На следующее утро я, как и полагается православным христианам по воскресеньям, пошел в церковь. Проснувшись в половине восьмого, я наскоро позавтракал, умылся, оделся и побежал на электричку. Дело в том, что наш город как бы поделен на две части железной дорогой. А храм, прихожанином которого я являюсь, находится на другом конце города. Пешком туда идти минут сорок, что утром не очень удобно. Но есть возможность сократить путь посредством вышеупомянутой электрички (далее об этом чудо-транспорте, о своем отношении к нему я напишу подробнее): я сажусь на главной станции нашего города, которая находится недалеко от моего дома (на достаточном расстоянии, чтобы почти не слышать проезжающие поезда), и выхожу на следующей остановке, если ехать в сторону столицы. Далее — пешком десять-пятнадцать минут. В непогоду или в те дни, когда время не позволяет вследствие того, что я проспал, например, я езжу на маршрутке.
На воскресную службу, по сравнению с будними днями, приходит большое количество людей. Приятно, когда у тебя столько единомышленников, но порой совершенно не получается сосредоточиться на молитве: то дети плачут, то бабульки показывают, как правильно нужно креститься, то молодежь шушукается. Но богослужение остается богослужением в любом случае, ибо оно — служение Богу.
В храме всегда ощущается присутствие высших сил. Здесь как-то спокойно, уютно, мысли приходят в порядок и — чувствуешь любовь Всевышнего.
Но поскольку уж так устроен человек: есть мужчины, а есть женщины — то помимо любви высшей ему — человеку — требуются еще и земные чувства. И, как многим кажется, только тогда он осознает себя живым.
Не вспомню точно, в каком возрасте я задумался об этой своей потребности — любить представительницу противоположного пола — но скажу с уверенностью, что еще в детском саду у меня появился комплекс: я жутко стеснялся и даже в какой-то мере боялся девочек. Его появление объяснялось просто: я был очкариком (впрочем, им я остаюсь и по сей день), к тому же еще и пухленьким. Но, несмотря на этот комплекс, меня к ним (девочкам) тянуло, то есть я рано начал влюбляться.
Возможно, и во мне нечто привлекало девочек, но этого «нечто» было недостаточно для отношений, пусть тогда еще совсем детских. Взрослея, я вытягивался, худел, что делало акцент на образе «ботаника». Хотя, по сути, как я понял много позже, всему «виной» была природная скромность.
К концу школы я стал явственно ощущать, что все-таки нравлюсь противоположному полу. На первом курсе института, не без удовольствия общаясь с однокурсницами, коих в нашем педагогическом вузе (а тем паче на факультете) было абсолютное большинство, я уже не так остро влюблялся и почти никак не показывал свои симпатии. Я, как бы пафосно это ни звучало, выбирал (а выбор играет решающую роль), параллельно участвуя в студенческом межфакультетском КВНе и, следовательно (ибо одно в большинстве случаев связано с другим), — в гулянках. Выбирал я долго — три года — слишком придирчиво и категорично. Это обуславливалось моей неопытностью в делах любовных и идеализмом, который характерен для натур излишне романтичных. Не премину заметить, что безответные влюбленности не оставляли меня, ведь мы часто любим тех, кто нас не любит, и в нас порой влюбляются не те.
Наконец, я выбрал. И вышло это совершенно неожиданно. Оттого эта любовь (первая и, как мне казалось, взаимная) — до сих пор для меня самая прекрасная. С другой такой же сильной влюбленностью я пока не встречался. Надеюсь, все еще впереди.
Такие мысли роились у меня в голове, когда, побывав на воскресном богослужении, я направлялся к Жанне. Я сел в электричку, вставил в уши наушники, включил плеер и закрыл глаза. Всю тридцатиминутную дорогу я думал о любимой и о нашем свидании. Так уж вышло, что жили мы в соседних городах, поэтому виделись нечасто, примерно раз в неделю. Безусловно, можно было бы и чаще видеться, но постоянно появлялись какие-то препятствия. Хотя я не жаловался, ведь когда человека любишь, к таким мелочам относишься спокойно.
И вот мы встретились. Целую неделю я ждал этого момента. Было как-то спокойно, тепло, уютно рядом с ней. Мы шли, держась за руки, разговаривали, смеялись. Особенно сильно стучало мое сердце, когда невзначай удавалось приобнять ее, прижать к себе, поцеловать.
У Жанны зазвонил телефон.
— Это мама, — сказала она, доставая его из сумочки. — Да, мам. Все хорошо, доехала нормально… Да, рядом, конечно, где же ему еще быть… В кино идем… Хорошо… Хорошо… Ага. Ладно, давай, пока.
— Что сказала мама?
— Спросила, как я доехала и что мы делаем.
— А-а-а, ясно. Ну что, сначала посидим где-нибудь, а потом в кино или наоборот?
— Лучше наоборот, — Жанна посмотрела на часы.
— Ты спешишь?
— Нет, но мне еще надо кое-что доделать к завтрашнему дню, так что в шесть надо уже домой.
— М-м-м… Жалко.
— Жалко у пчелки.
— Сейчас за такие разговоры кому-то достанется, — я притянул ее к себе и мы застыли в поцелуе, хотя Жанна, как порядочная девушка, не очень-то любит целоваться в людных местах.
Разумеется, очередь в кассу кинотеатра растянулась почти до самого выхода. Но я, предвидя подобный сценарий сегодняшнего дня, забронировал билеты накануне вечером и теперь совершенно не боялся упасть лицом в грязь перед своей девушкой из-за отсутствия билетов. Не помню, что конкретно мы смотрели в тот день, да это и не важно. Важно то, что мы были вместе.
Не обошлось без приставаний с моей стороны: дело-то молодое. До сих пор не пойму отношение Жанны к такому поведению. Иногда ей нравилось, а иногда сильно раздражало (видимо всему виной были «эти» дни). И вообще (банально, но правда, с которой трудно не согласиться) мы, мужчины, никогда не поймем женщин, без которых, несмотря ни на что, нам, наверное, не прожить.