Написано для сборника воспоминаний о физфаке: http://nrd.pnpi.spb.ru/history/LGU-60e.pdf
Мне выпало счастье учиться на физфаке Ленинградского университета. Мне очень везло, начиная с того, что я поступил, хотя в тот год выпускались одновременно и десятые, и одиннадцатые классы, и количество поступающих было в два раза больше, чем обычно, и кончая тем, что для преддипломной практики и написания диплома меня направили в ФТИ им. Иоффе АН СССР, где я и остался работать после защиты диплома.
Самые яркие моменты начала моей студенческой жизни:
Оредеж
В те годы все абитуриенты после поступления обязательно направлялись на 2-3 недели помогать сельскому хозяйству – «на картошку». Но мне и тут повезло: в составе небольшого отряда новоиспечённых студентов я был направлен в Оредеж ремонтировать узкоколейные железные дороги местного значения.
Присматривал за нами уже тогда легендарный Валерий Сергеевич Рудаков – перспективный физик, альпинист. Своими ненавязчивыми, вскользь бросаемыми фразами, на самом деле – несущими глубокий смысл, он сумел создать в нашем отряде замечательную атмосферу.
Работали мы, отнюдь не надрываясь, а сбережённую энергию использовали для вечерних развлечений. Главными из них были песни под гитару, которой мастерски владели Паша Петрашень и Витя Сергеев, и беседы о физике. Все в нашем отряде закончили специализированные физико-математические школы, и самомнение было весьма высокое. Помню убийственную характеристику, данную Пашей Петрашенем одному из ребят: «Что с ним говорить, он даже Фихтенгольца не читал!».
До сих пор перед глазами стоит картина: вечер, звёздное небо и мы, несколько мальчишек, стоим у вагончика, в котором жили, вдохновенно поём под гитару, а в перерывах с апломбом рассуждаем о природе серебристых облаков, о «парадоксе близнецов» в теории относительности, о «принципе неопределённости» в квантовой механике… Мы были полны веры в себя, и, казалось, нет в физике неразрешимых для нас задач.
Но вот и первая зарплата! Вечно голодные молодые организмы рванули в столовую. Помимо обеда с двумя «вторыми», я купил четыре румяные булочки и, съев три с чаем, наслаждался тем, что, вот, передо мною лежит ещё одна булочка, а я уже так сыт, что её не хочу!
А Витька Сергеев с Вовкой Гизлером затеяли соревнование: кто больше съест. Победил Гизлер. В дальнейшем он стал большим учёным, организатором и участником нескольких Антарктических экспедиций, очень напряжённо работал и рано ушёл из жизни. А В.А.Сергеев – всемирно известный учёный в области геофизики. Так что прав был Н.А.Толстой в напутственной речи на первом собрании нашего курса.
Первое собрание
Нас собрали в «Большой физической» НИФИ. Я с благоговением смотрел на настоящих учёных, которых видел впервые. Они один за другим говорили нам напутственные слова. Запомнился, конечно же, колоритнейший Никита Алексеевич Толстой, в вельветовом пиджаке, картинно куривший, выпуская из губ маленький комочек дыма и тут же заглатывая его обратно. Поразили его слова: «Здесь, в этом зале, собрались будущие доктора наук, академики, директора… Будущее Советского союза!». Я был потрясён: а ведь, действительно, все директора и академики были когда-то мальчишками-школьниками!
И ещё запомнился профессор Остроумов. Седой, в очках, с бородкой, в строгом костюме с галстуком – просто классический профессор из фильмов про науку. Но говорить он стал, в отличие от других выступавших, совсем не пафосные вещи: «Вы должны беречь здоровье, питаться не чаще, чем через четыре часа, и не реже, чем через шесть часов…». Странно было это слышать: ну, кто в семнадцать лет думает о здоровье? Но, увы, к диплому одни подошли с язвой желудка, другие – с надорванным в студенческих стройотрядах сердцем…
День первокурсника и другие капустники
Я совершенно не представлял, что это такое – День первокурсника. Думал, – подобие первого собрания с официозом речей. Но всё же пришёл в актовый зал. А там несколько весёлых студентов старших курсов с юмором рассказывали про ожидающую нас студенческую жизнь. Более всего меня поразил рассказ о том, кто такой «Настоящий Профессор». В качестве иллюстрации на листе ватмана был нарисован в профиль абсолютно голый Н.А.Толстой с огромным волосатым животом. Выступавший, водя по рисунку указкой, объяснял, как устроен профессор и что у него для чего. А в первом ряду сидел сам Никита Алексеевич и весело смеялся! В нашей строгой 239-й школе такое даже вообразить было невозможно!
