Aliis lucens uror!-светя другим,сгораю сам.
Это латинское изречение приписывается древнегреческому врачу-
знаменитому Гиппократу. А предложил его в качестве девиза медицины
голландский врач Ван Тульпиус в 17 веке. Обдумывание его смысла,
вслушивание в его звучание на "заре туманной юности" - почти что решили
мою судьбу. Медицина! - вот где можно найти себя! Только сгорать, а как
же иначе!? Так мы были воспитаны в шестидесятые годы прошлого
столетия. Нам внушалось, что вся жизнь - борьба, что в жизни всегда есть
место подвигу, что служение отечеству - наивысшее призвание человека.
А когда в руки мне попала трилогия Юрия Германа "Дело, которому ты
служишь", "Дорогой мой человек" и "Я отвечаю за все"- участь моя была
решена.
Все напролет весенние каникулы в девятом классе я читала эти
толстенные книги, удивляя подруг отказом от прогулок под синим небом,
от созерцания весенних ручьев, от слушания волшебных звуков капели и
наслаждения свободой от школы на " полную катушку". Бледная, исхудавшая,
не высыпавшаяся целую неделю, пришла я в школу после каникул. Но зато я
знала, что учусь не для того, чтобы просто окончить среднюю школу!
Я знала,что должна сделать это хорошо, поступить в медицинский институт и служить Делу, отвечать за все, светить и сгорать! Только так!
Мне удалось хорошо окончить школу,легко поступить в институт,окончить
и его, с разбега окунуться в работу в качестве участкового педиатра на
педиатрическом участке крупной поликлиники областного города.
Прочтение знаменитой трилогии привело меня не только к мысли о
медицине, но к мысли стать хирургом, как ее главный герой Владимир
Устименко. Многие, многие мои однокурсники были одержимы этой мечтой!
В годы учебы я занималась в хирургическом кружке, читала, помимо
программы многочисленные монографии, "залезала в дебри" науки. Часто
приходила на ночные дежурства помимо обязательных, планируемых
преподавателями, за которые необходимо было отчитаться. В каждом хирурге
я видела незаурядную личность, надежность, мужественность, каждый был
Богом. А если на дежурстве удавалось, кроме созерцания операций, поработать
руками - то есть подержать крючки, ранорасширители, ушить кровоточащий
сосуд, наложить швы на кожу - счастью, значимости своей не было предела!
Интересно было все - поставить диагноз, поассистировать. Видя наши
умоляющие глаза, а чаще я была с подругой Катей, хирург говорил кому-
нибудь из нас -"мойся"!, что означало ритуал подготовки к операции-мытье
рук в определенной последовательности, надевание маски, облачение в
стерильную одежду.
Случаи были всякие. Днем мы наблюдали операции плановые, когда и больной
подготовлен морально и физически, и хирург тоже, а чаще-бригада врачей.
Все несколько раз обсуждено, обдумано, не один раз проведено мысленно.
А вот ночью, в выходные и праздники - это всегда экстренные случаи,
когда подумать некогда. Сколько времени хирург "мылся", столько и думал.
Приходим мы с Катей на"необязательное" дежурство в воскресенье и
понимаем, что нам крупно повезло. Не повезло бледному парню, лежащему на
столе. Настолько спокойно лежащему, с виноватой улыбкой на лице, словно
извиняющемуся за такую нелепость. На передней брюшной стенке, около пупка,
небольшая резаная рана, из нее спускается петля тонкой кишки. А в тазу
под столом лежит весь его кишечник. Парень спокоен - шок!
Начинаем мыться и мы, не спрашивая разрешения. Операционная сестра,
суетясь перед сложной операцией, говорит, что нас сам господь послал -
работы всем хватит. Полночи проходит незаметно - кишечник ушит в пяти
местах, вымыт, уложен на место. Парня увозят в палату интенсивной терапии.
Владимир Иванович, врач от бога, снимает маску, но раздается звонок из
приемного покоя - уже " везут острый аппендицит". Его завозят на каталке
в операционную уже через минуту. " Виновница" - тучная истеричная дама,
настолько истеричная, что доктор решается на наркоз вместо местной
анестезии. И, кстати, потому что у этой дамы оказалось атипичное
расположение отростка - под печенью. Редко, но случается такое. И времени
такая операция занимает побольше, и сил человеческих и терпения.
Доктор устал, у нас, начинающих эскулапов, удовольствия от увиденного
больше, чем усталости, но нас гонят спать. Всегда жалели нас, студентов,
в клиниках на ночных дежурствах. Теперь я понимаю этих людей. Они-то,
как никто знали, что натерпимся мы еще, успеем в долгой своей жизни!
Мы с Катей засыпаем мгновенно в кладовке на огромной куче новых
полосатых матрацев. Засыпая, думаю о принцессе на горошине. Я заснула бы
сейчас и на футбольном мяче. Просыпаемся часа через два снова от звука
каталки, слышим голоса. На этот раз - ДТП, разрыв селезенки у молодого
мужчины. Мой бог стоит с поднятыми вымытыми руками, Ольга Ивановна,
сестра операционная, снова облачает его в стерильный халат. Шутят, без
раздражения, спокойно готовятся к делу, которому служат. Я уже просто
наблюдатель. Стою за широкой спиной своего кумира, обожая его и
преклоняясь перед ним.
Много-много раз во время учебы, стояла я за широкими спинами, ловя
каждое слово, каждое движение руки, не утрачивая ни интереса к хирургии,
ни желания посвятить ей жизнь. Тем временем, подходил к концу пятый курс
обучения. Пять лет мы, студенты обучались по одной программе, познакомились
со всеми разделами медицины, пришло время и выбирать. Апрель и май были
даны на раздумье. В последние дни заявление каждого должно было лечь
на стол декана. В сей бумаге нужно было указать - какой "поток" выбирает
он для обучения на шестом курсе - терапию,хирургию или акушерство.
Продолжение http://www.proza.ru/2012/01/19/651