Военная служба предполагает произвол вышестоящего начальника до беспредельных размеров. Не знаю, как сейчас, в эпоху суверенной демократии, обстоят дела, но думаю, что и сегодня формула «я начальник – ты дурак…» и наоборот тоже верна, как в доброе старое застойное время. По-разному реагировали на произвол командования офицеры: кто-то, стиснув зубы, терпел, кто-то, толстокожий, не обращал внимания, кто-то не выдерживал и после долгих мытарств уходил на гражданку, но были среди нас и такие, которые пытались, в меру своего понимания, защититься.
В нашу электромеханическую боевую часть прибыл новый офицер. Его на построении тут же представили экипажу. Вечером я побежал с ним знакомиться. «Анатолий» – представился он. У него было доброе лицо, поразительно синие, глубоко посаженные, глаза, и был он брюнетом среднего роста. В каюте, кроме меня, находилось несколько офицеров-механиков.
– А что, ребята, – сказал Толик, – я слышал, что командир у вас хам и сволочь?
– Да не то слово. Удивительный гад. Правда, мужики? – сказал Ванька-трюмный. Все закивали.
– Ничего. – улыбнулся Толик. – Поставим его на место.
– Это вряд ли.
– И не с такими справлялись.
Толик улыбался, но было в его улыбке что-то зловещее. Неприятная была у него улыбка. Немного рассказал о себе – где раньше служил, живёт в посёлке в двухкомнатной квартире с женой и дочерью. Сам ленинградец. По званию давно должен быть капитан-лейтенантом, но из-за того, что постоянно конфликтует с начальством, уже два года перехаживает. Морскую традицию он соблюл – выставил литр водки, закуску, так сказать, представился, сам же ни разу к стакану не подошёл. На наши предложения присоединиться сообщил, что пьёт раз в году – на Новый год фужер шампанского. Нормальный парень, решили мы. А что не пьёт, так это его личное дело.
С собой Толик принес здоровенный сейф, который тут же приварил к палубе каюты (на корабле у нас палубы металлические), а у него, как у командира трюмной группы, всегда была сварка любого типа, вплоть до автогеновой. Что у него в сейфе, он никому не рассказывал.
В компанию нашу он так и не влился. Когда народ расслаблялся, он сидел в каюте и что-то писал в фолиант размером с том Большой Советской энциклопедии, если же кто-то пытался заглянуть, что он там пишет, книгу он сразу же захлопывал, а на попытки узнать, что за книга, вежливо, но твёрдо отвечал: «Там моё очень личное».
К нему часто приходили матросы, он с ними вёл тихие беседы, пару раз Серёга, его сосед по каюте, заставал Толика что-то диктующим матросу, правда, при появлении соседа Толик сразу же прекращал диктовать и выпроваживал краснофлотца. «Странный он какой-то, – говорил нам Серега, – я его даже побаиваюсь». Одним из любимых выражений Толика было: «Я человек простой, ты меня не трогай, я вонять не буду!»
Однажды командир выстроил всех механиков и начал среди них разъяснительную работу.
– Какие отвратительные рожи сейчас предо мною! – обратился к контингенту начальник. Все вы, товарищи офицеры, – сплошное алканьё.
Тут он стал давать каждому характеристику, и каждого в конце речи обзывал алкашом. Дойдя до Толика, не преминул присвоить и ему сиё высокое звание.
– Шампанское!.. – петушиным голосом завопил Толян. – Фужер! На Новый год!
– Всё равно – алкаш! – поставил жирную точку командир.
Все равнодушно приняли аксиому, высказанную командиром, один Толик был глубоко оскорблён.
– Нет, ты слышал!? – приставал он ко всем, – он и меня алкашом обозвал.
– Да у него все алкаши! – стали утешать его ребята. – Если на это обращать внимание, лучше застрелиться.
– Мужики, давайте напишите мне, как этот козёл нас оскорблял, а я пойду в прокуратуру!
– Ты что, Толян, сдурел, что ли? – тут уже все были удивлены. – У тебя что, не все дома? Собака лает, а караван идёт. Мы знаем, что он хам и сволочь, и внимания на его кликушества не обращаем.
– А вы напишите. Если так и будем молчать, он будет беспредельничать и дальше.
– Толик, – сказал Володя, самый старший из нас, – ты такую херню несёшь, что уши вянут!
– Рабская у вас психология! – сказал Толик. – Живите, как знаете! А я молчать не буду.
– Сам дурак! – сказал Володя. – Пошёл в задницу!
Толик после этого ещё не раз подходил к ребятам, участникам разъяснительной работы командира, ныл, убеждал написать записку о хамском поведении начальника, но неизменно был посылаем туда, куда его послал Володя, а то и дальше.
Серёга потихоньку с ним сблизился. Толик начал делиться с ним своими мыслями.
– С корабля меня убрали потому, что я слишком много жаловался на командира и замполита, ворюги и сволочи они. Писал рапорты, обращался в прокуратуру, вот они и подсуетились. – рассказывал Толик Серёге. – Я, тем не менее, ничего не выбросил, и всё храню в своем сейфе.
– А как ты их ущучил в воровстве? – спросил Серёга.
