ИНТЕРВЬЮ.
• Разрешите войти? - вопрос был чисто риторическим, так как Палыч и Лерка уже ввалились в кабинет к майору Жолтаку, начальнику девятой тюрьмы, более известной в уголовном мире под названием «райская девятка».
Майор за своим рабочим столом дожевывал бутерброд с колбасой, запивая кефиром из бутылки. Он вскочил с места, кинулся навстречу гостям, жестом приглашая присесть.
• Нет, нет, мы хотели бы сразу поработать, - Палыч предчувствовал долгие расспросы о телевидении, точнее, о сплетнях вокруг него.
Но майор протестующе замахал руками и нечленораздельно промямлил:
• Дело терпит, присаживайтесь. Еще успеем. Хотите перекусить?
Не сговариваясь, Лерка и Палыч мотнули головами.
• Ну что ж, - майор проглотил последний кусок и театрально развел руками. — Наверняка брезгуете? У нас все поначалу брезгуют: то постель, понимаешь, грязная, то пища некачественная, то еще какая ерунда! А они что, на крахмальных простынях собирались спать?! Тут же почти все «подрасстрельные» сидят. Уж им-то, казалось бы, все равно. Всяко долго здесь не задержатся. Привередливые они.
• Кто? - неожиданно спросила Лерка.
• Как кто? - майор подтянулся, проверил пуговицы на кителе и, откашлявшись, четко произнес: - Подрасстрельные.
Неловкую тишину прервал один из телефонов на столе у Жолтака.
• Жолтак слушает, - и потом, несколько расслабившись, он загадочно улыбнулся, лукаво посмотрел на гостей и пропел в трубку, - да, уже прибыли. Только что. Сидим вот, разговариваем. Перекусили и сейчас начнем. Люба, потом все расскажу, дома. — Зажав трубку рукой, он доверительно шепнул Палычу: - Любка, жена звонит. Уже четвертый раз. Все спрашивает, приехали или нет. Я вчера ей сказал про телевидение, так она дар речи потеряла, - и потом опять в трубку. — Я тебе после перезвоню и все доложу. Да не беспокойся ты, расчешусь. Рубашка свежая. Ну, все.
Майор положил трубку, загадочно улыбнулся и, развалившись в кресле, посмотрел на Палыча:
• Ну, я готов. Что будете спрашивать? Вы сначала вопросы без камеры задайте, а то я вас, чертей, знаю, - и он в шутку погрозил пальцем.
• Какие вопросы? - опешил Палыч.
• Ну-ну... вы же о нашей тюрьме собрались снимать? Значит, со мною говорить будете. Так что, давайте вопросы, чтобы я впросак не попал.
• Вы что-то напутали, - прыснула со смеху Лерка и тут же осеклась, - у нас договоренность сделать интервью с несколькими заключенными.
Лицо майора выражало детскую обиду:
• То есть как про заключенных? Зачем они вам? Кому интересны бандиты и убийцы? Кто поверит их россказням? Ведь их послушать, так все они паиньки! А вина их, между прочим, установлена судом. Эти бестии такие хитрые, так и норовят из-под «вышки» схилять.
• И все-таки, товарищ майор, мы действительно договорились с вашим начальством на интервью с приговоренными к высшей мере наказания. Поэтому мы и...
• Документы покажь! - неожиданно рявкнул майор, да так, что Лерка вздрогнула.
Палыч, не торопясь, достал из бокового кармана сложенную вчетверо казенную бумагу со штампом МВД и с подписью полковника Огородникова. Майор долго и нехотя изучал документ, положил на стол, потом опять схватил бумагу и сверил дату. Разочарованный наличием всех формальностей, он встал с кресла, одернул китель и жестом приказал следовать за ним.
В коридоре они наткнулись на скучающего оператора и стажера-ассистента. Проходя мимо, майор смерил их строгим взглядом, и они вытянулись по стойке «смирно».
• Это с нами, - начал было Палыч, но Жолтак с досадой махнул рукой и быстро зашагал по коридору. Надрываясь от тяжести кофров, вся группа засеменила за ним.
Спустя некоторое время они выбрались из административного крыла и остановились в маленьком, плохо освещенном вестибюле. Майор нажал на потаенную кнопку в стене, и перед ними распахнулись двери большого грузового лифта. Все вошли и, тесно прижавшись друг к дружке, казалось, целую вечность спускались куда-то вниз.
• Преисподняя, в натуре, - попробовал пошутить Олег, но Палыч оборвал его взглядом. За время путешествия майор не проронил ни слова и выглядел озабоченным. Наконец двери распахнулись, и их обдало сыростью и прохладой колодца.
Выйдя из лифта, они очутились в таком же вестибюле. Жолтак громко окрикнул караульного; где-то далеко лязгнул замок, потом послышались гулкие шаги, и вскоре в пятачке света появился прапорщик с опухшим синюшным лицом.
• Картаев? Проводи телевидение к кому-нибудь из своих на полчасика.
Только смотри, чтобы без эксцессов!
• А что им надо? - прапорщик недовольно поджал и без того узкие губы.
• Интервью будут брать, еб-те! Кинозвезд делают из убийц, понимаешь?!
• Да пошли они в задницу, и без них полно забот!
• Ты это... не пререкайся. Это приказ начальника РОВД. Распустили вожжи! Они скоро из тюрьмы дом свиданий сделают. Исполняй, Картаев, хотя была бы моя воля, то... — Жолтак тяжело вздохнул, развернулся на каблуках и вразвалку пошел к лифту, расстегивая на ходу приготовленный с вечера мундир.
