В лето 1975-го мы с отцом и матерью поехали в Одессу, к морю. Каждый день ездили от домика с мансардой, на которой жили, к морю на трамвае, проезжая мимо какой-то воинской части. Однажды я увидел за забором на спортивном городке среди турников, брусьев и полосы препятствий, курсантов – краснопогонников, мотострелки, значит. Удивило не то, что август на дворе, время отпусков, а они за забором маются, а то, что жара не улице, а они в кителях. Так не бывает! Присмотрелся – да они все сплошь с лицами черного цвета, я раньше даже представить себе не мог негра в наших яловых сапогах, бриджах и кителе х\б.
И вот однажды, возвращаясь с моря домой мы вышли из трамвая на полпути. Отец, приметивши пивной ларек, невдалеке от военного училища, решил утолить жажду. Несколько негров из ранее виденных мною курсантов тихо стояли в дальнем углу за столиками с бокалами, отец стал в очередь, а я глазел на не совсем молодого, в гражданской форме одежды, какого-то дородного и державшегося особняком, нигера с широким плоским носом и пухлыми губами
Он привычно быстро выпил пиво и подошел в голову очереди, со стуком поставил бокал на сойку и громко сказал: - Повтолить!
Кружку наполнили моментально. В один присест он выпил и вторую. И опять: - Повтолить!
Третью он пил не спеша. Но не один я наблюдал эту картинку, рядом за столиком стоял мужчина с сынишкой. Он присел, указал пальцем на чужестранца и сказал, обращаясь к ребенку: - смотри, негр!
- Негр, - повторил сынок.
С полным достоинства видом, это человек с черным лицом и черными руками, в белоснежно белой рубашке, поставил бокал на столик, подошел к папаше, двумя пальцами взял его за пуговицу на рубашке, и, слегка притянув к себе, громко и четко проговорил с легким акцентом: - Слушай, ты, у моего отца на плантациях работают шесть тысяч человек, вот они – негры. А мы – чернокожие!
Он развернулся на 180 градусов, подошел к своему столику, допил пиво, бросил на прилавок деньги и удалился в сторону училища.
Думаю, не стоит упоминать, что эту сцену все наблюдали молча. Я тогда впервые услышал слово "чернокожий" и понял, что не все, у кого черная кожа, - угнетенные империализмом и что негр-негру рознь.