Фамилия у Геннадия - Косоруков, прозвище с самого детства ещё хуже – Фальшивый. Это вот, считал он до сорока пяти лет, всю жизнь ему испортило. А в одно утро после удивительно легкого сна встал он в хорошем настроении и решил сразу, с этой вот минуты, без всякой подготовки, не как раньше, без всякого плана, поэтому задуманное, наверное, прежде и срывалось, просто взять и переменить свою жизнь.
Был это не понедельник, не первый день месяца, не похмельное утро после Нового года, на которые он сколько уже раз намечал хорошие перемены в своей жизни, а обыкновенный четверг, октябрь, шесть часов четырнадцать минут. Исполнилось на ту осеннюю дату Геннадию Владимировичу Косорукову сорок пять лет восемь месяцев и двенадцать дней. Ну, самое-самое время стать другим!
Вот такой пролог к рассказу о человеке, решившем в одну минуту стать счастливым, сбросив с себя «корону» косорукого неудачника.
А теперь с самого начала.
У его обоих дедушек привыкли руки к топорам. Деду Василию раму связать – так это для разминки, баню сварганить – раз, как он бахвалится, плюнуть. Вот избу одному поставить, без бригады, - помощь только для поднятия обтёсанных с вырубленными пазами брёвен нужна и чтобы стропила закрепить, но здесь плотничьего умения не надо, – это только ему одному во всей их округе под силу. Дед Михаил, единственный достойный напарник Василия, когда переехал в город, быстро освоил новое дело – стал столяром. Мало этого – добился, чтобы сын Владимир его превзошел. А тяжело заболев, наказал ему, чтобы и внучонок Генка столярным виртуозом стал.
А Гена от отцовой учебы отлынивал. Ему нравилось «пятерки» в школе получать, в четвертом классе сразу в три библиотеки записался. И мама всегда за сына заступалась:
- Пусть, Володь, Генка к институту готовится. Он у нас слабенький, хиленький, работа руками всё равно не по силам, а выучится, то за столом головой станет денежки огребать!
- Ныне инженер меньше меня получает, но я и вкалываю будь здоров, - возражал отец. – Пусть за верстаком дедову науку проходит.
И наглядно объяснял Генке подгонку железок в рубанке-фуганке, чтоб строгалось ровно-гладко, выпилку знатного узора в наличнике, вырезку орнамента стамеской и долотом для украшения горки (их, новой формы, сервантами стали называть) или высокой спинки дивана.
Генка недовольно брался за ножовку, чтобы выпилить очередную заготовку под первую собственную табуретку. Как только куда уходил отец – тут же за книжку. Однажды, заметив непослушание, отец так отодрал сынулю ремнём, что у него вообще отпала охота столярничать.
Конец мучениям положил приехавший в гости из деревни дедушка Василий, выслушав и дочь, и зятя, и внука, назвав его в сердцах, раз не хочет идти по их трудовой линии, фальшивым интеллигентом. Махнул рукой и сказал про Генку: «Пусть хоть тогда старательно учится!».
А непонятное слово «фальшивый» услышал Генкин друг Санька, который всегда с удовольствием смотрел, как дядя Вова орудует за верстаком, шкурит и лачит готовый самодельный шкаф. И в этот вечер он у верстака крутился. На следующий день на улице назвал Геннадия Фальшивым, когда тот так и не смог справиться с волейбольным мячом и его больше не брали ни в круг, ни тем более в игру через сетку, натянутую у Санькиного дома. И с тех пор пошло: Фальшивый да Фальшивый.
Зато Генка - отличник, по вторникам, четвергам и субботам ходил в одну из библиотек, в пятом классе выиграл школьную и районную олимпиады по литературе, то же самое повторил и в шестом, даже был направлен на областную олимпиаду. На ней с треском провалился, из-за волнения в незнакомой обстановке не мог ответить ни на один вопрос, потом, на обратном пути, всё, как по учебнику, рассказал сопровождавшему его преподавателю, который вместо похвалы обидно процедил:
- И впрямь ты, Косоруков, Фальшивый!
В тот же год отец внезапно, едва заболев, умер. Прямо в машине «скорой помощи». Семья зажила худо.
К десятому классу Геннадий оказался немодно одет, и девчата не обращали на него внимания, как он ни старался. И по вечерам, когда одноклассники проводили время со своими подружками, он создавал свой мир, в котором мог быть счастливым. Его надежными друзьями-спутниками оставались только книги.
Иногда он, уткнувшись в подушку, плакал тайком от матери, прекрасно сознавая, что оказался самым слабым в классе, ему ни на уроках физкультуры, ни на стадионе не давались спортивные достижения. Это ещё одна причина, кроме плохонькой одежды, из-за чего Гена не пользовался успехом у сверстниц. Вот с каких лет в его душе остались шрамы от того, как несправедливо обходилась с ним юность. От мира действительности он всё чаще уходил в мир книжной мечты. Единственное, что удавалось Геннадию воплотить в реальность: отомстить одноклассникам и одноклассницам своей замечательной учебой. В последние два года он не получил даже ни одной «четверки».