Освоившись в студенческой жизни, наша дружная компания примкнула к весёлым создателям знаменитых физфаковских капустников, среди которых блистали такие яркие личности, как автор всех сценариев Юра Магаршак, а также исполнители его сценок Юра Игнатьев и Андрей Халявин с его знаменитым «отнюдь!». Мы с восхищением смотрели на них, подыгрывали на вторых ролях, но прошёл год-другой, «старики» ушли, и мы уже сами стали сочинять сценки и разыгрывать их.
На День физика ломились студенты (особенно – студентки) всех факультетов.
Вот песенка, написанная мною на известный мотив для одного капустника:
Сейчас сюда майор войдёт,
А на углу девчонка ждёт
С двумя билетами в кино,
Но если я сейчас уйду,
Мне в сотый раз наряд дадут
В «секретной части» мыть окно…
Девчонка любит – подождёт,
А если – нет, так пусть идёт
Смотреть своё кино одна,
А, коль дождётся, буду рад
В кино – и на последний ряд,
Как только кончится война!
Как хорошо быть аспирантом!
Как хорошо быть аспирантом!
Лучше работы, право, ребята, я не ищу!
Буду я точно аспирантом,
Стану я точно аспирантом,
Если в солдаты, если в солдаты не засвищу…
Комсомол
Идеологическая работа в СССР была поставлена хорошо, и вся наша компания была убеждёнными комсомольцами. Мы весело шли в колоннах праздничных демонстраций, от души орали «Ура!!!». Я искренне верил в «руководящую и направляющую роль партии» и не сомневался, что через несколько лет вступлю в её ряды. А пока я добросовестно старался быть хорошим комсомольцем. В то время это значило – вести большую общественную работу. У меня с этим было всё в порядке: работа в оперотряде, участие в капустниках… А в один год меня избрали в комсомольское бюро курса. Мы часто оставались вечером в какой-нибудь аудитории, что-то обсуждали, спорили, писали планы работы… Угробили уйму времени. Но весной, к концу учебного года, у кого-то из нас вдруг возник вопрос: а что конкретно мы сделали за этот год для студентов нашего курса? И мы с изумлением сошлись на том, что единственным практическим результатом нашей напряжённой годовой деятельности можно признать лишь действительно интересную стенную газету про войну во Вьетнаме с уникальными для того времени фотографиями, по случаю добытыми одним из нас.
Старый наш физфак
До сих пор я с замиранием сердца прохожу мимо старого здания на набережной Макарова, где прошли прекрасные годы моей юности, где я приобрёл лучших друзей и познакомился с женой. Вспоминаю, как с Витей Сергеевым мы пришли ясным июльским утром подавать документы в приёмную комиссию, и с нами беседовал незабвенный В.И.Вальков. Взяв меня за пуговицу рубашки, он сказал:
- Ну, мальчик, почему ты решил поступать к нам?
Пять с половиной лет обучения пролетели, в Петергофе построено новое здание физфака, но моим физфаком навсегда осталось это здание рядом с институтом Павлова, откуда лаборантки выводили гулять в заросший кустами сирени двор подопытных собачек с торчащими из животов трубками, где знакома каждая аудитория, каждая ступенька лестницы.
Для выпускного вечера мы, как всегда, подготовили капустник, который заканчивался моей песней:
Там, где даже мухи не летали,
Где покрыты шпорами полы,
Мы ступени лестницы стоптали
И прожгли окурками столы…
Пусть физфак красивый в Петергофе,
С ним тягаться нашему – слабо…
Не забудем мы, как пили кофе
И играли во дворе в футбол.
Помнишь, товарищ, грозовые дни,
Сессии, зачёты, лекции Куни,
Помнишь завал и вызов в деканат,
Помнишь, как поехал летом в стройотряд.
Помнишь, товарищ, старый наш физфак,
Запах сирени, Неву и лай собак,
На этажах – табачный сизый дым,
Помнишь, куда вошёл ты молодым.