• Идем, - мрачно брякнул Картаев и пропустил всех вперед себя. Палыч пошел первым, чиркая плечами о склизкие стены узкого тюремного коридора. Мысленно он проклинал себя за эту аферу: «Сидел бы сейчас в чистом кабинете директора винзавода и дегустировал коллекционные вина - так ведь нет! Потянуло на зэковскую романтику! Параши не нюхал, козлина!»
Сзади плелась Лерка и шумно дышала ему в затылок:
• Палыч, ты не отрывайся далеко, а то я ни фига не вижу.
Олег и Игорь пытались вывести прапорщика из состояния мизантропии:
• Вы, товарищ прапорщик, наверняка здесь каждый уголок знаете? Невеселое хозяйство. Тут у любого нервишки через день сдадут, а вы, вона, держитесь молодцом!
• А дома небось занимаетесь чем-нибудь штатским? Ну, к примеру, рыбок разводите, а? Угадал?
• Не угадал, - просипел прапор. — Дома я водку пью, чтобы об этом дерьме забыть. И еще по часу в ванне откисаю.
• Да, запашок здесь... Не Никитский ботанический. Тут что, не убирает никто?
• Зэки и убирают. И то не все, а кто ждет кассации. Подрасстрельным, тем все по..., - их посрать в парашу не заставишь. Под себя гадят, чтобы мы нюхали. Стоять!
Все остановились. Тяжело дыша, Картаев прошел вперед, отворил металлическую дверь с глазком и пропустил группу в следующий коридор:
• Там несколько ступенек и налево. Повернете и остановитесь.
Остановились перед решетчатой дверью. Опять прапор скрипел задвижкой, негромко ругаясь и кашляя. Наконец дверь повиновалась и на роликах скользнула в сторону. Картаев нащупал выключатель, и коридор осветился тремя хилыми лампочками. По одну сторону темнели дверные проемы камер, причем ближайшая была открыта, и оттуда доносился совсем не уставной храп.
• Деникин! - громко крикнул Картаев. Храп на секунду оборвался, чтобы тут же обрести новую силу. — Деникин! - не своим голосом заорал Картаев.
Храп превратился в недовольное бормотание, и из камеры вышел небритый заспанный толстяк в галифе и в майке.
• Хорош дрыхнуть, проведи вот экскурсию в «аппендикс».
• Кто такие? - протирая заспанные глаза зевнул Деникин.
• С телевидения.
• Да? Правда? Пусть сами идут, - махнул рукой любитель сиесты и скрылся за дверью.
• Деникин, твою мать! Ты совсем оборзел! Это майор приказал.
• Срать я хотел на майора. Его гости, пусть сам и водит по зоопарку, а я не нанимался смотрины устраивать.
• Мне это тоже на... обосралось! Почему я должен водить к твоим квартирантам?
• А кто сказал, что им нужны именно мои? - не скрывая зевоты, спросил Деникин.
• Им нужны настоящие урки, понял?
• А твоя, она что, игрушечная?
• Во, блин! Нужны матерые убийцы, врубаешься?
• Лучше твоей Барби не найти, - из глубины камеры донесся протяжный стон потревоженной кровати.
• Ну ладно, коз-зел, ты у меня еще получишь, - сквозь зубы процедил Картаев и жестом приказал Палычу идти вперед.
• Как ты сказал? - Деникин стоял в дверях, но в руках у него была портупея с расстегнутой кобурой. — Я же тебя предупреждал... Я же говорил тебе, что выпущу кишки, если ты... Я тебя предупреждал, пидар? -истерично заорал Деникин и выхватил из кобуры «макар».
Все произошло так быстро и неожиданно, даже для Картаева, который теперь удивленно таращился на напарника. Откуда-то издалека послышался демонический хохот, затем металлический стук и снова смех. А потом эти же звуки повторились значительно ближе.
• Братва, вы слышали? Козлы повздорили! Должность первого козла поделить не могут. Картаев, ну-ка замочи Деникина, чего он выебывается?! Да замочи, не бзди, на меня можешь списать!
• Деникин, а ты что, обосрался, в натуре? Шмальни этому борову в брюхо,во вони будет!
• Говори, я предупреждал тебя, что с говном смешаю, если еще раз...!
Предупреждал?
• Менты, суки! Шоб вы глотки перегрызли друг другу, псы вшивые! Пидары гнойные! Шоб у вас огурцы в жопе выросли! - неслось со всех сторон из камер.
• Деникин, успокойся! Не видишь — люди рядом, - Картаев, видимо здорово струхнул, по крайней мере, на лице у него выступил пот, а губы пересохли, и каждое слово давалось с трудом.
• Какие люди?! - все сильнее заводился Деникин, взводя «макар». — Здесь нет людей, понял? Здесь одни...
• Мужики, вы чего? - попыталась вмешаться Лерка. Она хотела еще что-то сказать, но Палыч зажал ей рот ладонью, а Олегу одними губами прошептал «снимай, лопух! Что рот разинул!» Оператор вышел из оцепенения, не снимая с плеча, включил камеру и медленно направил на Деникина.
«Эх, сволочь, стоит против света — контражур получится, - с горечью подумал Палыч. — Ну, ничего, хоть звук пропишется».
Он до последнего не верил, да и никто из них не верил, что такое возможно: раздались два оглушительных выстрела. Инстинктивно Палыч повалился на пол, подминая под себя застывшую от страха Лерку. Осколок штукатурки больно впился ему в щеку. «Ни хрена себе сюжетик!»