Педагогический окончил с красным дипломом, преподавал историю в той же школе, где и учился. Помня прежний недостаток, все первые получки тратил на модную одежду. Растянулись такие нужные покупки на два года. Мама ушла по вредному стажу из сварочно-окрасочного цеха на пенсию и в нём же подрабатывала уборщицей. Так что не только питались на её деньги, но и понемногу откладывали на чёрный день в потайной кошелёк: после дефолта, хотя и прошло уже несколько лет, и мама, и все её знакомые не доверяли банкам, не заводили сберкнижек. Да ещё мамин кумир и тёзка сына Зюганов намекал, что скоро стоит ожидать мирового кризиса.
- Надо тогда побыстрее компьютер купить, у всех моих коллег уже есть.
- Жениться тебе, Ген, надо, а не копутер. Я ещё в силах помочь с ребятёнком посидеть.
Косоруков удачно, с рук и по дешёвке, поскольку старенький, но зато чисто тайваньский, подчеркнул продавец, купил ноутбук. Освоил его самоучкой, один коллега в учительской все азы показал, дальше пользовался справочником, в трудных случаях консультировался с преподавателем информатики Владимиром Митрофановичем.
- А жениться когда будешь? - в который раз спрашивала мама тридцатилетнего сына.
- Так ещё невесту не нашел, - в который раз отвечал Гена.
- Может, ты и вправду какой-то не такой?
Мама и подыскала сыночку жену – со своего бывшего окрасочного участка. Привела её в дом, видно, ещё в цехе подсказала, как себя вести с Геной: всю инициативу брать на себя. Зоя это поняла в прямом и в переносном смысле: посидели, выпили за знакомство, потом мама сказала, что уйдет допоздна к соседке. И Зоя, не теряя времени, подтолкнула захмелевшего Геннадия к кровати – велели же его брать на себя.
Из этого сожительства вышел брак. Постельное однообразие приелось, Зоя хорошо ладила со свекровью, почти заменила её на кухне, а вот Геннадию с молодухой и поговорить не о чем: он не разбирался в грунтовке и окраске кузова автобуса, ей не интересна история России в девятнадцатом веке, когда правили три Александра. Гена посылал Зою в вечернюю школу, обещая любую помощь, а она отнекивалась: мол, и за восьмой класс у неё все давно вылетело из головы.
Вторая попытка, хорошо, что без регистрации, оказалась тоже неудачной. Ленку подсунул ему школьный преподаватель информатики, расхваливая недавно вернувшуюся в город после неудачного столичного замужества знакомую своей супруги. Устроилась инженером-химиком на завод, в домашние дела не вникала, доверяя всё свекрови, даже ей, а не Геннадию отдавала свою зарплату, вдвое больше учительской.
Через месяц начала Геннадия пилить за косорукость в хозяйстве, ненужную быстроту в постели – Лена только ещё в охотку войдет, а партнер уже закончил.
- Не любишь ты свою Леночку, - шептала она обиженно.
А ещё через пару недель уже грубо:
- Ты и не муж, и не мужик. Ну, ладно уродился косорукий, так в другом деле бы хоть отличился!
Собрала все платья-куртки, колготки-туфли и ушла к своей мамочке. И напоследок выкрикнула:
- С тобой ни одна баба жить не будет! Фальшивый! Импотент!
Так, казалось, его никто не обижал. Даже кличку Фальшивый, думал он, все позабыли.
А вот неужели про импотента – это правда, не сейчас, но в будущем? У него же действительно все иногда быстро, как у кролика, получается. Зоя-то на это внимания не обращала, вроде оставалась довольна. И зачем, уже жалел Геннадий, он с ней расстался. Ну и что, подумаешь, неинтеллигентная, зато какая была дома работящая, и мама в ней души не чаяла, нет-нет, да и вспомнит Зою. Ленка совершенно другая, может, по её конституции секс-гигант, как в кино показывают, требуется? Да таких, может, один на миллион. Не заставишь же всех быть, к примеру, Валуевыми.
Не пожалел денег, записался на приём к врачу.
Он-то всё и поставил на место.
- Нет, вы не импотент, но бывают случаи, когда любой мужик оказывается несостоятелен, независимо от того, как сильно любит свою партнёршу и насколько та привлекательна. Запомните, Геннадий, это случается с каждым мужчиной. Это в порядке вещей. Любой стремится иметь эрекцию, - продолжал разъяснять психиатр. - А если она не возникает, то не надо стесняться поговорить со специалистом. А то может получиться так: мужчина отдаляется от женщины, с которой у него возникла бы полнейшая сексуальная гармония. Но если бы он не стеснялся, а предпринял бы вторую, третью, следующую попытку, то убедился бы, что с ним всё в порядке. Вы, Геннадий, не единственный, с кем случилось такое.
Успокоенный, Геннадий решил попробовать свои силы на проститутке. Их в городке поприбавилось после случившегося, правильно предсказал Зюганов, кризиса, а обходиться мужикам они стали дешевле. Довольный своими окрепшими способностями, Геннадий после третьего похода даже прикинул, что ему это обойдется дешевле, чем тратил на Ленкины капризы и наряды.
Однажды в центре города, выходя из известного многим мужикам дома, увидел её.
- Это ты была недостаточно хороша, чтобы привлечь своим обаянием. У меня всё в порядке!
Он и в школе стал вести себя увереннее, расправил плечи, за последнее время они, кажется, стали шире, что подтвердилось при покупке нового костюма – взял на размер больше.
Как-то зашла к нему в класс одна пожилая женщина.
