20.
Маразм крепчал.
«Кого он мне напоминает? Ну, на кого же он похож? Здоровенная, кряжистая, широкоплечая фигура. Бычья шея. Рост, правда, не высокий. Не хватает усов. И бороды лопатой. Неужели?…»
Такие дурные мыслишки бродили. А стоял, вытянувшись по стойке «смирно». На плацу. Со всем нашим опальным дивизионом. Согнать было приказано всех. Кроме наряда. Внезапно. По тревоге. Бегали посыльные, как очумелые.
А прилетел к нам вертолёт. МИ-6. Защитного цвета. И сел прямо на маленькую сопочку между артпарком и плацом. В двух шагах от «прославленного» третьего караульного поста. И ведь знали же летуны, куда сгружаться, а?
И ступил на тропку, ведущую к складу Соловья-разбойника, командующий Ленинградским Военным округом генерал-полковник Тавров. И первым встретил его на посту начальник караула лейтенант Борька наш Попов.
Спрашиваем потом с Мишуткой Поповича:
- Зачем вертолёт-то пустил? А у генерала пароль-то узнал?
Попович, по обыкновению, чесал репу, скривив губу верхнюю, темнил:
- Да время-то ещё раннее было. Почти не проснулся я.
- А как показался он тебе? Ведь ты ж его, как нас, а? Разглядел?
Это Минька любопытничал.
- Да… Сатрап. Рисовать тебе его на фоне нашего заката – сюжет безумный.
«Во! Сатрап. Точно», - щёлкнуло тогда у меня в голове.
А сейчас хозяин всего округа спустился к нам на плац. Мы все, без специальной команды, «ели» глазами очередного сверхвысокого военачальника.
«Интересно: семи штук достаточно, чтоб следующим Министр обороны пожаловал? Для округа – хватило.
Восьмой я чувствовал, когда Феркес надо мной опыт ставил. Почему же всё-таки семь? А на кого, однако, похож-то генералище?»
Мысли блуждали и путались.
- Не найдёте – я вас разгоню, - это вот первое и главное, что задушевно поведал нам «батька». С этим он значит и спешил к нам на вертолёте.
Стоим, молчим, внимаем.
«Ежели расформирует? А может, интересно, или нет? Власти ему хватит? Всех по другим частям тогда, севернее некуда, значит хоть на каплю, но южнее, опять меня, с моей везухой, куда-нибудь к ишакам, нет, я не согласен, лучше б пистолики нашлись, ну, «батька», ну, придумай чего-нибудь, где искать, кого пытать?» - а глазёнки-то свои, не очень дальнозоркие, на комокруга пялю, стать, осанка мне его всё более нравятся. И, честное слово, жалостливо мне за него. Мне-то ведь и к Кушке не привыкать, а вот ему…
- Склад, чтоб к зиме, суки, новый мне построили. Железобетонный, - вторую, стало быть, «вводную» кормилец нам вставил.
Глядишь – поживём ещё: стрелять, маршировать – ну, его на х…. Будем лучше "пахать".
Не иначе, как Борька Попович, на пост там «батьку» пропуская, уговорил затеять новостройку. С него станет! Дома-то вечно замки меняет, ступеньки на крыльце чинит.
Прошёлся немного вдоль строя. Нам вообще-то весело было. Нас-то он всяко не тронет. Мы ждём, как он нашим командирам «введёт».
- Что делать думаешь, подполковник? – это, ясно дело, он Дьяку.
- Всё, всё, что прикажите, товарищ командующий округом. Да, ведь, некомплект у меня большой, - молодец Дьячина, справно ответствовал. Терять ему уж особо и нечего было, что генерал тут же и обещал.
- Получишь, ой, получишь комплект, мало не будет. Уже едет. Для тебя лично, - уже повернулся покинуть нас и…:
- И чтоб в два счёта вычистили мне ТУАЛЕТ. Проверять не буду.
Во! И кто ж такое присоветовал? Неужели из наших? Не-е-т! Умирать буду – не поверю. Вот это, как раз, и мог враг удумать. Направить поиски в отхожее место.
Кто б такое мне рассказал – ни за что не поверил бы. Но мы Вам обещали: наше повествование – наиправдивейшее. Да то ли ещё будет…
В детстве мы лазали по разным дворам и закоулкам. Довольно далеко от своего дома. В центре города я жил. На окраину мы ж не ездили. На площади Искусств, во дворе театра, статуя стояла. В щель ворот видели. Залезть не удавалось. Облик её, на всю жизнь запомнил. Осанистый и трагичный. Много позже узнал: с площади Восстания убрали. И в памяти у меня всадник осел, как «Пугало».