А коридор в это время буквально взорвался ликующими криками. Со всех сторон раздавался оглушительный свист.
• Ха-ха-ха-ха! Свиньи! Сейчас положат друг друга! Ради этого стоило жить! Ну потешили, ну спасибо! Дуэлянты, маму вашу!
• Молчать, суки! - заорал Деникин и босиком прошел до первой камеры.
Гам тут же прекратился. Деникин обыденно почесал волосатую грудь и, как ни в чем ни бывало, вернулся в каптерку. Уже на пороге он обернулся, окинул всех безразличным взглядом и спокойно произнес:
• Виноват, погорячился. Но тебя, Картаев, я последний раз предупредил, понял?
Картаев вместо ответа кивнул.
• То-то. За базар надо отвечать, - примирительно буркнул Деникин и закрыл за собой дверь. В наступившей тишине отчетливо послышался скрип койки, да тяжело упала на пол кобура.
• Ладно, я с тобой еще сквитаюсь, - злобно прошипел Картаев и жестом приказал группе следовать за ним.
• Ни фига себе качель! - восхищенно прошептал Олег на ухо Палычу. Даже в темноте было видно, как лихорадочно блестят у него глаза.
• Проникновенно, - процедил Палыч, поднимая Лерку с пола и брезгливо отряхиваясь. В полном молчании они последовали за Картаевым, пока не уперлись в тупик.
• Здесь, - Картаев, бормоча проклятия, возился с заржавевшим замком.
Он нащупал выключатель, зажег свет и приоткрыл дверь.
• Овчинникова Наташа, двадцать один год. Осуждена за убийство мужа и...
• хм-м... сожителя при отягощающих обстоятельствах. Кассация отклонена месяц назад. Все. Даю вам сорок минут. Никаких передач от нее не принимать — на выходе всех проверю, - Картаев собрался уходить.
• У вас тут есть поблизости розетка? - Игорь разматывал кабель.
• Там, за углом. Идем покажу, - и они скрылись за поворотом.
Оттолкнув Палыча плечом, первой в камеру вошла Лерка:
• Здравствуйте. Можно к вам? - поздоровалась она, еще не видя
• заключенную. — Тут, кажется, никого нет, - растерянно прошептала Лерка и с опаской обернулась на Палыча.
• Здравствуйте. Вы... ко мне? - послышался откуда-то из глубины темной камеры тонкий с хрипотцой голос.
Палыч вошел в камеру и теперь озирался по сторонам, стараясь привыкнуть к темноте. В детстве он что-то читал про каменные мешки Бастилии, но только теперь понял точность метафоры. Камера имела неправильную четырехугольную форму, полтора метра в длину и чуть меньше в ширину. Освещалась она тусклым светом из коридора, поэтому Лерка и не заметила узницу сразу. Когда глаза привыкли к темноте, Палыч заметил в углу силуэт сидящего человека:
• Здрассте, мы с телевидения. Пришли именно к вам и, если вы не против, хотели бы побеседовать. Давайте знакомиться?
Человек в углу зашевелился и попытался встать на ноги. То ли от слабости, то ли от волнения, но ей удалось подняться со второй попытки, да и то, цепляясь пальцами за неровности стены. Пошатываясь, она сделала шаг по направлению к Палычу. В момент, когда она протянула свою тонкую ладошку, в камеру ввалился запыхавшийся Игорь с включенной киловатной лампой. Камера залилась неправдоподобно мертвенно-белым светом, таким ярким, что девушка вскрикнула от боли и закрыла руками глаза.
• Мне очень больно, - жалобно простонала она, - я ничего не вижу!
• Игореха, выключи, пусть она немного привыкнет, - Лерка подошла к девушке и обняла ее, прикрывая собой от света.
Игорь торопливо щелкнул тумблером, и в камере воцарилась первозданная тишина, лишь где-то далеко простуженным голосом скрипнула металлическая дверь.
• А вам обязательно нужен свет? - чуть не плача спросила Наташа.
• Да вообще-то желательно. Здесь так темно, что даже глазом ничего не разобрать.
• Ну хорошо, включайте, я потерплю, - покорно согласилась Наташа.
Когда вновь вспыхнул свет, Наташка опять жалобно вскрикнула и уткнулась лицом Лерке в плечо.
• Что же делать? - виновато спросил Игорь. — Другого света мы не брали.
• Попробуй его направить в стенку. Нет, в коридоре. Посмотрим, может, хватит отраженного.
Ассистент неуклюже развернул лампу и даже вынес ее в коридор. Света заметно поубавилось. Олег пристроил камеру на плече и заглянул в видоискатель:
• Не-а, старик, картинка говенная! «Шумы» пойдут. Давай хотя бы в потолок, иначе брак.
Палыч обернулся на Лерку: та замерла, прижав к груди хрупкое тело Наташки. Палыч взглядом попытался найти место для сиденья. «Интересно, на чем она спит? Нет ничего похожего ни на постель, ни на нары». Хотя напротив он увидел привинченную к стене металлическими болтами деревянную полку.
• На сколько вас пустили сюда? - сдавленным голосом спросила Наташа.
• Обещали сорок минут. Десять уже прошло, - с досадой в голосе отозвался Олег.
• Тогда давайте попробуем. Я просто не буду открывать глаза, ведь можно так?
• Можно, - согласился Палыч, не отрывая глаз от Лерки: у нее в глазах стояли слезы, а пальцы рук мелко подрагивали.