- Геннадий Владимирович, а вы не могли бы дополнительно позаниматься с моим оболтусом. Он уже к математичке и физичке домой ходит. За репетиторство я заплачу.
- А вы, извините, кто?
- Бабушка Лёвы Чупрова.
- Да, неровно учится. Осень начал с четверок, а к весне идет с двойками. Нужно бы ему подтянуться!
- Я заплачу.
- А что с внуком случилось-то?
Бабушка расплакалась. Геннадий Владимирович сходил в коридор, принес в кружке очищенной, недавно спонсоры подарили нужный аппарат, воды.
- Ой, спасибо, извините меня!
- Вам, наверное, надо выговориться, легче станет.
- Да, пожалуй.
Косоруков внимательно, не перебивая, слушал рассказ постепенно успокаивающейся бабушки.
Лёва был случайно зачат на заднем сидении «Москвича». Отец проявил благородство, взял Олесю замуж. Но семьи, к которой оба не были готовы, не получилось. Через два с небольшим года супруги расстались. Лёвушке достались отцовская фамилия и две ухаживающие за ним и прощавшие все его капризы бабушки.
Ещё когда Олеся жила у Чупровых, её мама, собеседница Геннадия Владимировича, наконец-то отважилась вторично выйти замуж за хорошего человека, считая, что дочь у неё теперь надёжно пристроена, можно и о своем счастье подумать. Даже дом хотела продать, только вот Олеся в него вернулась.
Дочка через каждые трое суток дежурила на «скорой», Лёвушку поочередно, словно по графику, возила то к одной, то к другой бабушке, забирая от них через день-второй. Так что сидеть самой ей с сынишкой приходилось меньше бабушек. Одна его баловала, другая кормила сладостями, только мама частенько сынишку шлёпала и ругала за любую провинность. Поэтому он сам просился в гости.
А мама оставляла его у бабушек всё чаще и чаще. Стала жить с разведенным, старше её на десять лет врачом. Тот переехал к ней из соседнего рабочего посёлка, найдя и в городе дополнительную работу в заводской больнице. Лёвушка ему не нравился – Олеся ещё чаще оставляла сына у бабушек: Чупрова, несмотря на развод с её сыном, привечала внука, одаривая по первой его прихоти подарками, но всё равно Олесиной маме приходилось сидеть с баловнем гораздо чаще.
Словно не себе, а маме родила Олеся второго сынишку: через полгода по настоянию сожителя она уже вышла на дежурства в «скорой». А потом с малышом и сожителем уехала в самую серёдку холодного Ямала. И за день до отъезда сказала маме, что оставляет Лёвушку до конца учебного года.
- Только не уточнила, какого, – у рассказчицы снова слезы на глазах. – Я его в шестом и седьмом классе ещё тянула, а теперь уже устала, да и парень давно чувствует себя сиротой. Приехали на два месяца в отпуск, но лучше бы и не появлялись: погостили недельку, оставили мне и второго сынишку, а сами укатили на тридцать дней на Красное море. Я умоляла Олесю забрать Лёву с собой – бесполезно: зять против. Мне пришлось и мужа почти бросить: приезжаю к нему раз в неделю приготовить, убраться и постирать, с этого года уже раз в месяц – силы-то уже не те. Полагаю, что Лёва стал хуже учиться в отместку далёкой матери.
- А с финансами у вас как?
- Тут я не в обиде, с богатого Ямала на мою карточку перечисления идут исправно. Но ведь, сами понимаете, не в деньгах дело: Лёва почти всю жизнь без мужского воспитания, без маминого внимания, словом, по этой причине сложный и обидчивый у него характер. Раньше хоть друзья были, теперь домосед: знает лишь компьютер с дурацкими играми и телевизор с дебильным каналом ТНТ. И обленился донельзя: когда я у супруга остаюсь ночевать, себе ни яиц вкрутую сварить не может, ни пельменей – проще же простого! Зимой снег у дома не почистит, приходится мне, старушке, лопату брать, огород тоже весь на мне. Сел, раздолбай, на мою шею. Хоть бы за это учился хорошо, так нет – двойки пошли. Случись что со мной – как один жить будет, пока на Ямал не заберут! Его-то отец ещё раз женился, а вторая бабушка уже плоха.
Геннадий Владимирович снова сходил за водой.
- Я согласен позаниматься, будем оставаться в школе после его уроков.
- Ой, спасибо! - обрадовалась бабушка, протягивая пятитысячную купюру. – Это за месяц вперед. И у меня ещё одна просьба: не могли бы с ним иногда просто по душам, как мужчина, поговорить о том, чтобы на улице чаще гулял, каким-либо спортом для укрепления здоровья занялся, а то всё компьютер да компьютер.
…Было это три года назад, а вспомнилось почему-то в сегодняшнее радостное и светлое утро. Не потому ли, что первое репетиторство положило начало незаметным изменениям в его неуверенном характере. С мальчиком, воспитанным в женском окружении, почувствовал себя мужчиной с твёрдыми решениями, помня наставления бабушки обращаться с Лёвушкой построже, как отец. Эта чуть закреплённая твердость постепенно перенеслась на ведение уроков истории, на которых, бывало, завуч не раз делала преподавателю замечания - шумновато.
