.
- Хорошо, – бесстрастно проговорил Серёжа. – Будь по-твоему. Мы умрём, и ты станешь цветком. Идём, – он взял Олю за руку.
Они подошли к мальчику и поцеловали его по очереди. Затем вышли из детской, бережно притворив дверь.
На кухне чаёвничали недолго: собрались и пошли на кладбище – для удобства и чтобы наутро мальчику не доставить хлопот.

Ночью на кладбище всё было как обычно: фейерверки, вальсирующие неустанно родственники, мутирующие наследники, тир, фуршет, караоке и скабрезные пьяные хороводы.
Серёжа и Оля молча потанцевали, нежно прощаясь друг с другом, отыскали себе подходящую, на двоих, могилку с приличным гробом, достали оружие, обнялись, и так же, ни словом не обменявшись, одновременно выстрелили друг в друга. В это время оркестр как раз заиграл «Fly Me To The Moon», и смерть их была благосклонно воспринята истинными ценителями.



*    *    *


Ребёнок сидел у зеркала и ждал изменений. Прошло уже несколько дней, а в цветок он не превратился. Это его огорчало и настораживало. Ребёнок горько вздохнул: в последнее время он вынужден был много думать, чтобы прийти к последнему безупречному выводу.
- Их смерть не считается, – сказал он. – Они были не настоящими потому что родителями. И вообще они были какие-то не такие. Как дураки, – пояснил он печальному плюшевому медведю, сидевшему на подоконнике. – Правда ведь, дураки они, да?
Медведь ничего не ответил.
За окном наступал Новый год, падал снег и творились люди.












* в качестве колыбельной использована популярная немецкая композиция "Seeman" (Примеч. автора)