«дзэта»
Ты можешь сказать мне: «Хорошо, ты убедил, что Иисус не проповедал в области этики ничего нового. Но много ли учителей (нравственности) или мудрецов творили при этом ещё и разные чудеса?» Безусловно, вопрос вполне правомерен. Но для начала стоит, возможно, спросить, а нужны ли вообще были все эти чудеса? Поясню на паре примеров.
Книжка «О благой вести» включает. В частности, такой эпизод. «И поднялась буря, судно наполнялось водой… Его будят и говорят: «Учитель, неужели тебе нужды нет, что мы погибаем?» И встав, он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина. И спутники убоялись страхом великим.» Не смотря на чудо, плывшие с распятым не успокоились, а, наоборот, весьма испугались. Уже из этого вытекают сомнения в целесообразности совершения чуда, по меньшей мере, в данном случае. Тем более, если вспомнить аналогичное происшествие с Пирроном. Он плыл как-то на корабле. Во время бури спутники его впали в уныние, он же оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросёнка, который ел себе и ел, и говоря, что такой бестревожности и должен держаться мудрец. Плывшие с философом успокоились, хотя и продолжалась буря. Назарянину и чудо не помогло – Пиррону хватило нескольких слов и обычного поросёнка.
Что же, сын ЯРЦе творил чудеса, лишь чтобы привлечь варваров к прослушиванию его проповедей, к занятиям его учением? Но чего тогда оно стоит, если нуждается в таких необычайных стимулах? Просто Иисусу и не снилось то, как ученики сами сбегались к великим мужам. Причём приходили учиться умные достойные люди, а не сброд необразованный. Достаточно упомянуть о Диогене (называвшем, кстати, демагогов прислужниками черни). Обладавшем небывалой – видно, совсем не зря дали ему такое имя – силой убеждения, так что никто не мог противиться его доводам. Однажды эгинец Онесикрит послал в Афины одного из двух своих сыновей, Андросфена, и тот, послушав Диогена, там и остался. Отец послал за ним старшего сына, Филиска, но Филиск точно так же не в силах был вернуться. Тогда на третий раз приехал сам отец, но и он остался вместе с сыновьями заниматься философией. Вот каковы были чары Диогеновой речи!
Но чтобы мои вероятные оппоненты не оставались в заблуждении, будто один только распятый и философствовал, и совершал чудеса, приведу несколько свидетельств, опровергающих данный взгляд.
Сначала скажу о философе, уже упоминавшемся выше. Которого за то, что он вещал истину непогрешимо, как пифия, называли Пифагор. Он спускался в Аид, у него видели золотое бедро, река Несс взывала к нему с приветствием, были и многие другие чудеса. Он внушал такое удивление, что даже его ближних называли вещателями Божьего гласа, его дом называли святилищем Деметры, а переход при нём святилищем Муз. Те, кто удостаивался лицезреть Пифагора, писали об этом домашним, как о большой удаче. К речам его сходились и эллины, и певкетии, и луканы, и мессапы, и наши сограждане, среди которых был и Нума Помпилий. По всей Италии философ многих сделал прекрасными и благородными мужами – столь велика была сила его дружбы. Одного только основателя италийской философии достаточно в качестве примера совершения чудес мудрецом и наставником, между прочим, несомненно превосходившим назарянина.
Но я обещал несколько свидетельств, ибо один свидетель – не свидетель. О мудреце Ферекиде сохранились повествования, в них он не раз выступает как прорицатель. Вот лишь два случая. Попив воды из колодца, он предсказал, что на третий день случится землетрясение – и оно произошло. Лакедемонянам он дал совет не ценить ни золото, ни серебро, сам Геркулес указал ему это во сне, а царям в ту же ночь велел внять совету Ферекида.
Отличался изумительной проницательностью и другой философ, родом из Абдеры. Он занимался и физикой, и этикой, и математикой, и всем кругом знаний, и даже в искусствах был всесторонне опытен. Презирал славу и никогда не приезжал в Афины, пренебрёг великим городом и предпочёл не себя прославить его славой, а своей славой прославить собственный город. Как ты, несомненно, догадался, я веду речь о Демокрите, однажды отличившемся предсказанием будущего, и уже за одно это всю оставшуюся жизнь пользовавшемся в народе славой человека боговдохновенного. В награду за своё лучшее сочинение он получил пятьсот талантов. Платон, упоминая всех древних философов, Демокрита не упоминает нигде, даже там, где надо бы ему возражать – видимо, понимая, что спорить ему предстояло с лучшим из философов. Также остановлюсь лишь на двух замечательных случаях пророчеств этого великого мужа из Абдеры. Однажды Демокрит, только посмотрев на молоко, сказал, что оно от чёрной козы, которая родила в первый раз. Кстати, приносил ему молоко Гиппократ, «отец» медицины. К слову, как-то сограждане сочли философа сумасшедшим и пригласили Гиппократа, чтобы его лечить, а Гиппократ, побеседовав с ним, объявил, что Демокрит не только здоров, но и мудр. Девушку, сопровождавшую Гиппократа, в первый день он приветствовал словами: «Здравствуй, девушка!», а на следующий день: «Здравствуй, женщина!» – и в самом деле, в ту самую ночь девушка лишилась невинности.