Видно, с подачи с той же бабушки, а с кого же ещё, у Геннадия Владимировича с нового учебного года появилось ещё два ученика, которым понадобилась помощь в усвоении истории, и в последующие два года по трое пацанов. И у всех его внеклассных воспитанников было одно общее – росли без отцов. Не это ли главным, начинал догадываться Геннадий Владимирович, стало в его репетиторстве – мужское влияние на нежных, незащищенных от улицы созданий. Он даже начал гораздо лучше разбираться в сегодняшних мальчишечьих проблемах, поскольку они доверчиво стали делиться с ним своими тайнами.
Из последней троицы к учителю особо привязался Денис Егорченков.
И в школе заметили изменения в их прежде неприметном учителе истории: всё был-был начинающий размазня, которому серьёзное дело поручить нельзя - завалит, и вдруг стал человек с характером. Вот и посыпались поручения: дали классное руководство, от школы и микрорайона делегировали в районную комиссию по делам несовершеннолетних, а недавно записали в методический совет при гороно по краеведению, директор намекал, что пусть присматривается к работе завуча…
Потянувшись, встал с кровати, пока шёл к умывальнику, воспоминания внезапно повернули в другое русло, во времена его учёбы. Был у них преподаватель литературы Иван Евгеньевич Рубин, который своих учеников каждое лето водил, притом в основном ножкам, ножками, то в Константиново к Есенину, то в Тарханы к Лермонтову, то в Болдино, туда вообще всю дорогу пешком, к Пушкину. Гена в такие походы не записывался, пугали ожидаемые насмешки над его неуклюжестью: ни палатку не может поставить, ни костёр зажечь, ни, самое главное, тяжеленный рюкзак тащить. Да и про Есенина он читал не меньше Рубина. А вот сейчас почему-то пришла мысль для улучшения воспитательного процесса организовать такое познавательное путешествие с историческим уклоном. На первый раз надо пригласить с собой физкультурника, чтобы научил всем туристическим приёмам, а после и самостоятельно всех желающих может вести.
Тему можно придумать не одну. Вот самое простое: забытая страничка Великой Отечественной войны – рытьё противотанковых окопов. Пройтись, например, по линии этих заметных ещё шрамов на земле из своего района в соседний – вот и будет хорошее дело! И дополнительный интерес к истории, и дети хоть от своих компьютерных игр отдохнут, может, кому и понравится больше двигаться, чем, сгорбившись, сидеть за столом в школе и дома.
Повесил полотенце на крючок – ещё озарение. Сегодня скучное заседание комиссии по делам несовершеннолетних. А что если попробовать для профилактики организовать дежурства по злачным детским местам – подвалам и бывшим общагам. И ещё на комиссии он зачитает вчера запомнившуюся в «Российской газете» интересную статью «Смерть как образ жизни», про то, что мы занимаем третье место в мире по числу подростковых самоубийств.
«Что за умное утро сегодня такое – идея за идеей!» - сам себе удивился Геннадий, садясь за стол на кухне: мама поставила и кофе, и пару яиц, разрезанные на половинки и политые майонезом. Мама уже старенькая стала: спать ложится рано, встаёт, чтобы завтрак сыну приготовить, потом снова ложится. И часто теперь смотрит телевизор, даже Геннадий привык к её распорядку, спешит домой к шести вечера, чтобы посмотреть с ней и ему понравившийся сериал «Институт благородных девиц».
Вообще-то это плохая привычка – увлечься такими сериалами, он же почти молодой – срок пять всего! Да и жить решил с сегодняшнего дня по-другому. А это значит, что и о постоянной женщине надо подумать. Вообще-то ему нравится мама Дениса Егорченкова Дина Аркадьевна. И она с Геннадием Владимировичем разговаривает всегда заинтересованно, глядя в глаза, но ведь это из-за Дениса. Кстати, запланировал Геннадий, надо сегодня его осторожно порасспросить о домашних делах, навещает ли их отец.
Что ещё нужно сделать сегодня? По всему видно, что весь день должен быть удачным. Ах, да, именно в их школе будет выездное заседание методсовета по краеведению. Надо бы подготовить от имени хозяев «поля» своё выступление, директор вряд ли скажет что-то путное по их теме, он же физик, помешанный на Ломоносове. Вот про Михайло Васильича готов говорить часами. Только такого методсовета не придумано. Шутка шуткой, а жаль. При нынешней постановке образования Ломоносовых в российской науке не будет, это не при царицах Анне, Елизавете и Екатерине.
А вот и решение. Предложить для начала каждому учителю истории самому написать биографию своего рода, зачитать её в классе как наглядный пример познавательного поиска, потом каждому ученику дать задание написать историю своей семьи. Или биографию одного из предков, которая бы отражала богатую на события жизнь своей страны, области или населенного пункта. Потом лучшие классные работы выдвинуть на школьный конкурс, объявить подобный и в районном масштабе. Сам Геннадий давно начал писать нечто подобное, но лень продолжать, а тут будет стимул.
Побрился, оделся для школы, пора и на работу – первый урок в девять утра. Ещё минут двадцать успеет в учительской поболтать с преподавателем информатики, с которым до сих пор сохранились приятельские отношения, да и физруку надо закинуть удочку по поводу летнего путешествия.
Физрук согласился с планом похода от деревни Лаптево, где хорошо сохранились окопы, а у школы памятником установлен пулемётный колпак, до села Хвощёвка соседнего района, где располагался окружной штаб тех земляных работ и где отличный школьный музей.