• У меня, правда, сесть негде, придется стоя. Ничего? - не открывая глаз, Наташа вышла из темного угла, попав к удовольствию Олега в светлый пятачок.
• Ничего, - охотно согласился Палыч и сделал шаг ей навстречу. — А где же ты спишь, Наташа?
• А... там, - она равнодушно указала пальцем на угол, в котором она сидела.
• Они что, даже не отстегивают на ночь кровать? - хрипло спросила Лерка.
• Не-а, - по-детски озорно засмеялась Наташа. Она попыталась отнять руки от глаз и тут же закрылась.
• Почему?
• Деникин заявил: «Захочешь спать на койке — поспишь у меня!» И Картаев примерно то же.
• Сволочи! - вспылила Лерка. — А ты пожалуйся майору или еще кому-нибудь из начальства.
• Сюда уже давно никто не заходит — некому жаловаться. Здесь свои законы и свои начальники. Ой, мамочки, режет! Ой, ой, ой. — Наташка запрыгала на месте, растирая кулачками глаза, как это делают дети, когда в глаза попадает песок.
В груди у Палыча сдавило, ему даже показалось, что сейчас он потеряет сознание. Чтобы совладать с этой болью, он глубоко вздохнул и как можно спокойнее произнес:
• Вот об этом ты сейчас нам и расскажешь, лады?
• Зачем? - искренне удивилась Наташа. — Все одно, недолго осталось... Не сегодня — завтра.
• Что? - переспросила Лерка чужим голосом и сама сконфузилась от идиотского вопроса.
• Что мы все о грустном? Хотите, я вам стихи почитаю, а то никто их так и не услышит. Бумаги мне не дают, записок на волю не принимают. «Все, - говорят, - писать будешь Оттуда». А на меня тут стихи навалились—спать не дают. Странно, но ни одного не забываю. Наверное, память обострилась, боится пропустить любую мысль. Ну так что, читать?
• Читай, - хриплым голосом отозвался Палыч и кивнул оператору. Олег жестом показал, что уже давно работает.
• Сейчас, соберусь с мыслями. Все-таки перед зрителями выступаю. Жаль, что я вас не вижу из-за света, хотя... — она с досады всплеснула руками, - я бы и так не увидела. Они мне уже полгода свет не включали - говорили, что в стране с энергоносителями плохо и надо помочь Родине. Вот я и помогала. Слепая, как крот, ну это ерунда. Слушайте стихи.
Безо всякой позы и жеманства она вышла в центр камеры, словно на авансцену, сложила руки на груди и неожиданно низким голосом начала декламировать:
• Когда мы хотим кушать — мы утоляем голод. Когда нам становится грустно — мы уезжаем в город. Когда сгущается сумрак — мы зажигаем свечи. Когда нас целуют в губы — это счастливый вечер. Когда мы стонем от боли — не значит, что мы рожаем. Наверное, мы болеем, а может быть, умираем. Пусть так. Может так и надо. Я даже и этому рада.
В который раз в камере воцарилась душная липкая тишина. Все замерли, боясь спугнуть ее громким скрипом или шумным вздохом. Первой тишину нарушила Наташа:
• Но вас же не это интересует, правда? - она, наконец, оторвала ладони от глаз, но так их и не открыла.
• И это тоже, - Палычу показалось, что эти слова произнес не он, и что все это ему снится, и что сейчас его обязательно разбудят и в этом мире все будет хорошо. И эта девушка никого не убивала, и уж конечно ее не расстреляют, а напротив, будут любить, дарить цветы, печатать ее стихи в «толстых» журналах — да мало ли чего еще приятного можно сделать молодой красивой девушке.
• Как вас зовут? - переминаясь с ноги на ногу, спросила Наташа.
• Валерия.
• Нет, не вас, его.
• Палыч... — словно от удара хлыстом вздрогнул Палыч. — Александр, Саша...—ему стало так неловко, что захотелось уйти, убежать отсюда. Куда угодно: в морг, в пустыню, к черту на рога — только не оставаться здесь.
• У вас очень красивый голос. Наверняка вы поете под гитару, угадала?
• Пою. В компании, когда напьюсь, но... очень редко.
• А еще вас очень любят женщины. И совсем не сердятся, когда вы от них уходите, опять угадала? Передают вас из рук в руки вместе с рекомендациями, - Наташа произнесла это так уверенно, будто знала Палыча со школьной скамьи или с садика.
• Нет, не угадала, смутился Палыч и виновато посмотрел на Лерку. — Меня совсем не любят женщины, потому что на них всегда не хватает времени. А для них это так важно.
• Че-пу-ха! Вы понятия не имеете, за что женщины любят. В том числе и за то, что на них не хватает времени. Женщина тут же охладевает к тому, кто отдает всего себя без остатка. Мы же, как кошки: любим играться с чуть придушенной мышью, которая еще может убежать! А дохлая мышь кому интересна? Дохлая и дохлая, что с нее взять? Наверняка вы живете вдвоем с мамой и вечером за ужином делитесь с ней впечатлениями?
• Да, делюсь, - покорно промямлил Палыч, хотя его мама жила на краю света, а последние полгода он по вечерам делился впечатлениями с Леркой, которая сейчас с садистской улыбкой наблюдала за его изворотами.
• Лучше расскажите о себе, - от смущения он снова перешел на «вы».
• А-а, - лениво протянула Наташа, - вас интересуют подробности?
Раньше меня тоже интересовала криминальная хроника, а детективами я просто зачитывалась. И все время думала, как один человек может убить другого. Оказалось — элементарно! Р-раз и все! Вас интересует официальная версия или...?