Иногда причисляемый к семи мудрецам критянин Эпименид, а самими жителями этого острова называемый куретом, прожил, по разным сведениям, от полутора до трёх веков. Но все сходятся в сроке его сна – пятьдесят семь лет; и за то эллины почитали его любимцем Богов. Передают и рассказ, что мудрец получал пищу от Нимф – вспомним пустынное воздержание распятого и тех, кто ему служил там, в пустыне – и никто не видел, ни как он ест, ни как опорожняется. Некоторые гостившие на Крите даже рассказывают, что жители приносят Эпимениду жертвы как Богу, ибо он обладал изумительным даром предвидения, в частности, предсказал афинянам беды от Мунихия задолго до македонского господства и лакедемонянам поражение от аркадян, бывшее, говорят историки, во время Сервия Туллия, а битва случилась при Орхомене, что в Аркадии.
Году в сто пятьдесят седьмом – сто шестьдесят первом, то есть в сорок шестую олимпиаду, Афины изнемогали от мора. По велению пифии граждане послали корабль на Крит за Эпименидом, который приехал, очистил город и остановил мор следующим образом. Согнал к Аресову холму чёрных и белых овец, а оттуда распустил их куда глаза глядят и велел: какая где ляжет, там и принести её в жертву должному Богу. То есть, прилегшую на холме Ареса – Эниалию, на земле, посвящённой Афродите – Киприде, и так далее, а там, где земля никому не посвящена – неведомому Богу. Так покончил он с бедствием, а в память о том искуплении, как ты в своё время писал нам, ещё и ныне стоят в Аттике безымянные алтари.
Город Акрагант славен как родина Эмпедокла, мужа свободолюбивого и чуждавшегося всякой власти. Философ отверг даже предложенную ему царскую власть, откровенно предпочитая простую жизнь. Хотя был очень богат. Но богатство не мешало ему творить немало добрых дел, как, например, дать приданое многим бесприданницам своего города. Он лечил людей, прорицал, а, кроме того, я вспомню ещё о трёх произошедших с ним событиях. Которые смело могут называться чудесами, хотя в одном из них чудесным был лишь сам ум, сама мудрость Эмпедокла. Это я говорю об избавлении Селинунта от мора, вызванного зловониями реки, когда люди умирали и женщины выкидывали. Философ, ученик Пифагора на собственный счёт подвёл туда две соседние речки, вода, смешавшись, стала здоровой, зараза прекратилась. Когда селинунтяне праздновали на берегу реки, перед ними явился Эмпедокл, они вскочили, простёрлись ниц и стали молиться перед ним как перед Богом.
Одну акрагантянку, Панфею, которую сочли безнадёжной все врачи, он исцелил. Сначала она умерла, он сохранял её тело бездыханным и без биения крови тридцать дней, а затем возвратил покойницу к жизни.
Когда пассатные ветра дули столь сильно, что портились плоды, он приказал содрать кожу с ослов и сделать меха, которые он расставил вокруг холмов и горных вершин, чтобы уловить ветер: и ветер унялся, а Эмпедокл получил прозвище «ветролова».
О кончине его есть такой рассказ. Философ совершал жертвоприношение близ Писианактова поля, созвав к нему более восьмидесяти человек, в том числе и Павсания, своего возлюбленного ученика. После пира гости отошли отдохнуть под ближайшие деревья или кому где хотелось. А Эмпедокл остался лежать, где лежал. Когда же наступило утро и все встали, его уже не было. Стали искать, допрашивать слуг, как вдруг кто-то сказал, что в полночь услышал сверхчеловеческий голос, призывавший Эмпедокла, вскочил, увидел небесный свет и блеск огня, и больше ничего. Все были поражены, Павсаний вышел и послал лошадей на розыски, но потом велел всем отложить тревогу, ибо, сказал он, случилось такое, что впору лишь молиться: Эмпедоклу теперь надо приносить жертвы как ставшему Богом. Его статуя сначала стояла в Акраганте, а потом, как некоторые рассказывают, даже у нас в Городе перед Курией. Всё это, бесспорно, при жизни позволило ему, хотя он и жил довольно просто, написать о себе такие стихи, у других бы ставшие пустым хвастовством.
