На зимние каникулы (первые две недели февраля 1952 года) мои однокурсники Витя Кузнецов и Зина Савельева предложили мне пойти с ними в лыжный поход (вчетвером) по маршруту Волоколамск - Клин - Дмитров. Для меня это было интересное спортивное мероприятие.
Привлекательно оно было ещё и тем, что большая часть маршрута проходила по Волоколамскому и Клинскому районам, то есть по родным местам моих родителей. Но уже изначально в реализации этой идеи обнаружилось два изъяна. Первый из них объявился совершенно неожиданно.
Когда мы пришли на склад университетской кафедры физкультуры за снаряжением для лыжного похода, там не нашлось лыжных ботинок моего, 43–го, размера. Более того, не нашлось даже 42 – го. И я сделал большую глупость, решившись идти почти 200 километров на лыжах в ботинках 41–го размера. На этом фоне второй минус был совсем невелик.
Витя и Зина, мои друзья ещё с первого курса были влюблённой друг в друга парой и,естественно, они почти полностью были «замкнуты» друг на друга. Четвёртой в нашей команде была девушка по имени Марина, наша однокурсница. К сожалению, была она почему – то неинтересна мне как собеседница,(или я ей - как собеседник). И, хуже того, была она совсем несимпатична внешне. Хотя бесспорно, девушка была умная и держалась достойно.
Наш поход начался в Волоколамске от квартиры Полины Петровны. К селу Буйгород мы подошли уже в полной темноте. На окраине села увидели избу, слегка, но всё – таки освещённую изнутри. Постучали в дверь и услышали мужской голос: «Что нужно?»
Я сказал, что мы туристы и попросился на ночлег. Дверь приоткрылась. Придерживая дверь рукой, выглянул старик и сказал: «Я не знаю, что вы за люди, и у нас вам будет тесно. Поищите в селе избу просторней и где живёт народ помоложе.»
Тогда я сказал: «Теснота поспать нам не помешает, а я почти ваш земляк, я родился в деревне Носово» - и протянул ему свой паспорт. Больше у хозяина возражений не было. Объявилась и хозяйка. Нас впустили, отвели место на полу и выдали какие–то тряпки на подстилку.
Мы стали укладываться на ночлег, а дед с бабкой вернулись к картам, в которые они играли при свете свечи до нашего появления. И, пока не уснули, мы слышали, как они вполголоса, беззлобно, но с матерком, переругиваются, обвиняя друг друга в картёжном жульничаньи.
И только через много лет, вспоминая эту пару, я понял, что упустил в тот вечер редкую возможность поговорить с людьми, которые знали мою бабушку Татьяну Алексеевну и деда Ивана Николаевича, почти наверняка - моего отца а, может быть, и прадеда Алексея Ломова. Ведь тогда, в феврале 1952 года, нашим хозяевам было лет по 55 - 65.
Утром, позавтракав, мы отправились дальше, держа курс на деревню Носово, мою родину. Прошли по деревне, увидели пустырь на окраине деревни на том месте, где двадцать лет тому назад стоял дом моего деда. Дом, в который меня принесли из родильного отделения больницы. За окраиной деревни был небольшой овражек с замёрзшим ручьём и поляной за ним.
Судя по рассказам моей тётки Марии Ивановны, именно здесь проходили кулачные бои «стенка на стенку», в которых отличался мой отец. Сразу же за поляной (лугом) и небольшим куском пашни находится деревня Отчищево, где в моём раннем детстве я бывал неоднократно у Марии Ивановны и её мужа Алексея Павловича и иногда подолгу жил у них в деревенской избе.
Из Отчищева мы напрямую, по полям, отправились в сторону деревни Ожогино, где жила старшая сестра моего отца Анна Ивановна, вдова раскулаченного хозяина ожогинской маслобойни Алексея Тюрина, сосланного в Казахстан и там умершего.
Анна Ивановна жила со своей незамужней 25-летней дочерью Валентиной. Жили они бедно, как большинство колхозников того времени. Но нас угостили досыта: варёным картофелем с квашеной капустой, хлебом собственной выпечки и чаем из самовара. Подробностей дальнейшего маршрута не помню. Где – то мы ночевали, в довольно просторном помещении, а в середине дня оказались в селе Петровском, недалеко от города Высоковска.
Здесь в то время уже жил мамин брат Борис Владимирович со своей семьёй. Жил он рядом с церковью, разумеется недействующей, в доме, оставшемся от священника (или дьякона?). Так же, как в Дятлове, он и в Петровском работал директором школы и учителем ботаники и биологии.
И здесь у него была пасека. И около дома был сад, но ещё не такой большой, как посаженный им сад около школы вблизи деревни Дятлово. У дяди Бори мы очень плотно поели, а перед нашим уходом дядя Боря сунул мне в карман некоторую сумму денег, очень не лишних для студента.
Из Петровского мы через Высоковск пошли на Клин. А идти на лыжах мне становилось всё труднее и труднее. Ботинки на два размера меньше тех, которые требовались, напоминали о себе на каждом шагу. Может быть, поэтому я не помню подробностей маршрута от Ожогина до Клина. Помню, что в Клину мы побывали в одной из самых главных достопримечательностей города, в доме – музее П.И. Чайковского. Здесь, пройдя половину маршрута, я понял, что дальше идти не смогу.
Виктор с двумя девушками прямо из дома – музея отправились дальше, в сторону Дмитрова, а я - на ж.д. вокзал. И на «электричке» поехал в Москву. Добравшись до общежития, стянул с ног ненавистные ботинки, с облегчением обулся в лёгкие летние тапочки. И до окончания каникул не выходил из общежития, лечил натёртые ступни, помешавшие мне продолжить поход.
В результате я не побывал в Дмитрове, том городе, где в декабре 1941 началась короткая, всего трёхнедельная, война моего отца, ротного политрука 1170 СП 348 СД 30 армии Западного фронта.
Летнюю экзаменационную сессию сдал без проблем и отбыл на "заслуженный отдых", на песчаные пляжи на берегу Урала.