Глава двадцать восьмая

Ксана Етон
       На работе Лёлика не оказалось. Мне вежливо сообщили, что он еще не появлялся, что рабочий день по сути еще не начался, и посоветовали перезвонить позже. Я в замешательстве положила трубку и задумалась. Выходит, свекровь права? Выходит, в жизни моего мужа присутствовала какая-то не ведомая мне сторона? Глубоко подавленная новым раскрывшимся обстоятельством, пусть пока лишь предполагаемым, я все же решила не паниковать раньше времени и дождаться по крайней мере девяти часов утра. А пока я заварила себе крепкого кофе, взяла в руки приятно горячую кружку ароматного напитка и собралась немного прийти в себя. Краем глаза заметила на подоконнике бело-золотистую пачку Marlboro light – сигареты, забытые впопыхах убегающим от собственной судьбы (или, наоборот, бегущим навстречу ей?) Лешкой. Так я начала курить – с наслаждением затянулась первой в жизни сигаретой, слегка опасаясь новых неприятных ощущений. Нервы мои были настолько расшатаны и я так сильно нуждалась в успокоении, что эта сигарета, вопреки ожиданиям, не принесла мне ни головокружения, ни тошноты, а лишь приятное чувство расслабленности и упорядоченности, трезвости мыслей.
       Время стекало в вечность невыразимо медленно, однако усилием воли я все же заставила себя дождаться назначенного часа, и даже спустила еще полчаса бонусом, чтобы наверняка, но в офисе мне сообщили, что Алексей Марцеха на работе так и не появился. Я недоумевала. Любовница – это одно, но не забивать же из-за нее на работу? Я принялась методично обзванивать все известные мне номера наших общих друзей, его друзей, просто знакомых и даже откопанные в записной книжке какие-то давние одноразовые контакты. Никто ничего о местонахождении Лёлика не знал. Я разволновалась не на шутку, а когда ближе к обеду позвонила свекровь и сообщила мне те же печальные результаты своей параллельной деятельности, присовокупив к тому же, что, наверное, пора обзванивать больницы и – не дай Бог – морги, моя глухая нарастающая тревога превратилась в настоящую панику. Я пыталась уговаривать ее и себя (скорее себя, конечно), что Леша взрослый человек, что мало ли что, сама точно не понимая значение этого расплывчатого «мало ли что», и что еще рано прибегать к таким крайним мерам, прекрасно сознавая, что я просто боюсь их – этих самых мер. До жути, до дрожи в конечностях, до непонятного горького привкуса во рту, до замирания сердца, да просто – до смерти… (звучит высокопарно, не так ли?)
       Ни вечером, ни ночью никаких новых известий не поступило. Ко мне приехала Любовь Александровна, мы вместе позвонили в милицию, где нам не слишком приязненно сообщили, что заявление о пропаже человека они смогут принять только спустя трое суток после его исчезновения. Трудно описать мое душевное состояние в тот момент, и в этом расхристанном смятении чувств мне приходилось еще выслушивать бесконечное нытье свекрови и откуда-то черпать в себе силы для ее утешения. Немного поколебавшись, мы все же начали самостоятельно обзванивать больницы и (о ужас!) морги, не только городские, но и по всей области, и делали это до самого утра, но нигде никаких следов Лёлика обнаружено не было. Он словно в воду канул.
       А потом свершилось – в дверь позвонили, на пороге возник местный грузного телосложения участковый и деланно-соболезнующим тоном, даже близко не соответствующим безразличному выражению его потухших глаз, сообщил, что неподалеку от нашего дома, в подворотне местного бара, ранним утром был обнаружен труп молодого человека со множественными ножевыми ранениями, а в дорожной сумке, находившейся при нем, были найдены документы на имя Алексея Марцеха, двадцати трех лет от роду, проживающего по данному адресу. Услышав эту бесстрастную казенную речь, располосовавшую ее жизнь надвое, свекровь потеряла сознание, а вот мне жестокой волей верховного распорядителя судеб такая упоительная возможность предоставлена не была. Я лишь тихонечко сползла спиной по стенке, а потом все также, ползком, добралась до ванной комнаты, где меня обильно вырвало. Участковый, приведя в чувство свекровь и потоптавшись нерешительно в прихожей, тихо удалился, проявив таким образом неожиданную человечность…
       Лёлик погиб нелепо и случайно, и по сей день меня грызет чувство вины за случившееся. Ведь если бы я сразу сказала ему всю правду о себе… Если бы даже не сразу, но сказала, сказала сама… Если бы удержала дома в тот вечер, а не сидела истуканом в бездействии… Если бы, если бы… Память царапается дикой кошкой, рвет жилы, точит свои беспощадные когти о самые больные воспоминания, живые еще, не умершие, не захороненные, да и как хоронить их – заживо?
       Выйдя из дома, Лёлик отправился в местный бар, продолжать заливать свое нежданное горе алкоголем. Как стало ясно из милицейского расследования уже через неделю, в баре он неосторожно засветил целую кучу денег (забрал с собой все свои полугодовые накопления), а потом к нему подсели двое. Разговор не задался, потому что подавленного своим разочарованием и невменяемого почти человека начали намеренно провоцировать на конфликт в надежде поживиться краденым. По негласно заведенному порядку вышли выяснять отношения на улицу, где завязалась драка с поножовщиной, в которой Лешку и зарезали. Как потом утверждали те сволочи, никого убивать они не собирались, просто так вышло, потому что «этот козел неправильно себя вел». Били жестоко, с остервенением, наносили вначале неглубокие и не смертельные раны, и лишь поиздевавшись на полную, проучив за «длинный язык» (так было записано со слов одного из них в протоколе допроса), пьяные отморозки в конце концов добили свою жертву двумя проникающими ножевыми ранениями – в шею и сердце… Когда я представляю себе все это, у меня сводит скулы от ужаса…
       Всему происшедшему нашлось немало свидетелей, и даже несколько таких, кто готов был дать показания в суде. Суд состоялся, оба подонка были осуждены за умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами: с особой жестокостью и с корыстными мотивами – они вытащили у моего мужа все деньги, сняли золотое обручальное кольцо и часы, а также пару тяжелых серебряных перстней-печаток, и даже совсем крохотную серебряную серьгу, разодрав при этом мочку уха. Один из них, признанный инициатором преступления, владелец ножа, ранее судимый и отсидевший за нанесение тяжких телесных повреждений, получил четырнадцать лет, второй, ранее не привлекавшийся, - восемь лет лишения свободы.  Упомяну вскользь, что такие чудеса правосудия стали возможными лишь благодаря нескольким нашим соседям, неравнодушным людям, любившим и уважавшим Лешу, за что я бесконечно признательна и обязана им до конца жизни. Их стараниями убийство моего мужа получило большую огласку в средствах массовой информации и виновные не смогли избежать наказания, даже в нашем насквозь прогнившем коррумпированном государстве (а в те времена, на границе тысячелетий, дела с этим обстояли еще хуже, чем в нынешние)...               

2011