• Все, но в первую очередь «или».
• Тогда я вас разочарую, история весьма банальная. Влюбился в меня один псих на улице. Каждый вечер встречал у подъезда с цветами: неуклюже всунет в руки и уйдет. Каждый вечер — с ума сойти! Я его даже всерьез не воспринимала. Думала, что ему скоро надоест и он сам исчезнет. А он не исчезал. Проходит один месяц, другой, а он словно часовой у подъезда. Да и это не интересно. Вот, вспомнила еще одно стихотворение, - она на секунду открыла глаза и, подслеповато щурясь, посмотрела вокруг себя. — Кажется я что-то различаю, правда не резко. Теперь я понимаю импрессионистов. Здорово! Нет ни людей, ни предметов - только цветные пятна. Как у Синьяка. Даже лучше. Знаете, я когда-то увлекалась живописью. Нет, правда. Накупила красок, кисти, холст и все такое. На всю стипендию... Вот просто решила стать художником. Не поверите, но все мои первые работы раскупили приятели и знакомые. Один ценитель утверждал, что со временем сделает состояние на моих картинах - он и платил больше всех. По тем временам полторы-две тыщи деньги немалые! И я всерьез подумала, что смогу зарабатывать на жизнь живописью - куда там! Сейчас ни одной не осталось, а впрочем... — Наташа тяжело вздохнула, - зачем они мне теперь? С собой не заберешь.
• А о чем были твои картины? - у Палыча прошел первый шок от увиденного и он вошел в привычную роль журналиста, на мгновение забыв, что здесь все по-настоящему, что это не интервью с актрисой, пять минут назад казненной на сцене, а исповедь человека на пороге небытия.
• Как о чем? - Наташа невидящим взглядом посмотрела на Палыча, пытаясь получше его рассмотреть. — О жизни, конечно, о чем еще писать?!
• А как ты понимаешь жизнь? - под укоризненным взглядом Леры Палычу стало неловко за вопрос.
• Жизнь... — Наташа на секунду задумалась и посмотрела на потолок, как если бы там было звездное небо. — Жизнь — это... это когда не задумываешься, будет ли завтра утро. Давайте я все-таки прочту стихи, а то заговоримся, - и она затараторила быстро-быстро, словно боялась, что ее прервут:
• Птицы никуда не улетают. Перелет—лишь сказка для детей. Просто вид они другой приобретают, Как рука без розовых ногтей
Вот поэтому зимой мы слышим шепот Из углов, едва ложимся спать. Гром-кий смех и недовольный ропот, Как теперь вас надо величать?
Громкий стон предвестником весенним Из чулана вырвется на свет...—
Наташа внезапно запнулась и беспомощно посмотрела на Палыча. —
Сколько уже прошло времени?
Палыч торопливо взглянул на часы:
• Минут двадцать пять — тридцать.
• Вас же пустили на сорок?
• В общем, да, но можно попросить...
• Исключено. Для них если и осталась радость в жизни, так это отравить ее мне. Тем более, что я им хамлю напропалую. Деникин, так тот вообще пообещал мне собственноручно привести приговор в исполнение.
• А за что они тебе мстят? - Лера подошла к стене и зло пнула ботинком прикрученную полку.
• За то, что я здесь единственная сучка, как они выражаются. Домогательства Деникина еще можно понять — от него жена ушла, а Картаев... У него просто крестьянское чувство собственности на все, что хранится в подвале. Я для него, как кобыла, не желающая случаться. По-моему, он всерьез считает, что одного его желания достаточно. Поэтому и бесится. Эх, осталась бы я здесь еще на месяц — довела бы его до цугундера, - в подернутых белесой пеленой глазах Наташи загорелся озорной огонь.
• Как это?
• Легко. Он, гад, на своих дежурствах отбирает у меня всю одежду и глазеет из коридора. А я ему по настроению такой стриптиз закатываю: танец необузданного желания со звуковым сопровождением. Картаеву остается только наблюдать и копытом бить! Хочется, но колется. Знает, что стоит ему сделать шаг ко мне, так я заору на всю преисподнюю, что прапорщик заключенную насилует. Он же трус, да и по головке за такое не погладят. Соседи мои все слышат и «погреб» сразу оживает. Картаев швырнет одежду, дверь захлопнет и тикать.
• Наташа, и все-таки за что тебя... осудили? - Палыч понимал, что времени слишком мало для тюремных нюансов.
• Ни за что, -- Наташка так невинно улыбнулась, что в это хотелось верить.
«Ни за что у нас не сажают — не те времена! Да и «вышку» без причины не дают» — мелькнула в голове у Палыча совковая мысль, разом оправдывающая всю пеницитарную систему.
• Как это «ни за что»? - даже в голосе у Лерки послышались нотки недоверия. — Нам сказали, что ты... вы... вас обвиняют в двойном убийстве, разве не так?
• Нет, то, что обвиняют, это правда. А кого им еще обвинять? Ведь того, кто все это подстроил, надо сначала найти и доказать его вину. Гораздо легче взять то, что под рукой.
• Но ведь тебе должны были предъявить доказательства, улики?
• Предъявили... Показания соседей, что я кричала, будто убью Артема, если он еще раз ударит этого сумасшедшего парня. И мужа действительно вскоре нашли на даче с ножом в горле, и накануне, за два дня, я действительно приезжала на дачу за вещами. Потом, когда шло следствие, перед моей дверью на лестнице уборщица нашла моего поклонника, - у Наташки задрожали губы и она едва не расплакалась, но тут же взяла себя в руки. — Он висел на трубе парового отопления. Экспертиза показала, что самостоятельно таким узлом он не мог удавиться. Тогда и возникла версия о двойном убийстве.