Его-то мне и напомнил, прилетевший на вертолёте, на край вверенного ему округа, командующий, генерал-полковник Тавров.
Наши командиры рванули в Печенгу. Вслед за МИ-6, надо думать. Нам приказали строго: ждать. Мы с опозданием пошли обедать. Курили.
Представителей органов тоже не видать. Ни тех, ни других. Такие «высокие» посещения всех, значит, пробирают до самых гланд.
Хотели убраться в свои домики – дежурный старлей Гусь взмолился:
- Ребята, не губите. Через мой труп. И через забор не надо. Худо будет, ой худо.
Разбрелись кто куда. Ждём-с.
После ужина – отбой. На сегодня.
Домой прихожу – стенного моего календаря нету. Боб пришёл из караула, спросил его:
- Не ты, Тортилла, стенную печать глушишь?
- Если б и захотел, то лень было на стенку лезть снимать? – разматывая портянки, меня успокоил Боб.
А кто-то не поленился, значит, - удалось сделать мне глубокий философский вывод.
- Работа у них такая. Правильно нас Мишутка остерегал. Да не в коня корм, - развесил Попович портянки. – Не переживай слишком-то. Знал, на что шёл. Ночью, видать, за тобой нагрянут. Детям буду о тебе рассказывать. Жалко всё у нас выпито.
Таким, примерно, образом мы всегда старались друг друга поддержать. Приободрить.
Боб не ведал, что и книжонки записные у меня реквизнули. Для ознакомления. Особенно одна у меня печаль вызывала. Не об утрате. Нет. В ней анекдоты конспектировал. Открытым текстом. Был раздел, конечно, и крамольный. Можно было ожидать открытия дискуссии. По некоторым. Спрашивается: зачем было приходовать такой, за который точно другим «выписывали»? Отец мне рассказал. И, ведь, предупредил
дурака. У него в редакции «Военного врача» девицу прижучили. Помощницу. Ещё легко отделалась. Быстренько уволилась и – на Дальний Восток.
Анекдот, конечно, качественный: конкурс скрипачей, наших двое, на втором и на последнем местах, второй сожалеет о призе, скрипке Страдивари, последний успокаивает, мол, у вас тоже не плохая, второй огрызается, это для меня, что вам маузер Феликса.
Ума мне тогда хватило тихо сидеть, язык засунув, о пропаже не трендеть.
Сильно позднее случайное застолье было. Наш «куратор» переводился. С повышением. Хохотнул между дозами:
- Мы тогда позабавились твоими писульками. Но почерк у тебя препоганый. Разбирали с трудом.
А у нас ещё и спор принципиальный на эту тему вышел. Позднее. Когда я коллегам приоткрыл завесу минувшего. Лещу рассказал, между прочим. А он возьми, да и возгордись:
- Ты крупно ошибаешься. Искажаешь факты хр-хре-хрононологии. Этот анекдотик я тебе поведал.
- Об чём речь, Серый? Согласный я. Давай восстановим. Этот самый…, как его? О! Статус-с-кво. Никогда не поздно.
Лещ насупился. Подумал. Сбавил приоритет:
- Кого конкурс-то? Не-а, пожалуй, я про пианистов, кажись, рассказывал.
- Эт-то точно. С музыкантами всегда бардак, - с радостью соглашаюсь я.
Серёга покурил, прикинул в уме что-то и продолжил забавно:
- Может наши пистолики, как призы, пошли? За последние места в конкурсах.
Ну, что тут скажешь? У нас уже совсем набекрень мозги от поисков этих и ребусов. Свежие нужны головы и мысли.
И начали они поступать. Головы, по крайней мере. Как и было обещано.
- Ты знаешь, что это такое? Нет, ты погляди сюда. Знаешь? Это – домашняя тушёнка. Да. Домашняя, - невысокий плотный, почти пузатый, нам незнакомый, майор тыкал в нос Дьяку стеклянную закатанную банку.