– Сперва командир дал мне команду сварить ему ворота на гараж. Я предложил ему составить смету и оплатить всё это в корабельную кассу, на что он обозвал меня дураком и выгнал из каюты. А замполит брал у меня моряков на ремонт своей квартиры. Ну, пару раз я их выделял. А потом задал заму вопрос: а на каком основании он использует матросов в качестве бесплатной рабочей силы для своих личных целей? Зам сказал, что не видит в этом ничего страшного, но матросов стал брать из других подразделений. Объяснительные записки я со всех моряков, ремонтирующих ему квартиру, собрал.
И Толик достал свой фолиант. Там у него в одном отделении вёлся учёт всех документов, каждому документу присваивался учётный номер, в другом отделении эти документы подшивались, причём фолиант этот был заполнен примерно наполовину.
– Веду с лейтенантских времён! – с гордостью сказал Толик.
– Ты чего, с лейтенантов катишь бочку на начальство? – заинтересованно спросил Серёга.
– Не качу, – ответил Толик, – а добиваюсь справедливости!
– А кому это понравится? На месте начальства я бы тебя давно сгноил.
– А для чего я всё это веду? – погладил книгу Толян. – Они знают, что если начнут меня прессовать, я всё это отнесу к прокурору.
– Да будет ли толк? У нас вон тоже бабы пишут на произвол нашего командира в прокуратуру, там только отписки приходят.
– Одно дело – не пускает он подчинённых на сход, прикрываясь боевой готовностью, другое дело – воровство должностного лица с использованием служебного положения.
– И как это ты старлея получил, даже удивительно!
– Я ведь меняю уже четвёртый корабль, вот на втором мне и дали старлея. Нигде я долго не задерживаюсь, меня начальство не любит.
– Удивляюсь, почему – сострил Серёга.
У Толика полностью отсутствовало чувство юмора, он тут же стал объяснять Серёге, что он понимает, почему начальство его не любит, а почему Серёга задал такой вопрос, ему непонятно. Серёга заскучал.
– Я вообще не могу, когда мне одному плохо. – Толик сменил тему. – Вот не так давно поставил я антенну на крыше. Специально попросил рассчитать её параметры связистов, антенна брала сигнал на пять баллов. Её у меня спёрли. Ну что делать? Сварил вторую, у меня в гараже сварка есть.
– Ты не с корабля её взял? – Серёга рещил проверить оппонента на вшивость.
– Да ты что, Серёга! Я на МТС её покупаю, что я, не понимаю, что меня пасут, что-нибудь возьму с корабля – тут же посадят. – У Толика горели глаза.
– Во даёт! – подумал Серёга. Ему стало неуютно.
– Ну вот, сварил я вторую антенну, – продолжил Толик, - Поставил её на крыше, она у меня неделю только простояла, тоже какие-то сволочи её срубили.
Надо сказать, что в нашем посёлке телевизор можно было смотреть только в том случае, когда антенна стояла на крыше – далеко от нас находились телецентры Приморья. Поэтому все офицеры и мичманы самостоятельно делали антенны и устанавливали их на крышах. Навороченные антенны пропадали часто.
– Прошёлся я по крышам соседних домов, не нашёл её. Ну, в третий раз сварил антенну попроще, но тоже ничего. И её гады через неделю-другую конфисковали. Поискал – не нашёл. Тогда я взял топор, встал ночью, поднялся на крышу и всем соседям срубил антенны и порезал кабеля.
– А вдруг соседи ни при чём? Ты же не нашёл антенну ни на своём доме, ни на соседних. – Серёга пытался воззвать к совести вредителя.
– Я не могу, когда мне одному плохо. – просто ответил Толик.
Серёга не стал держать в себе откровения Толика, рассказал всё нам. Мы и раньше с ним не очень часто общались, поэтому отношения с ним в принципе ни у кого из нас не изменились. Но командование наше Толика не трогало. Да и что его трогать? Обязанности свои он исполнял добросовестно, не пил, служба его текла ровно и без всплесков. Подразделение выполняло все поставленные задачи. Командир, правда, изредка на совещаниях офицерского состава высказывал в адрес Толика остроты, называл его совестью корабля, отчего Толик бледнел и наливался бессильной злобой. Потом приставал к офицерам с просьбами написать объяснительную записку об оскорблении его командиром, но был посылаем по ранее указанным адресам. Командир со стороны Толика был неуязвим – не пил, не крал, фанатически исполнял свои обязанности и издевался над экипажем, как мог, но это отдельная история. Толик мог только жаловаться на хамское отношение командира, но это прокуратуре было неинтересно, что Толик понимал. Поэтому переключился на командование бригады. Показывал Серёге объяснительные записки матросов, в которых излагались сведения о том, что отдельные должностные лица из командования бригады сливали бензин из служебных автомобилей в баки собственных машин. Как он смог уговорить матросов, осталось тайной, но компромат занял своё место в фолианте Толика.
Через год Толик изъявил желание поехать на курсы повышения квалификации, на флоте их называли классами. После классов офицеры всегда возвращались обратно. Но Толик не вернулся, остался в Питере, что являлось редчайшим случаем. Мы сделали вывод, что в этом ему помог компромат на начальство, очевидно, он перед отправкой на классы прибег к шантажу кого-то из командования, и казнокрад дрогнул. Не осуждаю его, но я бы так не смог. Сейф, кстати, он забрал с собой.