- Можно даже маршрут продлить на десять километров до села Оранки, где монастырь, я из тех мест.
- А на обратном пути заглянем в деревню Кудрёшки, где жил декабрист Бестужев. Надеюсь, за четыре дня пешего пути старшеклассники не устанут.
Увлеченные разговором преподаватели не заметили, как к ним подошел директор.
- О чем это вы?
Геннадий Владимирович повторил свои соображения о предполагаемом походе.
- Одобряю! Молодец! Но я к вам по другому поводу. Зайдите, Геннадий Владимирович, ко мне в кабинет.
В понедельник он, оказывается, будет назначен завучем, а прежний переходит в гороно инспектором.
- Официально об этом объявлю при открытии методсовета. Кстати, у тебя к нему всё готово?
- Разумеется.
И вкратце, через пять минут на урок, сообщил свои соображения о конкурсах по истории своих родичей.
- Ещё раз молодец! Одобряю! Неплохо бы, ты уж постарайся, чтобы твоя работа оказалась лучшей в районе.
После обеда Геннадий Владимирович съездил в центр города, в администрацию, на заседание комиссии по делам несовершеннолетних. Когда были рассмотрены дежурные вопросы, вынесены определения нескольким нарушителям, Косоруков рассказал о своем плане профилактических дел. Заместитель главы администрации пообещал обсудить его предложение с главой и выработать конкретное решение к очередному заседанию.
Косоруков вернулся в школу, чтобы провести урок в шестом классе. На сегодня всё, осталось лишь индивидуальное занятие с Денисом Егорченковым. Но мальчик опаздывал. Через двадцать минут стало ясно, что он не придет. Пора собираться домой ужинать и дожидаться «Института благородных девиц». Позвонил на всякий случай маме Дениса.
- Нет, он не дома, - сразу заволновалась Дина Аркадьевна. – Я думала, что он у вас в школе.
Уже из дома снова набрал номер Дины Аркадьевны.
- Нет, сын ещё не пришел. Его сотовый недоступен. А ещё я обнаружила, что наша кошка-копилка пуста! Там рублей пятьсот было.
- Давайте, Дина Аркадьевна, я помогу вам искать Дениса. Вы где живёте?
- На Коммунистической, в первом панельном доме.
- А я в частном за парком. Сделаем вот что: вы, Дина Аркадьевна, идите по правой стороне улицы, я навстречу по левой, вдруг ваш парень в какой подозрительной компании тусуется. Встречаемся посерёдке, у Дворца культуры.
Встретились у Дворца. Пошли в обратную сторону, но по параллельной Полевой, может, на ней Дениса заметят. Затренькал сотовый у Дины Аркадьевны. Посмотрев на засветившийся дисплей, обрадовалась:
- Ты где был? Теперь дома! Слава Богу! Сейчас приду! – и повернулась, взяв его под руку, к Геннадию Владимировичу. – Спасибо за участие! Приглашаю в гости!
- Спасибо, но лучше в другой раз. У вас, думаю, с Денисом разговор предстоит серьёзный.
- Пожалуй. Но приглашение остается в силе.
Косоруков поспешил домой, чтобы успеть хоть к окончанию предпоследней серии «Института благородных девиц». Давно ему фильмы не приносили такого удовольствия как этот. Вот сколько в нем благородства в поступках героев, верности данному слову, и не только аристократического сословия, но и обыкновенных москвичей.
Кстати, нужно раздумья по поводу этого сериала записать на всякий случай в подготовительные материалы для будущей исторической статьи. Ведь, предлагая на методсовете организацию конкурса на лучшие работы по истории своих семей или отдельных её членов, он планировал и своё, желательно победное, участие. Вот и надо в общую тетрадь, в компьютер станет набирать окончательную версию, занести сегодняшние своевременные мысли.
«В девятнадцатом веке любезность и вежливость были обязательной нормой взаимоотношений. Подчеркнутое взаимоуважение сглаживало остроту личных конфликтов, чреватых дуэлью. Существовали строгие правила поведения в бою и на балу, людьми одного круга соблюдались жёсткие требования к одежде и аксессуарам. Чем выше сословный статус, тем строже регламентации церемоний, нарушение которых жестоко пресекается. От труса или мздоимца отворачивается всё общество, не протягивают руку тем, кто не выполняет свои обещания. Кодекс чести ориентирует представителя благородного сословия на высокую взыскательность к собственным поступкам и словам, поощряет снисходительное отношение к женщинам и детям, выходцам из других сословий».
Не закрывая тетрадь, Геннадий Владимирович продолжил свои размышления над начинающейся работой, готовый тотчас записать все заслуживающие будущего премиального труда мысли.
По технике, вывод напрашивается сам собой, - у нас непрерывное движение вперёд, а сколько бытовых новинок пришло с Запада со времени начала подражания капиталистическому образу жизни, но вот по воспитанию – дела идут всё хуже и хуже. Праведность, сострадание и мужественность всё очевиднее вырождаются с каждым последующим поколением. Если бытие прапрадедов вряд ли чем отличалось от жизни прадедов, то вот судьба уже дедов начала меняться, но всё же не так стремительно, как не схожи между собой стали нынешние поколения отцов и детей. Разница между ними словно в столетие, а не в двадцать лет. Благородство и честь, кажется, исчезают из обихода.