• Наташа, ты извини, но получается, что суд приговорил тебя к исключительной мере наказания по... недоразумению? -- Палыч и сам почувствовал фальшь своего участия к судьбе этой женщины.
• Я уже ничего не хочу сказать — дело сделано. Вы спросили — я ответила. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, по крайней мере, мне так сказали. Собственно, какая разница, кто именно понесет наказание? Им нужна кровь — они ее получат, а дилемма виновен-невиновен — это уже дело пятое.
• Ты что, с ума сошла? Как это дело пятое?! Наташка, ты соображаешь, что говоришь? Ведь речь идет о смертной казни, это ты понимаешь? - Валерка говорила так быстро, глотая слова, что получалось довольно несвязно.
• Без разницы кого стрельнут. Здесь, в тюрьме, я уже свыклась с этой мыслью. Ведь после всего этого жить будет очень трудно, - Наташа склонила голову и опять принялась тереть глаза. — Следователь так убедительно все выстроил, что временами я была уверена, что он прав.
• Палыч, давай на секундочку выйдем, - Лерка схватила его за руку и вытащила в коридор. Оставшись наедине, она ухватила Палыча за ворот и торопливо заговорила: - Ты что-нибудь понимаешь? Ни хрена себе суд! Это же трибунал, «тройка», а не цивилизованный процесс. Лично я ей абсолютно верю! Только увидела ее и поняла, что все это вздор! Она не убивала, не могла никого убить! Господи, что же происходит?!
• Лерка, успокойся! Возьми себя в руки. Если и произошла ошибка, то вскоре все выяснится, и ее освободят. Да и если честно, то я не встречал преступников, которые бы сознались в таких кошмарах. Они все виляют и изворачиваются, пока их не прижмут к стенке. «Закон строг, но это...»
• Палыч понимал, что несет полную чушь, что говорит казенным языком УПК, но ничего другого в голову не приходило. Он обнял Лерку и попытался прижать ее к себе, но она, словно дикая кошка, вырвалась из объятий и отскочила к противоположной стене. Такой возбужденной он ее никогда не видел.
• Послушай меня, Палыч. Ты можешь впаривать все что угодно, можешь оправдывать этих подонков, да и себя вместе с ними, только знай: я не верю, что эта женщина хоть чуточку причастна к убийству этих... мужиков! Не верю! И я решила, что мы обязаны любой ценой ее отсюда вытащить, вытащить туда, - она указала взглядом на низкий потолок. — А потом заставить этих идиотов пересмотреть дело. Все, от начала до конца. Может даже назначить дополнительное или, что лучше, независимое расследование. Нельзя же, ей богу, убивать невинного! - от сильного волнения лицо Лерки покрылось испариной, губы дрожали, но в глазах загорелась такая звериная злоба, что Палычу стало не по себе.
• Хорошо, хорошо, ты только успокойся, - зная ее взрывной характер, он испугался, что она выкинет какой-нибудь фортель. — Я разве против? Выберемся отсюда, и я через свои каналы в прокуратуре постараюсь все выяснить. Тем более, мы выпустим программу, поднимем кипиш вокруг этого дела и добьемся его пересмотра или хотя бы смягчения приговора. Договорились?
• Нет, - злобно бросила Лерка, - не договорились. В этот раз тебе будет очень трудно спустить все на тормозах. Пока ты будешь привлекать внимание, ее здесь тихонечко стрельнут, потом ищи виновного. Ты что, не знаешь, таких случаев пруд пруди! Так вот, милый друг, я отсюда никуда не уйду, пока ты там, наверху, - для большей убедительности она ткнула пальцем в потолок, откуда посыпались мелкие кусочки отсыревшей штукатурки, - не подключишь все свои концы. Кого угодно, - меня это совсем не интересует, - но ты всех поднимешь на уши, если будешь знать, что здесь сидит не абстрактная Наташа Овчинникова, а твой редактор и по совместительству любовница Валерия Коробова! Ты же мне всегда говорил, что хочешь сделать для меня нечто особенное — вот и представился случай. Так сделай это! И не смей сутяжничать, ты меня знаешь! Ведь знаешь же, чего молчишь?
• Знаю, - угрюмо пробормотал Палыч, стараясь не смотреть на Лерку. В таком сильном возбуждении он видел ее впервые, и, как это ни дико, захотел ее прямо здесь, на скользком полу, в двух шагах от камеры смертников, в которой сидела эта злополучная Овчинникова, наверняка никого не убившая. Незаметно Палыч постарался ущипнуть себя за руку. Пусть до крови, лишь бы тут же проснуться в своей бестолковой холостяцкой квартире, и чтобы рядом с ним спала Лерка и пускала детские сонные слюнки ему на плечо.
• Дурачок, - улыбнулась Лерка и голос ее при этом изменился, стал тихим и ласковым, как в минуты их близости, - на этот раз тебе не удастся проснуться и таким образом избавиться от всех проблем. Ведь ты их боишься, верно? Всю жизнь ты мечтаешь проснуться, как только попадаешь в тупик. То щиплешь себя, как только на студии догадались о нашей связи; то когда я заговариваю о ребенке — и так всегда. Как только маленькому мальчику становится страшно, он щиплет себя, и тут же все становится на свои места. Тебе всегда это удавалось, - я имею в виду проснуться. Всегда, но только не в этот раз, Палыч! Не сейчас. Хочешь, я торжественно поклянусь, что никогда больше не заговорю с тобой о ребенке, слышишь? Никогда, если сейчас ты все сделаешь, что я тебе сказала. Клянусь! Эх, жаль, нет Библии, но ты мне поверишь и так — у тебя нет другого выбора, - и она подняла два пальца вверх.