Други! О вы, что на склонах златого холма Акраганта
Град обитаете верхний, ревнители добрых деяний,
Ныне привет вам! Великому Богу подобясь средь смертных,
Шествую к вам, окружённый почётом, как то подобает,
В зелени свежих венков и в повязках златых утопая,
Сонмами жён и мужей величаемый окрест грядущих,
В грады цветущие путь направляю, они же за мною
Следует все, вопрошая, где к пользе стезя пролегает;
Те прорицаний желают, другие от разных недугов
Слово целебное слышать стремятся, ко мне обращаясь.
Не по его ли стопам шёл Иисус? Только вместо Акраганта, в котором, говорят, было жителей до восьмисот тысяч, Иерусалим, а златые повязки и венки из свежих цветов наши легионеры заменили терновым венком.
(Напоследок) остановлюсь на Деметрии Фалерском, не только философе, но и великолепном риторе, блистательном афинском правителе. Чудо произошло с ним, а не сам он его сотворил, но и это, безусловно, заслуживает внимания. В Александрии он лишился зрения, но обрёл его вновь милостью Сераписа. За что и сочинил в его честь пеаны, поющиеся и по сей день.
По сведениям одного семиаксия, песнопения, что исполняют они на своих собраниях, во время ритуалов, практически копируют песни, что поются и всем другим Богам. Было бы странно, если бы они (их песни) отличались бы чем-то новым, ибо эти иудейские изгои для своей религии фактически всё заимствовали, от себя добавляя лишь то, за что осуждает их толпа (отравляют колодцы, приносят в жертву детей и пр.). Пусть хоть малая часть таких обвинений правда, тем не менее, выходит, что последователи распятого, переняв лучшую часть своего учения и обрядов у других, смогли дополнить её лишь собственными убогими, нелепыми и чудовищными выдумками и действиями.
Могут найтись, пожалуй, такие глупые и тёмные рабы или представители черни, что будут поражаться чудесам, исцелениям, «небывалой» мудрости, воскресению Иисуса, будто он первый и единственный вершил подобное. Будто не было Геркулеса, Энея, других героев, обретших бессмертие, не воскресали Адонис, Осирис, Аттис и иные Боги, не было и нет пророчеств, чудес и знамений в мифах, легендах, истории и жизни, не зачинали Рея Сильвия от Марса, Даная, Алкмена, Семела и многие прочие смертные красавицы от Юпитера, будто до назарянина жили сплошь атеисты…
Что нового сказал сын ЯРЦе о молитвах? «И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш небесный простил вам согрешения ваши». Что же, другие народы идут в храмы, к домашним святилищам злые и обиженные, не пройдя очищения, не принеся умилостивительных жертв? «Любить Бога всем сердцем, умом и душою есть больше всех всесожжений и жертв». До галилейского плотника никто не знал, что почитание Богов не столько в самих жертвах, сколько в благочестивом настроении духа молящихся – нет, никто даже и не догадывался. Что ж статуи ему не воздвигли за такое великое открытие?
Ещё пример «оригинальности» назарейской ереси. Когда богатые иудеи жертвовали на храм в так называемую «сокровищницу» свои деньги, некоторые довольно помногу, а бедная вдова положила лишь квадрант, но это и были все её накопления, это вызвало неописуемый восторг Иисуса. Он тут же сказал своим ученикам показавшиеся тем парадоксальными, великими, слова: «Эта бедная вдова положила больше всех, ибо остальные клали от избытка, а она – всё, что имела». Наше учение давно утверждает, что, в частности, прекрасно показано великим Сенекой в его труде «О благодеяниях» – добрый поступок измеряется не материальным, а расположением души благотворящего, в этом последнем и состоит, собственно, благодеяние, всё прочее – лишь его внешние проявления.
Раз уж я коснулся нашей философии, рассмотрю ещё несколько моментов, что присутствуют в нравственных заповедях казнённого на кресте. Закончу пока о благодеяниях, о которых, в общем-то, излишне говорить разумному человеку. Понимающему, что они должны оставаться тайными, что, благотворя, не ожидаешь ничего взамен. Но варварам, несомненно, показались новыми наставления назарянина. «Не творите милостыню перед людьми с тем, чтобы они видели вас, не трубите о своих благодеяниях перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы их прославляли люди. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне».
