Лето 1955 года выдалось необычайно жарким. Днём с друзьями за играми я не обращал внимания на зной. Только мама следила, чтобы я не забывал свою соломенную фуражку. От жажды спасали уличные колонки. А ещё мы гвоздиками аккуратно выдалбливали отверстие около донышка в стеклянной бутылке и, набирая в неё воду, дули в горлышко, обливая друг друга из отверстия.
Сейчас проделать такое отверстие в пластмассовой бутылке не составит труда. А тогда были только стеклянные, которые мы не раз разбивали при такой операции. И догоняя кого-то, дуть в бутылку было не просто, она стучала по зубам, угрожая выбить передние зубы.
А вот ночью было тяжело. В квартире открывались все окна и двери, чтобы продувало насквозь, но воздух стоял недвижим.
Мы все спали на полу, где казалось прохладнее, и укрывались мокрыми простынями. Но через час простыня просыхала, и надо было её снова мочить.
Только к утру становилось немного полегче. Но стоило выглянуть солнцу, и снова начиналась жара.
Отец намеревался получить отпуск и увезти нас в Крым к своим родителям. Но стало известно, что дивизия должна выдвинуться на военные учения в Карабах, и они могли продлиться месяц и более, тогда время отпуска передвинулось бы на август – сентябрь. А так как в сентябре мне предстояло пойти в первый класс, стало ясно, что поездка в Крым в этом году может не состояться.
И на семейном совете было решено, что я и мама самостоятельно поедем в Крым, и будем там ждать отца до конца лета, а отец, если сможет, приедет позже. Что и сделали.
Но отец смог выпросить пять суток в счёт отпуска и сопроводил нас до Симферополя, пробыв двое суток с родителями.
Как я любил бывать у бабушки с дедушкой! Я обожал Симферополь с его зелёными улицами, скверами и парками! Вечерами в воздухе стоял аромат цветов, особенно «табака». В магазинах витали чудные запахи продуктов, различных колбас и свежего хлеба. Мне покупали большой бублик с маком и стакан газированной воды с сиропом. У свежего бублика была тонкая хрусткая корочка. А газированная вода была не только сладкая, как в Азербайджане, каждый сироп имел свой неповторимый аромат.
После отъезда отца, было решено съездить на несколько дней к морю, в Евпаторию, где жил с семьёй брат отца.
В то время доехать туда можно было только на автобусе. Но на работе сестры отца как раз была организована поездка к морю на выходной день. И она предложила поехать с ними. А ехали мы все в кузове грузовой машины, выехав после работы, вечером.
Грузовик полз по крымским дорогам осторожно. Но нас болтало как на волнах.
Приехали мы поздно, когда уже стемнело.
Брат отца жил в одной комнате, в коммуналке, с женой и дочерью. Естественно, что кроватей на всех не было, и мы расположились на полу, заняв почти всю площадь пола.
Улеглись поздно. Я так устал, что заснул, как только голова коснулась подушки.
Но в третьем часу ночи всех разбудил женский визг. Сестра отца, тетя Майя, пошла ночью в туалет и увидела на полу мышонка. Все проснулись и начали искать эту бедную мышку. Пришлось включить свет. И все увидели, что мышонок сидит на моей груди, а я ещё спал. Тут снова завизжала тётя Майя, боясь, что мышонок укусит меня. Я проснулся и спугнул его.
Долго искали мышонка и его норку. Наконец, отодвинув кровать, нашли норку за плинтусом, и стали думать, что делать.
После долгих споров, развели цемент, замешали его с осколками стекла и замазали дырку.
Яркое утреннее солнце разбудило меня. Взрослые уже встали и готовили завтрак, а меня сестра повела к морю, до которого было рукой подать.
Мы вышли со двора дома, перешли дорогу и оказались на набережной, за которой располагался пляж и причал для прогулочных катеров.
Кто был в Евпатории, знает, что море здесь очень мелкое, прогревается быстро и, чтобы добраться до глубокого места, надо пройти изрядное расстояние.
Пока взрослые пришли звать нас на завтрак, мы успели накупаться, и это было хорошо!
Позже пляж наполняли отдыхающие, и море превращалось в «суп с клёцками» и манной кашей из взбаламученного песка.
Поэтому мы ходили на пляж рано утром и поздно вечером, благо мы жили рядом.
Это лето было таким долгим, что я успел соскучиться по военному городку и своим друзьям. Отец приехал во второй половине августа. В те дни я увидел необыкновенную заводную игрушку: лодку с гребцами.
Отец купил её мне, и я ходил на Пушкинский бульвар, чтобы пускать её вплавь в небольших бассейнах с живыми красными рыбками. Бассейны располагались посередине бульвара, около большого универмага. Я был в восторге от того, что гребцы, как живые загребают вёслами, и лодка плывёт. Вокруг меня собирались зрители и мне это нравилось…
К первому сентября мы вернулись в Кировабад.
К этому времени школьные бараки забраковали для учёбы, но для нас подготовили большое трёх этажное каменное здание около военного городка за дорогой, соединяющей завод и посёлок «Алюминьстрой» и город.
И вот первое сентября! Все идут в школу! Дорога из военного городка вся в учениках, «белый верх – чёрный низ», и с цветами в руках. Площадка около здания школы постепенно заполняется гомонящими учениками, которых учителя постепенно организуют в ровные ряды классов. Но «гвоздь программы» мы – «первоклашки – промокашки»!
Звучат приветственные и поздравительные речи, звучит первый звонок, и мы первые входим в прохладное здание школы. Родители остаются на улице, а нас ведёт незнакомая тётенька в класс на втором этаже. Парты старые, местами изрезанные ножичками, но вкусно пахнут свежей краской.
- Здравствуйте, дети! Я ваша учительница. Меня зовут Лидия Фёдоровна, - говорит она, а я не могу оторвать глаз от её красивого лица и млею от её необыкновенного голоса.
Она казалась взрослой. Но теперь, видя её на фотографии, я понимаю, что было ей тогда не более двадцати пяти лет.
Это ощущения её особенности и необыкновенности у меня оставалось всегда. Такого восприятия учительницы я больше никогда не испытывал. Но в середине второго класса она тяжело заболела, и её заменила Надежда Григорьевна, наша соседка со второго этажа, тоже учительница и жена офицера. Она тоже была молодой и красивой, но она уже не казалась необыкновенной.
В конце учебного года, когда Лидия Фёдоровна вернулась из больницы домой, мы всем классом пошли её проведывать.
Из «финского» домика вышла с улыбкой бледная худенькая девушка, без привычной красивой причёски. Она обрадовалась нашему приходу и с интересом расспрашивала нас обо всём. А я стоял позади всех, смотрел на неё влюблёнными глазами и жалел её.
Больше я её не встречал. Говорили, что её мужа перевели служить в другой город.