Своих детей у Геннадия Владимировича нет, но у него же все школьные классы. За годы учительства навидался всякого. И с удовольствием бы вернулся к детям двадцатидвухлетней давности – они были духовно богаче! Как же так получается (что-то сегодня удачный вечер на размышления) - хорошие учителя, заботливые педколлективы, не хуже времён начала его работы, но дети совершенно иные. Всё правильно – меняется общество, его взрослое население, значит, это объективная реальность того, что должны меняться и дети.
Заглянул в прежние тетрадные записи. Жаль, что нет сведений о прадедах. Одно ясно – они из соседних деревень, дедушки Михаил и Владимир были уже из одной. К созданию колхоза оба ещё были холосты, срочную красноармейцы отслужили до Финской кампании, оба воевали в Отечественную. Один – в аэродромной обслуге, другой – старшиной в учебном полку. Различие в биографии начинается со времени переезда деда Василия в город: он после войны отсидел «за язык», правдиво отозвавшись о нищей колхозной жизни, и в деревню не вернулся. В городе устроился столяром, вызвал семью, когда выпросил комнатенку в бараке. А дед Михаил почти до самой смерти был бригадиром плотников в развернувшем большие стройки совхозе.
Отец, Владимир Васильевич, царство ему небесное, родился за пять лет до войны. На его детскую долю пришлось всё голодное пятилетье. В год Победы своей маме зарабатывал «палочки» в полеводческой бригаде. И эта привычка к труду осталась на всю жизнь. В городе столярничал в деревообрабатывающем цехе, после смены почти такая же домашняя – на заказ делал горки и диваны, а летом ещё и в огороде всё успевал полить: колонка была в трехстах метрах от дома.
Мама, как и отец, большая труженица. Геннадий – поздний ребенок. Через два месяца после его рождения снова вышла в свой сварочно-окрасочный цех, а окончательно ушла из него в семьдесят пять. В общей тетради Геннадий уже записал мамины слова, когда он просил подробно рассказать о своей жизни.
- Мы бедно росли, а все были вроде счастливые. А нонешних людей-то мне жалко… дружелюбства у них не стало. Без души живут. Ничего вокруг себя не замечают, ничего не знают, никого не жалеют, не как мы… По телевизору вот всё советское ругают, а я думаю, что особо плохого-то мы всё равно не видели. Это вот Свинидзе да Млечин-Хречин говорят, что тогда надо одно было сделать так, другое эдак. Взяли бы сами в то время бы и сделали. А с сегодняшних дней любой горазд учить!
- Сванидзе, мам, а не Свинидзе.
Запись этих маминых слов сделана после просмотра «Суда истории». А ниже Геннадий добавил свой комментарий. Очень противоречивые в тот раз были результаты голосования по очередным слушаниям: «1917 год… Большевики спасли или погубили Россию». «Приглашённые в студийный суд участники слушаний, в основном люди молодые, по виду студенты, выразили свое мнение так: 71 процент посчитали, что большевики погубили страну, одна треть полагает, что спасли. Теперь о результатах голосования по этому вопросу телезрителей. Опытный и умный сердцем народ и здесь спасает свою Россию, проголосовав в 72 процентах за то, что большевики отворотили страну от гибели».
Да, молодёжь, молодёжь! Как-то само собой начал записывать новые мысли. «Ещё в последние ельцинские и первые путинские годы молодые люди поняли, что жить надо, не напрягаясь, но получать как можно больше благ и удовольствий: ведь живут же так многие – ездят на машинах, имеют офисы, дачи… Сколько об этом фильмов, рекламы! Именно они плюс гламурные журналы сформировали современный молодежный массовый менталитет, психологию поведения, мотивы и поступки поколения, выросшего в условиях относительно легкого благополучия, раскованности, желания получить как можно больше благ и удовольствий, не особенно для этого трудясь, не прилагая больших усилий в образовании и самовоспитании».
Перечитав, Геннадий подумал, не слишком ли заумно получается, но в качестве чернового наброска сгодится. Да и усилить надо этот вывод причинами снижения у молодежи мотивации к труду. И опять заумное слово «мотивация», надо бы найти понятную замену. Но вместо словаря синонимов из книжного шкафа достал соседний с ним уже потрепанный том «В мире мудрых мыслей». Иногда по нему он гадал вот так: открывал любую страницу и тыкал, закрыв глаза, пальцем в текст. Решил и сейчас попробовать. Открыл глаза, строчки прямо в точку по его холостой судьбе: «Лучше съесть половину бутерброда, но вдвоем, чем целый, но в одиночестве».
Эх, пожалел Геннадий, жаль, что отказался от приглашения в гости, а ведь Дина Аркадьевна женщина одинокая и приятная. Невысокого роста, пухленькая, глаза… Какие у неё глаза? Если как у Дениса, то округло-широкие, с голубоватыми зрачками. Да-да, как и у его мамы. Но всё же надо проверить. И повод теперь есть: поинтересоваться случившимся с Денисом.
Сегодня звонить уже поздно – он же воспитанный человек. А вот завтра непременно – и с утра, до дневных уроков, чтобы проконсультироваться – назначить ли Денису на вечер пропущенное занятие и заодно, если мама позволит, провести с ним воспитательный разговор. Ведь ещё когда договаривались о репетиторстве, Дина Аркадьевна сетовала на отсутствие у Дениса мужского воспитания.
