Едреное наемничье пойло обожгло горло принца, ухнуло в желудок и, прежде чем разлиться по телу приятной теплотой, своим запахом спровоцировало рвотный спазм. Уже довольно сильно захмелевший, Его Высочество продолжал глотать мерзкую сивуху, даже не потрудившись одеться, пребывая в одной кружевной ночнушке.
Он угрюмо сидел за ажурным столиком в Третьей Золотистой Спальне Королевского Дворца. На три лестничных прохода вверх и вниз, по его приказу, не осталось ни одного лакея, ни одной служаночки и даже ни одного гвардейца. Стражу у его спальни, у всех окон, входов и выходов, несли верные лично ему наемники Оранжевой Роты Гисла. У них был четкий приказ: не пускать никого в покои принца, пока не будет на то его собственного повеления.
Сам Гисл, понимая состояние своего нанимателя, ни слова не говоря, принес в покои покалеченного принца бутыль наемничьей самогонки и тихо удалился, не решаясь нарушить мрачное настроение Джулиана Золотоволосого.
Раздробленное плечо уже практически не болело. О том несчастном случае на турнире напоминало лишь неловкое положение поврежденной конечности, примотанной к туловищу чистыми тряпками для лучшего срастания костей- так сказал королевский лекарь фра Руанкель, жрец Света. Конечно, была надежда на то, что кости срастутся нормально и что Джулиан сможет пользоваться правой рукой. Но надежда эта была слабой, практически нулевой.
Но страдания, причиненные копьем лорда Моарна, были ничем по сравнению с той болью, что принц испытал, услышав случайный разговор слуг…
Он понимал отца: его решение было продиктовано жесткой политической целесообразностью. Объявить новым главнокомандующим Эйрика, второго по старшинству принца крови. Что может быть очевиднее после того как предыдущий командующий- его старший брат- выбыл из строя? Джулиан понимал все это и, пусть с глубоким сожалением, но принял. Видимо, тогда он ещё не верил в то, что его травма- навсегда.
Первым по-настоящему серьезным ударом было известие о том, что отец всерьез подумывает лишить своего старшего отпрыска наследства. По слухам, он произнес следующую фразу: «Неудачникам и калекам нечего делать на троне!»
Это высказывание можно было бы списать на выдумки слуг, но почему тогда после того, как слух пронесся, все его друзья и королевские придворные перестали посещать его с визитами? Почему кроме ухаживающих за ним слуг и наемников он не видел никого вот уже пару недель?!
Ответ был один: отец уже принял решение. А значит дело только за официальным объявлением королевской воли.
Джулиан не плакал. Сжимал кулаки, скрипел зубами, но не проронил ни единой слезинки и не издал ни звука. И даже известие об измене Лизетт не заставило принца уронить свою гордость плачем.
Лиза, Лизет, Лисуанна. Лизетта-Мария Лаангаради. Графиня Лоорская, дочь герцога Йорика, одного из крупных феодалов из центральных провинций. Первый раз при дворе она появилась год назад и практически сразу как-то так получилось, что она стала возлюбленной Джулиана.
Влюбленный в неё, принц сочинял прекрасные серенады, бился в её честь на турнире и ухаживал по всем правилам рыцарства. Она же, как положено благородной даме, благосклонно принимала эти знаки внимания и Джулиану казалось, что в её глазах горит столь же яркая любовь! Но стоило его позиции как наследника пошатнуться…
О, как он был слеп и горд! Как самодоволен и глуп! Конечно, старший сын короля Раола, наследник трона, блистательный рыцарь, высокий голубоглазый красавец Джулиан всегда был предметом восхищения придворных дам. Слухи о его красоте разносились и за границей. Дворянские дочери всех Девяти Королевств грезили им, ожидая лишь дня, когда принцу исполнится 21 год, чтобы, по закону Раола, он смог выбрать себе жену. И недаром ему дали прозвище Золотоволосый: с его чела словно стекала волна расплавленного золота!
