V
Начиналась первая стража, а в храме служба Богине. Женщина лет за сорок, умело скрывавшая полноту роскошным платьем, опоздала к началу. Поддерживаемая слугой, она вылезает из своего паланкина, остановившегося перед ступенями. Вслед за ней девочка лет двенадцати, которая берётся за её руку. Этим двум почтительно кланяется сторож-раб, простираясь на каменной плите. Молодые патрицианки, похихикивая, тоже выбираются из носилок и также держатся за ручки. Бестия, распознав в женщине почтенную прихожанку, обращается к ней.
– Вечер добрый! Матрона, скажите, пожалуйста!..
У хмельной прелестницы, торопящейся, пока та не вошла внутрь, получается скорее что-то вроде «скжите пжалста».
Матрона просит свою спутницу:
– Внученька, Корнелия, иди в пронаос, подожди меня там, – и отвечает. – Добрый вечер, девушки! Это святилище Юноны, Царицы Богов. Вы не могли бы выбрать другое место для… для игр?
– А мы именно сюда, матрона. Аркесилай, любовь моя, давай пройдём в опистодом, поглядим…
– Стой, не надо! Постой, Феодота, – удерживает Присцилла любовницу за руку и нежным лобзанием шеи и мочки; прихожанка уже собралась было заслонить собою вход, из-за косяка за сценкой с любопытством наблюдает внучка. – Ты лучше спроси, что хочешь.
– Матрона! У вас есть жреццулий?
– Что ты изволила произнести? И вообще, распутницы… Извините, вырвалось. Даже не думайте входить в таком виде и состоянии – не богохульствуйте! – Бестия, услышав последнее слово, хохочет, сгибаясь чуть не до земли, для равновесия сделав пару шажков вперёд. – Девушка, да, вот ты, держи свою подружку. А не то я пошлю за вигилами.
– Ой, испугала! – выпрямляется Корнелия и дурачится. – Моя Аркесилай, я боюсь! Что же делать? Неужели половина эдилов, префектов… этих… вигилов, наших люб-…
– Любезных друзей, – перебивает-корректирует чуть менее пьяная Муция.
– Ужель нас не выручат? Ужель и консуляры нам не помогут?.. Но матрона! Всё-таки скажите, пожалуйста, есть ли у вас жрец Луций младший? – конечно же, пассия Присциллы хотела спросить «младший жрец Луций?»
– Нет, девушки.
– Нет, вы точно знаете? Нам нужно его увидеть. Может, утром он бывает?
– Я знаю всю коллегию этого храма. Луция Младшего нет.
– Спасибо. А ещё… Нет, нам надо пройти в…
– Стой, Феодота!
Фабия снова хватает за руки Руфину, притянув к себе, приобнимает. А та по привычке, забыв об обстоятельствах и том, что белья на них нет, задирает тунику удержавшей и тянется поцеловать в губы. Почтенная прихожанка не успевает закрыть глаза. Присцилла одёргивает, поправляет одежду и получает-таки лобзание.
– Стой, говорю, спокойно.
– Я тебя люблю, Аркесилай! Почему я не могу тебя поцеловать?
– Стой. Я тоже тебя люблю, но поцелуешь потом. Ты гетера, а я философ, меня слушай. Стой, где стоишь, возле меня, и спрашивай у доброй женщины, что хотела.
– С тобой рядом я, естество, готова быть всегда… – Бестия целует вставшей на цыпочки и задравшей голову любимой шею и тлеющий сквозь тунику сосок. – Матрона, подождите. Можете смотреть, я перестала. Матрона, а есть у вас статуя Юноны в хрисошляпантинной…
– В хрисо-э-ле-фан-тинной технике.
– Да, вот как моя любимая Аркесилай сейчас сказала – есть в этом храме такая статуя Богини?
– Извините, девушка, я не совсем понимаю. Статуя техника Аркесилая? Что это?
– Нет, статуя работы Фидида, в хрисо-… Извините бедную глупую гетеру, я не в силах это выговорить.
– Девушка! Я вижу, ты наверняка из хорошей семьи, не говори так. Лучше идите отдохните, поспите. А изваяний или других изображений Богини мастера Фидида или какого-то там ремесленника нет. Может, вы ошиблись. Вам храм Геры, возможно, нужен? Так он же сгорел. А новый ещё не построен. Или соседнее святилище – вот, рядом, за углом – Квирина. А это обитель Юноны-Квиритиды. Вот ты, девушка, ты лучше соображаешь – как «философ», ты же сама сказала. Уезжайте, пожалуйста. Если у вас всё, то мне надо идти.
– Благодарим, уважаемая! – отвечает «философ» Фабия. – Извините, что задержали.