Мы с Мишуткой подошли на КПП. На службу попасть хотелось. А тут небольшое скопление. Автобусик подвёз офицеров из Печенги. Они тоже жаждали служить. И затор образовался. Непредвиденный
Посылки привезли со станции. Личному составу. С почты. Два-три раза в месяц делался такой праздник. И на КПП немедленно «шмонали». Дежурил Пелипенок. Минька сделал вопросительный манёвр глазами: на любознательного майора и обратно к комбату. Мол, что за фрукт? Какой такой проверяющий? По солдатским посылкам сугубый спец, что ли?
Комбат шепнул нам?
- Це – новый командир наш. Майор Алейник.
Тю-ю… Мы только булькающие предметы отсеивали. По вполне понятным причинам. Кстати, в закатанном стекле, всю дорогу поступали компоты. С разными плавающими фруктами. И разноцветные всегда. С южных краёв поступали. Россия поставляла жидкость в резиновых грелках. Летом выливали это всё за КП. Зимой было труднее. В снег – малоэффективно. В этом месте снег аккуратно вырезался лопатой и уносился. Зимой, а значит большую часть года, приходилось крутиться по-разному. И всё время глядеть, чтоб рядом замполиты не крутились. Любой из двоих.
Так вот значит какой доскональный прибыл новый командир. Этот ничего не упустит. И с ним наверное быстро утрату нашу обнаружим. Если останется время от экспертизы консервов.
Алейник с ужасным сожалением вернул банку с домашней, по его оценке, тушёнкой сержанту. Причём казалось, что другая рука порывалась остановить отдающую.
- Салу теперь скажем тоже жёсткое «нет», - шепнул громко Минька. Когда майор пошёл за Дьяком к своему новому месту командирской службы.
Дудник весело помотал забубённой своей, много повидавшей, головою:
- Су-урьёзный мужик! У меня в Польше такой же прибыл однажды. Сам – метр с фуражкой, а связисток отбирал, чтоб не ниже метра-восьмидесяти. Жмурился, как кот, и всё мурлыкал: «Любая самая длинная баба, сложенная вдвое, короче самого невысокого мужика». И фамилиё тоже было похожее.
- Вареник, что ли? – хохотнул Пелипок.
- Ага. Мудашвили. В рифму, - сверкнул золотой фиксой ветеран Дудник. Пошёл ухмыляясь. После удачной разминки утренней.
Подполковник Дьяков стал заместителем по строевой у майора Алейника. Мужик-то был свойский. Морда, как луна. И хитрющая. Во время службы чокаться с ним не приходилось. Очевидцы отмечали один недостаток: чересчур шибко закусывал. Не углядишь – один всё смечет. Но ведь это же не самый тяжкий порок-то, а?
Через определённый, инкубационный, период штабной ставленик наш, Мишутка, по обыкновению заглянул на кружку чая. Проинформировал:
- Ты, Попович, предрекал, что Алейник к нам для роста прислан? На повышение? – Минька замер в эффектной паузе.
- Ну-у… и что? Он же моложе явно Дьяка. С Запорожья, правда. А в чём соль? – лениво интересовался Боб.
Очень он надеялся на укрепление наших рядов. Начальственных, по крайней мере. На худой конец. Надеялся – абы кого не пришлют. Особенно в тяжкий момент. Когда верхушка части осталась без личного оружия. А вдруг настоящая тревога? Зениточку-то пока зарядишь. Вон. Гринькины подчинённые показали. Перекосили снаряд. А пистолетик, он тут, как тут.
Как истинный патриот Борька надеялся, что «батька» дерьма не пришлёт. И тон ехидный штабного нашего Мишутки его явно насторожил. И не зря.
- Борюсик! – как болезному сообщил ПНШ. – Алейнику «воткнули» в его Запорожье, и к нам пнули. У него в части автомат слямзили.
Да и мне стало как-то обидно немного. Всего и делов-то: один автомат. Мы – воинская часть более серьёзная. У нас целых семь единиц в самоволке. Могли бы кого и солиднее прислать.
Будем, значит, домашнюю тушёнку караулить. Бдительно. С этого момента.
Гарбузёнок принёс мне за пазухой очередное своё горе-горькое.
- Ты, старичок, не вошёл в моё положение. Ведь я парадную шинель взял готовую. Носил её. Подогнал мне её татарин наш портной. Сидит на мне – сам видел. А ты отрезом взял. Гражданское шить хочешь. А я начальником артвооружения очень сильно смотрелся бы.
Впечатление от гришкиных обиженных глаз лепилось удручающее.
- Дак что, что стряслось-то? – опускался я тоже в трясину гарбузовского несчастья.