Первый на турнире, прекрасный поэт, талантливый полководец, обладатель ангельской внешности и многих достоинств, сейчас Джулиан будто мучительно пробуждался от радужного сна. Мало того, что отец практически в открытую лишил его наследства. Мало того, что его предали все его друзья, верные до гроба, как ему наивно казалось. Так ещё и Лизетт…
Гисл, предводитель Оранжевой Роты, личного отряда принца, остался верен своему нанимателю. Как и его люди, впрочем. Он-то и собирал для Джулиана ходящие по дворцу слухи. И он же принес принцу весть о том, что графиня Лаангаради непрестанно говорит о принце Эйрике и даже, по слухам, хочет предпринять сумазбродный вояж до лагеря Третьей Армии, ставке среднего сына короля. Остановило её только весть о том, что он, прознав о состоянии брата, сам спешит в столицу…
«Хочешь сказать, ты удивлен?»- принц мысленно разговаривал сам с собой. Раньше такой привычки он за собой не замечал. «Ты не имеешь права удивляться! Ты уже много раз видел такое: казалось бы, воркующая пара, любовь до гроба. Но стоит одному из них оступиться, пошатнуться, при малейшем признаке неудачи второй начинает усиленно делать вид, что никакой любви и никакой пары не было и в помине! Сколько раз такое было? Что ты тогда говорил себе? Презрительно именовал брошенных неудачниками и глупцами. Самонадеянно считал, что лишь ты, прекраснейший и благороднейший из всех, достоин НАСТОЯЩЕЙ любви. Что тебя никогда и никто не посмеет предать таким образом. Получай же свое наказание, глупец, и не смей хныкать и жалеть себя…»
Поняв, что больше он не заставит себя выпить ни капли, Джулиан добрел до постели и, рухнув на спину, забылся тяжелым сном без сновидений.
Сапоги черной кожи, пыльные и грязные после долгой дороги, громыхали по коридорам дворца. Их владелец, облаченный в темно-синий дорожный плащ юноша с длинными светлыми патлами на голове, уже давно не видавшими ножниц, и недельной щетиной, быстро шел в направлении Золотистого Крыла.
Эйрик уже знал о решении отца. Его человек во дворце сообщил ему все последние новости десять минут назад, заставив среднего принца помрачнеть и смачно, совсем неблагородно выругаться.
Аларик Четвертый, Его Величество король Раолийский, всегда наплевательски относился к чувствам и желаниям членов своей семьи и своего народа. Сыновей он считал чем-то навроде породистых псов или коней, которых, если они не могут больше загонять дичь на охоте или красиво гарцевать, отшвыривали прочь.
Средний принц стиснул зубы. Эта скотина!... Он все-таки лишил Джули трона! При всех сложностях в отношениях между братьями, Эйрику это казалось уже выходящим за рамки жестокости!
Джулиан, Джулиан… Самодовольный, легкомысленный, наивная золотоволосая кукла. Идеал рыцаря из дамских романов, для него это будет страшным ударом! Неужели отцу настолько наплевать на них на всех?...
А вот и вход на нужный этаж. По бокам входа на лестничный пролет стоят два алебардиста в оранжевых беретах с синими перьями. Пусть и начищенные до зеркального блеска, их кирасы, набедренники и стальные сапоги носили на себе еле заметные следы частого ремонта. Кое-где, умело зашлифованные, но по-прежнему очевидные, виднелись царапины и вмятины от мечей. На оранжевых рукавах сорочек были заметны аккуратные швы и заплаты. Наемники!
При приближении Эйрика караульные сомкнули алебарды, закрывая проход.
-Принц Джулиан не велел пускать никого,- пророкотал стоящий справа светловолосый усач. Тарганец, не иначе- Эфрик слышал, что брату служат наемники из этого города. То-то и говор знакомый! Серьезные ребята. Тарган, горная провинция, и одноименный вольный город давно и исправно поставляют в королевство отличных солдат.
-Я принц Эйрик, его брат!- юноша снова попытался пройти, но алебарды не разошлись.
-Хоть сам Его Величество король- без приглашения принца пускать не велено,- все так же спокойно буркнул наемник.
Эйрик отступил. Что ж, эти люди, видимо, действительно преданны Джулиану. Иначе как объяснить их готовность пойти на конфликт хоть с самим королем, но до конца выполнить приказ? Настроение среднего принца улучшилось. Что ж, видимо, не все ещё потеряно…
-Что ж, в таком случае, доложите Его Высочеству, что его любимый братец пришел его проведать и сейчас ждет, когда Они соизволят оторвать свою сиятельную задницу от постели и встретить родственничка как подобает!- намеренно ернический тон и грубые выражения сделали свое дело- один из усачей хмыкнул и удалился наверх по лестнице- доложить по команде.