– Спасибо, матрона! У вас чудесная дочка! – Присцилла тихонечко говорит Руфине на ушко пару слов, и та поправляется. – Чудесная внучка!
А внучка уже давно выбежала из пронаоса и из-за колонны с большим любопытством наблюдала и слушала беседу бабули с «распутницами». Почтенная прихожанка вошла в пронаос, осмотрелась и стала звать:
– Корнелия! Внученька! Корнелия!
Бестия, рассмеявшись – «Меня зовёт!» – хотела бежать к ней, но была опять остановлена усилиями Присциллы. Женщина, видимо, посчитав, что внучка прошла в целлу, идёт вглубь здания святилища. Тогда прятавшаяся девочка – с красивым личиком, черноволосая, голубоглазая, стройная для своих лет, да и вообще – подбегает к Руфине, торжествующе кричащей:
– Я же говорила! Аркесилай! Нет ни статуи! Ни Луция! Ни Фидида!.. А?!. Что тебе, милочка?
– Как вас зовут? Прошу, скажите мне.
– Зачем, душка? – интересуется Фабия, пока Корнелия проводит пальчиком по щёчкам и даже ротику юной тёзки.
– Я любовалась сейчас вами!.. Вы мне так понравились! Как вас зовут, где вас можно найти? Умоляю, ответьте.
– Ты, наверное, слышала. Аркесилай и Феодота.
– Да-да, это очень-очень мило: такие отличные прозвища! Но мне некогда: меня сейчас будут искать – бабуся одолеет всех. Пожалуйста, скажите – не пожалеете.
– Хорошо, милая. Это Присцилла Младшая. Я Корнелия Бестия. Завтра приходи ко мне домой, это на Виа Буратина, в округе Исиды и Сераписа.
– На Виа Тибуртина, – поправляет возлюбленную Фабия. – Дом Публия Руфа Бестии.
– Точно. Завтра часу в пятом.
– Благодарю! Я так рада!.. Меня тоже Корнелией зовут… Но я побежала. Бабуля увидит с вами, до Медитриналий из дома не выпустит! – девочка убегает в храм.
– Феодота, любимая, она же маловата.
– Ты о росте?
– О попке её! О возрасте, конечно.
– Тебе снова кажется, моя Аркесилай. Она старше твоей Бэты, ей уж замуж наверняка пора, как нам с тобой в своё время. И вообще, ты что это опять цензора из себя строишь?! Это ж сон был, просто сон, всё не поняла никак?! Снова можно – и весьма спокойно – гулять и ещё раз гулять!
– Действительно, что это я? Слишком прониклась добродетелью за пару дней. Однако мы всё же чересчур впечатляюще выглядим для святого места. Феодота, идём в носилки.
– Заодно выпьем за это, за впечат-линии.
– За одно впечатление от двух почти обнажённых потрясающих девушек? За одно лишь впечатление, что может заставить не спать ночами? За прекраснейшие линии наших фигур? Посмотрим.
– Что значит «посмотрим»? Посмотрим на впечат-ле-ние? – продолжает Бестия уже внутри паланкина.
– Простите, о выдающиеся домины! Я Тарис, сторож этого храма, – подобострастно обращается к патрицианкам раб, почтительно встречавший женщину с внучкой. – Простите, я случайно услышал ваши слова… Просто госпожа Геренния правда может послать меня…
– Не ври, мерзкий! Если ты о той матроне, она не пошлёт тебя на… то есть туда, куда ты боишься… Аркесилай. Может, он украл кольцо?
– О нет, простите, нет…
– Ладно, она шутит, Тарис. Говори, - прерывает извинения сторожа Фабия.
– Она может послать меня за вигилами, и мне придётся их вызвать. Поэтому я и хотел узнать, есть ли на самом деле у вас там знакомые начальники. И правда есть знакомые консуляры? – не удерживает любопытства раб. – Вот. Простите, пожалуйста. А не то лучше вам, о выдающиеся домины, и правда выехать за пределы храма.
– Аркесилай, милая, у нас есть среди стражей порядка кто-нибудь, как думаешь? Похоже, этот мерзкий служка думает, что я приврала.
Тарис падает на колени, энергично мотая головой, повторяя «нет, нет, нет…» Присцилла делает ему знак подняться. Будь она трезвой, и не подумала бы хвалиться перед каким-то рабом. Но…
– Квинт был курульным, сейчас один его приятель плебейский. У Парис отец курульный эдил, его товарищ по должности, до назначения, в том году, был любовником Шрамика и чуть-чуть моим. У меня дюжина знакомых консуляров, это точно, это минимум. Кто ещё? Кто-то должен быть ещё…
– Да оба префекта этих самых эди-… вигилов были с нами в ЛесБестиях!