- То ты не знаешь? Прикидываетесь с Борькой под дурачков, всю дорогу. Приехал! Новый начальник приехал. Доигрались. Попляшете теперь. Гильзу пустую расхитить не удастся. Не то, что револьверты.
Да. Это оказалось решительно так.
Прибыл молодой выпускник. Из Ленинградского артиллерийского училища. Не зенитчик, правда. Их там на какие-то большие пушки настраивали. Не знаю. А родом сам с Ладоги. Мать его – начальником станции железной была в то время. Принимала и отправляла все наши эшелоны.
Лейтенант - Смирный. А уж в дивизии его нацелили на эту прославившуюся должность. Гришутке – расстройство, а мне так полегчало. Всё побольше разбойная энергия Соловья с меня переключится.
А днём позже и секретарь комсомольский нарисовался. Освобождённый. Старшина сверхсрочник – Половой. Из дивизии перевели. Замполиты подсуетились, видать. Он им очень подходил. Третьим.
Суть да дело, а важнейший наказ хозяина округа мы пока не выполнили. Ну, ясное дело, по горячим следам бросились кой-чего изобразить: с шестами погнали двух-трёх бедолаг из дежурной батареи потыкать внутри там. На авось. Результат – ясен. А приказ-то был глобальный. Но машину такого профиля за кругом полярным найти труднее, чем в Москве, к примеру. Панасу, электрику из Заполярного, дали задание. Майор Каминский, через губу, брезгливо, будто сам к дерьмочерпалке прикасался:
- Гони в Заполярный, давай. Без черпалки не возвращайся.
- Да я, бля, да чего ж это меня? Нашли, бля, думаете, да? Погля-я-дим, бля, - бубнил справедливо негодующий Опанас-лейтенант, стоя на остановке, ожидая любимый автобус из Мурманска на Заполярный.
Дело было к вечеру, мы постояли в Мишуткиной, покурили вместе с Опанасом. Чтоб ему дорогу скрасить, добрым словом, напутствовали:
- Товарищ помощник начальника штаба, а какого дерьмоизмещения бывают спецмашины такого профиля, не знаете случаем? – это я, естественно приступил.
- В документах штаба нет ничего. Но лейтенанту, конечно же, следовало вначале уточнить у майора, а то вдруг тара окажется маловата, - Мишутка подхватывает влёт, учить его, это ж смешно себе представить.
- Лейтенанта понять можно. Дело новое, малознакомое. Но казус – может выйти. Однако нужно, нам видится, с другого конца попробовать. От объекта исследования, так сказать. Иными словами: сколько этого самого добра скопилось у нас? Там. В яме. Под местом поисков.
Автобуса всё нет, погода хорошая, нам скучновато, Опанас более, чем косноязычен, мы не по злобе, всё-таки, да и он тоже слегка, но понимает. Мы здесь живём и остаёмся, а он – домой катит.
- О, да! Естественно. Им с Каменюкой надо бы сперва хоть замерить, вычислить, прикинуть. Удельный вес запросить в дивизии, если сами не могут определить. Далее общий объём, вес. Потом уже количество цистерн и т.д. Дело-то непростое, - сильно вошёл в роль ПНШ.
Мы ещё долго могли бы упражняться в душевной чуткости. Да показался автобус.
Под конец говорим Опанасику в один голос:
- Плюнь, забудь старик. Нажрись-ка лучше, в это самое дерьмо, через суточки вертайся, доложи, что ехать сюда за нашим товаром нет желающих, а требуют огромный задаток.
Кстати, Панасик так и поступил. Зашёл даже немного далее. Утверждал, что начал, мол, ехать сюда, на этой самой спецмашине, «литруху» водиле поставил, по дороге сломались, а больше спецмашин таких не будет. О чём грозился представить справку. Из электродепо рудника. Ну, это-то понятно. Откуда ж ещё?
При этом от Опанасика несло не только перегаром свеженьким. Говорил, что пришлось помогать толкать эту самую цистерну.
В спецоперации по дерьмантиновым поискам ПМ-ов образовалась некоторая пауза.
А пока дружелюбно подсадить собирались Панаса в автобус. А сперва, ведь всегда, пассажиры выгружаются из него, правда? Если, кто сюда подъехал, кому слезть надо.
Глядим… Высовывается сперва шикарнейший тёмно-коричневый чемодан. Или натуральный или чудо искусственное кожаное. А держит его…, едрёна корень, - Белый Ус! Собственной персоной!