Также он учил тех, кто собирается последовать за ним, оставлять своих родных, «ибо, – говорил он, – я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её… И враги человеку домашние его. Кто любит отца, мать или дочь, сына более, нежели меня – не достоин меня, как и тот, кто не берёт креста моего и не следует за мной». Взять крест – конечно, образно – и пойти за учителем, отрекшись от привычных, общепринятых норм, всегда не просто. Вспомним, как трудно было нашему основоположнику следовать за своим наставником Кратетом. Последний, выдающийся муж, родственников, часто приходивших отговаривать его от обращения к кинической философии, прогонял палкой и был непоколебим, встав на избранный путь. Зенон, а вслед за ним многие наши, всех, кто не взыскует добродетели, называют врагами и ненавистниками друг другу, будь это даже родители и дети, братья и домочадцы. Да и, согласно опять-таки, нашему учению, с пути добродетели, в которой и заключается счастье, природа не даёт поводов сбиться разумному существу – оно сбивается с этого пути, увлекшись внешними заботами или подпав под влияние близких. Кто же при этом близкие, как не враги разумного человека, стремящегося к добродетели, то есть к счастью. В книжке «О благой вести» читаем также следующее: «А я говорю вам, – обращается распятый к слушателям, – что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодей». А наша этика идёт дальше, и продолжение фразы выглядит так. Кто посмотрел на женщину с вожделением, тот уже и прелюбодей, и трус, и скупец, и распущен, и неблагочестив, и разнуздан, и невоздержан и так далее. Ибо прелюбодей неразумен, значит, он действует по неразумию, он не искореняет в себе пороков (а каждый из нас заражён ими всеми, исключая мудрецов). Стало быть, прелюбодей – не мудрец, а безумец, следовательно, обладатель и всех иных пороков.
Многие из заповедей Иисуса смело можно отнести к категории надлежащего, то есть к тем действиям, что свойственны устроениям природы. Или, поскольку жить по природе для разумных существ значит жить по разуму, надлежащие поступки – это те, на которые нас толкает разум: например, чтить родителей, братьев, отечество, любить друзей, вести добродетельную жизнь.
И напоследок в этой главе остановлюсь на таком наставлении сына ЯРЦе: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» Сразу же приходит мысль о нашем положении, гласящем, что польза – это движения и состояния, соответствующие добродетели, а вред – движения и состояния, соответствующие пороку. Всё остальное – безразлично, (будь то) хотя бы и весь мир. Но, согласно стоицизму, мудрецам принадлежит весь мир.
И в этом, как и во всём остальном, безумному варварскому учению, очень превозносимому семиаксиями, бесконечно далеко до нас, и им весьма и весьма многому необходимо учиться, если желают жить добродетельно. Впрочем, я даже считаю назарейскую ересь недостойной сравнения с нашим учением. И где-то даже сожалею, что позволил себе написать строки с сопоставлением варварской школы и великой стоической мудрости.
Продолжение романа здесь: http://www.proza.ru/2011/12/30/688
---------------------
30) Пиррон из Элиды – др.гр. ф-ф IV-III вв. до н.э., основатель скептицизма.
31) имя Диоген – означает «рождённый Богом».
32) Онесикрит и Филиск – одни из изв. учеников Диогена.
эгинец – из гр. г. Эгины на северо-восточной оконечности полуострова Пелопоннес.
33) пифия – в гр. г. Дельфах в храме Аполлона был знаменитейший в античности оракул (прорицатель, говоривший от имени Бога). Специальная жрица, пифия, впадая в медитативно-экстатическое состояние, изрекала пророчества.
34) Ферекид – с острова Самос.
35) Абдера – гр. город во Фракии. Назван в честь товарища геркулеса, героя Абдера, погибшего в том месте (был съеден конями, питавшимися человечиной).
36) Гиппократ – знам. др.гр. (V в. до н.э.) учёный-врач, основоположник медицины.
37) Мунихий – крепость в Афинах (в афинском порту Пирее), где стоял македонский гарнизон.
38) аркадяне – жители области Аркадия на Пелопоннесе, севернее Спарты.
Орхомен – город в Аркадии.
39) 46-я олимпиада – олимпиада здесь – четырёхлетний период от одних игр до следующих. Летосчисление в Др.Гр. велось по олимпиадам. Год начинался с середины лета, в каждой олимпиаде было 4 года. 46-я олимпиада – с середины лета 596-го до середины лета 592 г. до н.э. Первый год 46-ой олимпиады: 596/595, 2-й год: 595/594 и т.д. Первые олимпийские игры состоялись в 776 г. до н.э.
40) Акрагант и Селинунт – гр. города на южном побережье Сицилии.
Эмпедокл – др.гр. ф-ф, VI в. до н.э.
41) Други! О вы, что на склонах… – пер. Г. Якубанис.
42) Деметрий Фалерский – оратор, ф-ф, политический деятель, правитель Афин с 317 по 307 гг. до н.э.
43) Эней – герой получил бессмертие.
44) Рея Сильвия – родила от Марса Ромула и Рема, братьев-близнецов.
Даная – от Юпитера героя Персея.
45) наше учение – т.е. стоицизм.
наш основоположник – основатель стоицизма Зенон Китийский – др.гр. ф-ф IV-III вв. до н.э.