Утром Геннадий, робея, набрал номер Егорченковой.
- Можете с Денисом позаниматься и у нас дома. Я же ещё вчера вас приглашала в гости. Приходите обязательно, буду ждать. Вот Денис вас и приведёт, я ему сейчас в школу позвоню. По дороге я вас, Геннадий Владимирович, убедительно прошу, постарайтесь выпытать у сына про деньги из копилки. Мне он не сказал о них ни слова.
В перемену Геннадий успел сходить в «Магнит», купил коробку конфет, по размеру своего портфеля, хотел взять и шампанского, но это уже прямой намек на ухаживания, лучше с этим, как ещё Дина Аркадьевна отнесется, не спешить. Но, с другой стороны, робеть тоже не следует, вон как Зойка в свое время взяла его своей решительностью. Правда, ненадолго.
В следующую перемену Денис нашел учителя истории и сказал ему о мамином звонке и о том, что у него ещё два урока.
А у Геннадия Владимировича остался последний, в седьмом классе. Подождет в учительской, соберется с мыслями, чтобы не мямлить в разговоре и поступках с Диной Аркадьевной. Но теряться не надо, да и она не девочка.
В их коллективе лишь четверо мужиков. Директор тридцать лет счастлив в браке. Учитель информатики Владимир Митрофанович женат уже второй раз, супругой доволен. Физрук до сих пор холост, но от одиночества не страдает.
Как раз здесь, в учительской, когда они праздновали 8 Марта, физруку достался от женщин приз. Они, пошептавшись, придумали для мужчин конкурс на самый привлекательный тост. Подарок – душистое французское мыло – достался физруку. За его краткий и с намеком тост:
- Как приятно ошибаться!
В учительской хохот: все прекрасно знали, что физрук не ошибся ещё ни разу, хотя попыток было, наверное, двадцать пять, не меньше! Мудро! И, видно, ему приятно!
Но вот и звонок. Геннадий Владимирович вышел в коридор. У дверей его ждал Денис.
Бывая в гостях, Косоруков в первую очередь обращал внимание на количество книг в доме. У его приятеля Владимира Митрофановича их за пять тысяч томов, у соседа по улице, которого до сих пор все зовут Саньком, - ни одной. А вот библиотекарше зачем дома книги?
Оказывается, у Дины Аркадьевны в зале два шкафа под потолок уставлены книгами и журналами в два ряда, у Дениса в комнатушке своя подборка литературы. Что-то наподобие фантастики, фэнтези, но Геннадий Владимирович такого чтива не понимал.
Позанимался с мальчишкой, убедился, что тот наверстал пропущенное ещё с пятого класса, теперь не путает даты, Рим и Афины. Мальчишка, доложил он после занятия маме, может обходиться без репетитора. Разве только ещё раз с ним сделать обзор будущих уроков и научить системе не запоминания, а осмысления различных важных дат.
- Геннадий Владимирович! - хозяйка показала на книгу в простом переплете, лежащую на диване. - Я как библиотекарь всегда первой читаю все приходящие к нам журналы. Недавно мы получили очередной альманах «Земляки», в нем рассказ одного из популярных писателей, да ещё нижегородца, Захара Прилепина. Вот что он о вашей профессии от имени героя написал.
Она отодвинулась с середки дивана к краю.
- Да вы присаживайтесь рядышком, не стесняйтесь! Позвольте, зачитаю.
Дина Аркадьевна нашла нужную страницу.
- Слушайте. Если бы мы были химики, физики или орнитологи – мы бы преподавали знание реального мира. Но мы занимались ис-то-ри-ей! И теперь выяснилось, что мы учили либо несуществующим, либо абсолютно лживым вещам. Это как если бы мы были орнитологи и доказывали, что летучая мышь – птица и она все-таки питается кровью, а также высасывает молоко у коз и коров…
- Да как бы вам, Дина Аркадьевна, сказать…
- Мы же дома, а не в официальной обстановке, зовите, Геннадий, меня просто Дина. И пойдемте на кухню – там всё к ужину приготовлено. Проходите туда, а я к Денису в комнату загляну, погулять отправлю, а то он в квартире засиделся.
На кухне в центре стола рядом с открытой его коробкой конфет заманчиво красовались шампанское и какое-то марочное вино.
«Так кто кого обольщает!» - обрадовался Геннадий Владимирович тому, что Дина Аркадьевна, то есть Дина, Диночка, такая сейчас привлекательная и такая зовущая…
Только на четвертый месяц Геннадий Владимирович окончательно, после долгих споров-уговоров, точку в которых поставила мама, переехал жить к Дине.
Она не хотела покидать уютную квартиру со всеми удобствами, да и как Денису привыкать к частному дому и отвыкать от своей удобной комнатушки.