– Да! А ещё у Шрамика ведь консуляры чуть не все, наверное… Феодота, ты молодец!
– Любовь моя! – девушки целуются.
– Стоять! – пока ещё возможно, Муция отрывается от дорогого рта, чтобы поинтересоваться у раба, хотевшего уйти. – Стоять, Тарис. Мы сейчас всё же уедем, можешь не бояться.
– О! Благодарю, благородная домина! – тот обратно простирается ниц.
– Голову хотя бы подними. Два вопроса. Вчера, рано утром, ты меня не видел здесь?
– Я в конце ночи ухожу. Утром меня здесь не бывает…
– Брось, Аркесилай! Ты же убедилась. Ты что, пьяная? Упрямая такая! Я вот… Ты ж разбудилась, матрона же всё сказала, орповергла твой сон…
– Подожди. Тарис, эта матрона, как ты её?..
– Госпожа Геренния.
– Она давно это святилище посещает? Действительно всю коллегию знает?
– О да, да, домина! И священников всех знает, и половину прихожан. Её все знают, она очень уважаемая прихожанка!..
– Хорошо. Феодота, нет монетки?
– Должна быть, под подушками обычно валяются.
Юные патрицианки принимаются переворачивать подушки возле себя и под собой. «Вот! Нет, золотая…» «Это скрупулум…» «Ага! Нет, вообще ауреус!..» Тарис, будь он смелее и подними голову, увидел бы такое, что обычно весьма жаждут узреть воздыхатели ещё не благосклонных красавиц.
– Есть! Нашла сестерций. Держи, Тарис! – Муция бросает сторожу монету и чуть выставляет из носилок ножку.
– О выдающиеся домины! Благодарю! – лобзает раб её стопу.
– Аркесилай! Ты меня совсем отвлекла. Мы хотели выпить.
– Ты хотела.
– Ах, философ, люблю тебя!.. – лобзание. – Ты будешь?
– Поехали к тебе. Тогда один тост сейчас, следующий в твоей постели…
Программа Присциллы была выполнена. И перевыполнена: за тостом в кровати Корнелии последовали опьяняющие, головокружительные ласки влюблённых.
После чего даже Бестия, хлебнувшая, как она сама признала, чересчур, даже Бестия, устав, уснула в нежном объятии Муции, более трезвой, но отдавшей не меньше сил на ложе их сияюще-прекрасной любви и огненной страсти.
Подобной страсти позавидует, пожалуй, и Матерь ужасов, сицилийская Этна. Поэтому страсти, порождённые чувствами и энергией Бестии и Муции, страсти, творящиеся на их ложе, особенно в некоторые моменты, моменты волнующие, максимально объединяющие и дарящие по-настоящему небесное яркое наслаждение, писательница Присцилла, не испытывавшая подобных и с любимым Квинтом, называет «этническими». Этим определением их страстей долго восхищалась Корнелия, повторяя, что не зря называет любимую Аркесилаем. Ибо философ «любил чётко различать слова».
Однако вернёмся к повествованию. К полуночи Фабия приехала домой. Макр неожиданно проявил больше нежности в супружеской постели. От чего, вероятно, у Муции, после удивившейся самой себе, появилось, ещё и вопреки усталости, возбуждение, и соитие с мужем оказалось для неё более приятным. Однако, как и все предыдущие три раза, жене было далековато до удовлетворения. Но она отметила прогресс и наградила супруга таким лобзанием, что он изумился, и даже вслух:
– Дорогая! Ничего себе!.. Вот это да! Клянусь Плутоном! Я никогда…
– Тсс! – кладёт она пальчик на его губы. – Я хочу спать; очень, очень устала. Доброй ночи, дорогой Гай!
– О, конечно, хорошо, да. Доброй ночи!.. – и он, прежде чем отвернуться, поцеловал жену в плечико и шею.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2011/12/31/369
----------------------
49) вигилы – лат. vigili – стражники. Члены набиравшихся из рабов и вольноотпущенников команд, прибл. 7 тысяч человек (в Риме), исполняли функции пожарных и ночных стражников.
50) префекты – здесь: некоторые городские (в Риме) чиновники. Городской префект и два префекта вигилов – всаднические должности. Городской префект – важная должность, подчинявшиеся ему городские когорты (4 тысячи человек) несли охрану в дневное время. Когорты вигилов и городские (по сути полиция) охраняли, в ч., и культовые здания. Частично функции охраны общественного порядка оставались и у эдилов.
51) техника…ремесленника – гр. слово «технэ» – искусство, ремесло.
52) храм Геры – Гера часто отождествлялась с Юноной;
или Квирина – по созвучию с Квиритидой.
53) Этна – вулкан на Сицилии.