Странно, но почему-то именно сейчас ему захотелось, чтобы она заговорила о ребенке. О чем угодно: о браке, о холодильнике, о шубе — о любой чепухе, и он со всем охотно согласился бы. И вовсе не по принуждению, а потому... потому, что только сейчас он понял, как дорожит этой взбалмошной женщиной! Оказывается, для того, чтобы понять, как близок тебе человек, надо спуститься с ним в подвалы тюрьмы.
• Да ты не волнуйся, Палыч! Все будет хорошо. Комар носа не подточит.
Я их так облапошу — не зря же у меня два курса «щуки». Я им такой театр абсурда устрою — закачаешься! Ну а ты там уж, пожалуйста, побыстрее все сделай, ладно? Здесь все-таки не курорт, - она вдруг бросилась ему на шею, прижалась всем телом, так сильно, что он почувствовал, как бьется ее сердце, словно просится к нему в грудь. Еще секунду, и он потерял бы самообладание. — Все, надо идти, - она вновь схватила его за руку и потащила за собой в камеру.
• Ребята, вы что, ссоритесь из-за меня? - Наташка, нахохлившись, с упреком смотрела на них.
• Во, придумала! Мы никогда не ссоримся, верно, Палыч? - Лерка уже входила в образ и кокетливо подмигнула Палычу.
• Верно, - шумно выдохнул Палыч. — Никогда.
• Ну а теперь, Натка, мы приготовили для тебя маленький сюрприз. Сейчас мы с тобой сыграем в переодевалки. Ты оденешь мои тряпки, а я твое роскошное вечернее платье, хорошо?
• Хорошо, - улыбнулась Наташа, - а потом?
• Суп с котом. Потом мальчики выведут тебя подышать свежим воздухом, а я пока посижу здесь за тебя, согласна?
• Не согласна, - голос у Наташи стал хриплый. Наощупь она подошла к своему углу и села на корточки.
• Глупенькая, разве ты не хочешь денек-другой подышать свежим воздухом, принять ванну, выпить кофе? Это же недолго, а потом вернешься, - Лерка порхала вокруг нее, как бабочка, и, не останавливаясь, говорила. — Ты расскажешь одним людям о некоторых фактиках , то, что нам рассказала, вот и все. Никто тебя не обидит, не бойся. Эти ребята, знаешь какие надежные?!
• Никуда я не пойду, - чеканя слова, твердо ответила Наташа и уткнулась лицом в коленки. — И уж тем более ничего не буду рассказывать — все ясно и так.
• Что ясно? Что тебе ясно, дура?! - заорала Лерка и схватила Наташку за волосы. Ничего не понимая, Олег и Игорь застыли по стойке «смирно» и испуганно таращились то на Лерку, то на Палыча. А на самого Палыча наваливалась страшная тяжесть, заполнившая его изнутри до самого горла, отчего он не смог произнести ни слова. — Тебе ясно, что не сегодня — завтра тебя грохнут в одном из этих тупиков — это тебе ясно? Ты не хочешь, чтобы в этом деле разобрались порядочные люди, а не те, которые впарили тебе «вышку»?
• Я уже не знаю, чего хочу. Чувствую только, что никогда отсюда не выйду.
• Чувствовать будешь морковку в жопе, а сейчас ты выйдешь отсюда вместе с ребятами. И попробуй только пикнуть! Должна же быть правда на земле! Тебе мало тех, кого в Белоруссии шлепнули за зверские убийства, а потом, через год, нашли настоящего маньяка?! Он-то сознался, да вот тех, невиновных, уж не вернуть, понимаешь? Но на этот раз у них ничего не выйдет, уж поверь. Ни-че-го, так что без истерик собирайся, у нас не так много времени осталось, - Лерка коршуном налетела на Наташу и силой сорвала с нее арестантскую рубаху. Мужчины стояли подле, боясь шелохнуться. Похоже, что не одному Палычу хотелось себя ущипнуть и проснуться.
Через несколько минут обалдевшая Наташка стояла в Леркиных джинсах и пуловере, а сама Лерка в одних трусиках шнуровала ей ботинки. Где-то громыхнула дверь, и вслед за этим в коридоре послышались тяжелые шаги. Все вздрогнули, а Лерка, как ни в чем не бывало, натянула на себя полосатую арестантскую рубаху.
• Все, а теперь без фокусов. Если кто из вас расколется, я этого никогда не прощу, понятно? - тяжелым взглядом она обвела коллег, подтолкнула Наташку к двери, а сама поправила рубашку и взбила волосы, отчего стала похожа на настоящую заключенную. — Идите, ребята, ни пуха! Не волнуйтесь за меня. А ты, Наташка, без фокусов. Слушайся Палыча, он знает, что надо делать. Правда знаешь? - весело спросила Лерка, тороп-ливо подошла к нему и чмокнула в щеку. По-дружески. В этот момент в дверном проеме показался угрюмый Картаев со свежим «фингалом» под ле-вым глазом — видимо, разборка с Деникиным все-таки произошла.
• Идемте, вы и так пересидели больше положенного, - Картаев старался ни на кого не смотреть — стеснялся своего синяка.
• Я никуда не пой.. .— Наташка не успела договорить, стоявший рядом Игорь своей лапищей закрыл ей рот.