Через какие-то десять минут Эйрик уже стоял возле огромной кровати под балдахином и удивленно рассматривал то ворох каких-то бумаг на круглом столике перед кроватью, то штабеля пыльных бутылок в дальнем углу.
-Что, братец, удивлен?- насмешливый голос вывел среднего принца из задумчивости.
-Джулиан? Но что ты?...
-Да вот, от скуки и безысходности занялся тем, чем обязын по идее заниматься Его Блистательное Величество, наш благороднейший отец.
Эйрик сглотнул от непривычно едкого голоса брата. Джулиан раньше никогда не говорил об отце в таком тоне. Сам второй принц давно узнал цену отцовской рыцарственности и благородству, но Джулиан… Он всегда говорил о короле с восхищением. Что-то радикально менялось, и не сказать, что Эйрику нравились эти перемены!
Идеалы рыцаря не предусматривают заботу о черни. Помощь слабому предполагала редкую расдачу денег беднякам на столичных площадях, но никак не углубленные заботы об укреплении торговых дел королевства и развитие экономики- это были «низменные» заботы, которыми интересуются лишь торгаши и ростовщики. Благородство уже давно воспринималось как придворная манерность и чванство, а храбрость- как показушное гарцевание в сияющих доспехах перед войском.
Эйрик видел, что брату открылось все это, внезапно и жестоко уничтожив привычную картину мира. Он прозрел после долгих лет пребывания в самом центре этого позолоченного болота. Прозрел ценой падения с престола собственных иллюзий…
-…Самое ужасное, братишка, было осознать, что я поступал так же подло и низко как все они,- Джулиан откинулся на подушки, аккуратно зафиксировав повязку с больной рукой сверху. –И они сами- такие же жертвы иллюзий, превращающих рыцаря- защитника слабых- в чванливого самодовольного ублюдка, ищущего только повод для того чтобы сожрать тех, кто ослаб.
Они помолчали. Когда пауза затянулась, Эйрик хотел было что-то спросить, но вместо этого неловким движением смахнул какой-то канцелярский пергамент со столика. Наклонившись, он поднял его и невольно пробежал глазами по ровным строкам, выведенным судебным писарем.
Брови среднего принца поползли вверх.
-Ты разбираешь жалобы простонародья?!
-А тебе это не нравится?- золотоволосый первый принц несколько напряженно зыркнул на брата.
-Нет, даже напротив!… Но я совершенно не ожидал подобного от тебя, Джули!
Старший принц фыркнул и вытащил очередной пергамент из солидной стопки на столе.
-Просьбы. Челобитные. Мольбы. Купцы, терпящие убытки от чиновничьего произвола. Вольные маги, терроризируемые непомерно обнаглевшей Церковью. Крестьяне, которые не в силах заплатить грабительские налоги, установленные отцом. Что там щебетала та румяная корова, леди Мёалин из Детебурга? Ах, да! Что «Раол- самое счастливое государство на Свете, его монарх- просвещенный правитель и светило для своего народа». Какая чудовищная чушь!
Отец и современное рыцарство погрязло в своем идеальном мирке, будто сошедшем со страниц дамского романа! Турниры, балы, пиры, «благородные» войны- вот удел рыцаря и его прекрасной дамы. А человекоподобная скотина, смерды, холопы, должны расшибиться в лепешку, голодать, подыхать, но обеспечивать «благородным» средства на все это! А как «подлое» сословие обеспечивает это, никого не волнует…
Джулиан сжал кулаки и отвернулся. Через некоторое время он лишь добавил с какой-то глубокой горечью:
-И я был самым ярким представителем этих самых «благородных»…
Эйрик, помолчав, начал, сам того не заметив, шарить взглядом по столу с канцелярскими пергаментами. Наконец он поднял на брата глаза, полные едкой смешинки и… облегчения?
-Знаешь, братец, не возражаешь, если я помогу тебе в разборе этой груды бумажек?...