- Геннадий, что ты мечешься то туда, то сюда. Иди к Дине, там тебе будет лучше. У тебя же, что греха таить, руки-крюки, а наш старенький домишко больших забот требует, я соседу Саньке заплачу или водки поставлю, он всё и сделает, да много ли мне одной надо… А меня не будет, так дом продадите, может, квартиру побольше купите. Денис-то растёт на глазах, и ты, вижу, о нём хорошо заботишься…
Да, за эти четыре месяца Денис к Геннадию Владимировичу привязался, разве что только папой не называет. И сегодня признался, чего не говорил маме, куда дел деньги из копилки, да до этого не раз по десятке вынимал из кошелька, дважды накапливая нужную сумму, чтобы отдать пацанам из соседних дворов, которые отбирают у таких, как он, слабачков и маменькиных сынков себе на наркоту. Если денег не получают, то и избить могут, а ещё хуже, как это уже сделали с одним мальчишкой, посадят на иглу, чтобы потом и этот должник маялся.
- Молодец, что сказал. Бояться не надо, наоборот, давно бы сообщил кому-то из взрослых. А теперь я у тебя есть.
Оказывается, сегодня надо отстегнуть пятьсот рублей, а Денис в этот раз и не копил – сколько в семье случилось событий, позабыл про обещание, что каждые четыре месяца он будет откупаться от хулиганов. Утром около школы какой-то незнакомый шкет ему напомнил, что настала его очередь взноса за личное спокойствие.
- Пойдём вместе, я помогу. Вот тебе пятьсот рублей, ты уйдёшь вперед, а я явлюсь через пару минут, потяни время.
А что он мог ещё сказать Денису. Мальчик впервые ему по-настоящему доверился, словно отцу. Запугали ребёнка, а он не учитель что ли, не член комиссии по делам несовершеннолетних? У него и в милиции есть знакомства, жаль, что здешнего участкового ни разу не видел.
- Так уже через полчаса надо идти, - вытирая слезы, огорошил Денис.
Это, растерялся Косоруков, гораздо хуже: никому сообщить не успеет. Но мальчишка-то на него надеется. Да и эта уличная молодая дрянь не полезет же на учителя драться. Правда, сам Косоруков ни разу ни одного человека не ударил. Его, бывало, сверстники не раз колотили, тот же сосед Сашка, но ведь тогда про кровавые, как ныне, побоища и не слыхивали. Да и не драки между пацанвой были, а так, рукомаханье – показать храбрость и отвагу перед наблюдающими издали одноклассницами… И давно острожный Геннадий Владимирович обходит стороной все подозрительные компании.
К пятерым мальчишкам, окружившим Дениса, Геннадий Владимирович подоспел в самый важный момент, когда тот, оглядываясь назад, протягивал самому высокому фиолетовую купюру. Он успел подбежать, схватив здоровенного верзилу за рукав, как четверо других свалили Косорукова и Дениса на асфальт, а к ним на помощь подскочили ожидавшие, видно, за другим углом дома трое ребят постарше – двое с арматуринами и один с увесистым булыжником.
Про это изуверское избиение школьника и учителя потом судачил весь город. Неподалеку, на счастье избиваемых, проезжала патрульная милицейская машина.
Денис, пока не сняли с головы повязку, не ходил в школу. Косорукова из больницы выписали через две недели с загипсованной, два перелома, это когда закрывал лицо от арматурины, от плеча до пальцев рукой, а глубоко дышать от ударов по ребрам было всё ещё больно.
Дина в больницу приходила каждый день.
- Ну вот, своего ребёнка, видимо, не будет, так успел Дениса спасти, - вымученно улыбнулся Геннадий Владимирович.
- Ошибаешься, Ген, будет. Я уже дважды проверяла.
В больницу три раза наведывался следователь, да ещё однажды специально к нему из областной прокуратуры приезжал какой-то чиновник, беседовал не под протокол: с помощью двух телеканалов дело получило широкую огласку.
Одно только плохо - некого наказать. Драчуны, кроме одного, все несовершеннолетние, следователи докопались и до сбытчиков наркотиков, но каждому меньше четырнадцати лет, сам же главный торговец в тот же вечер, предчувствуя опасность, исчез из города.
Зато комиссия по делам несовершеннолетних заседала за эти недели дважды, наказала и родителей за плохое воспитание своих отпрысков, и директоров трёх школ, где учились начинающие распространители дури. Гороно обязало все учебные заведения усилить пропаганду вреда наркотиков, начать подготовку к тестированию учеников, склонных к пагубной привычке, с помощью специальных приборов, как это уже делается в Башкирии и Татарстане. Принято к действию и прежнее, чуть не отклоненное главой администрации, пришлось напомнить, предложение Косорукова о рейдах по злачным детским местам. В первый поход по всем семи микрорайонам во главе таких бригад отправилось всё городское начальство. А народная молва уже успела причислить Косорукова к единственному борцу в городе с детской наркоманией.
Вот какие круги разошлись от одной драки. Денис, между прочим, тоже ходил в героях.
К концу пребывания в больнице мама принесла Геннадию его общую тетрадь: Косоруков решил, наконец, пока есть свободное время, привести в порядок все разрозненные записи и завершить свой труд, который, увы, получился не историей своего рода или отдельного его человека, а просто публицистической статьёй. Её он разместит на своей страничке в Интернете и ещё отошлет в исторический журнал, может, напечатают.
Долго думал над ударным окончанием, даже Дину просил помочь. Та, перечитав рукопись, предложила переместить в него из середины текста одно подходящее для итога предложение из рассуждений о «Суде времени»: «91 процент телезрителей ответили, что эпоха Брежнева – это время упущенных возможностей, и только малая часть считает, что это была агония режима».