• Я говорю, собирайте манатки и на выход, что не понятно? - настроение у Картаева было не из лучших. Он дождался, пока все выйдут, и ударом ноги захлопнул дверь и защелкнул замок. — Вперед.
Ни слова не говоря, все гуськом пошли по коридору, причем Наташка ока-залась между Палычем и Олегом, готовым оборвать ее в любой момент. Шес-твие замыкал Игорь, кряхтя под тяжестью кофров. Чуть поодаль шагал Кар-таев и позванивал связкой ключей. Когда они выбрались из лабиринта коридоров и за ними в последний раз щелкнул замок решетчатой двери, Палыч ощутил дрожь в коленях и невыносимый приступ тошноты. К нему склонился Олег и как можно тише прошептал:
• Слушай, почему все заключенные молчали, когда мы проходили? Какая-то странная тишина, тебе не показалось?
• Заткнись, - прошипел Палыч. Они собрались возле лифта и Картаев нажал кнопку вызова. Где-то над ними включился мощный мотор и послышался скрежет спускающейся кабины. Молчали все, даже Наташа, которая смотрела в одну точку, не замечая происходящего.
Откуда-то сбоку открылась дверь, которую никто из ребят не заметил. В прямоугольнике света они увидели майора Жолтака, несколько солдат внутренних войск и двух подтянутых мужчин по гражданке. Они торопливо шли в их сторону.
• Ну что, киношники, отстрелялись? - будто старым знакомым кивнул им майор. — Теперь наша очередь. Подождите меня в кабинете. Картаев, проводи их в кабине т — пусть там посидят, я скоро, - и он, возглавив процессию, торопливо пошел к решетчатым дверям. Вслед за ним пошли остальные. Вид у всех, кроме майора, был хмурый и подавленный.
Уже в лифте Палыч с безразличием в голосе обратился к Картаеву:
• С чего бы это такая делегация?
Картаев пропустил слова Палыча мимо ушей, лишь обвел тяжелым взглядом попутчиков. Секунду он пристально посмотрел на Наташу и сразу уткнулся в табличку с правилами пользования служебным лифтом.
• Нет, правда, товарищ прапорщик, зачем майору понадобилось туда идти, да еще с такой охраной? - спросил Игорь, шмыгая носом, не сводя глаз с Наташки.
• Значит надо, - зло буркнул Картаев, снял фуражку, достал из нее засаленный платок и протер им макушку. — Время «Ч».
• Это за мной, - спокойно произнесла Наташа. Палыч и Олег ошалело посмотрели на нее, а Игорь дернулся, готовый закрыть ей рот.
Картаев искоса взглянул на Наташку и опять принялся изучать табличку:
• Когда-нибудь за всеми придут. Тут уж никто не может быть спокойным, -после долгой паузы произнес он, и в его голосе впервые послышались человеческие нотки.
Больше они не разговаривали. Картаев довел их до кабинета начальника и вышел, не попрощавшись. Уже в дверях он снова обернулся на Наташку:
• Зря вы все это затеяли, - с досадой буркнул он и хлопнул дверью.
Вскоре послышался надсадный стон спускающегося лифта.
Если и существуют минуты, длящиеся вечность, нет, не вечность — жизнь, то именно эти минуты сейчас отсчитывали старые настенные часы в кабинете майора под портретом «железного Феликса». Феликс недоверчиво и строго посматривал на вошедших: двое из них нервно курили у окна, а третий то и дело вскакивал с дивана и мерил шагами кабинет начальника тюрьмы. Шесть неполных шагов в одну сторону и столько же в другую. Девушка прислонилась к стене и, щурясь, смотрела за окно. За окном была весна, и все растущие во дворике тополя были усеяны галдящими скворцами.
Все вздрогнули, когда дверь распахнулась и в кабинет стремительно ворвался майор, а за ним двое гражданских. Он подошел к письменному столу, отпер верхний ящик и достал из него тонкую серую папочку с надписью «Дело N...». Из этой папочки он извлек два листка и протянул их гражданским; те по очереди расписались на каждом. Затем один из них открыл свой чемоданчик, вытащил обыкновенную бытовую видеокамеру и осторожно извлек из нее кассету. Кассету он вложил в коробочку и так же молча протянул ее Жолтаку. Они пожали друг другу руки, и майор пошел провожать гостей до двери.
Палыч хотел было кивнуть Олегу, но тот уже молниеносно вытащил из кофра свою кассету, поменял ее местами со служебной и спрятал в нагрудный карман куртки.
• Ну что, вы довольны? - Жолтак сел за стол и расстегнул ворот на шее. Ворот был мокрым от пота, к тому же густо присыпан перхотью.
• Мы хотели бы побыстрее выйти отсюда, - с трудом двигая пересохшим языком, прохрипел Палыч.
• А что так? Какие-то вы расстроенные... Случилось чего? - Жолтак обвел присутствующих участливым взглядом и притворно вздохнул: - Я вас понимаю, с непривычки и не такое бывает. Но ведь кто-то должен делать и эту работу, верно? Не всем же кино снимать. Ну, как хотите. А я вам хотел показать интересное кино, так сказать, - майор взял в руки кассету и удивленно повертел. Ему показалось, что кассета несколько уменьшилась в размерах. Жолтак зажмурился, мотнул головой и снова осмотрел кассету. Потом с облегчением улыбнулся: - Ну да ладно. Для первого раза вы и так много увидели, достаточно. Ну что же, рад был знакомству. С нетерпением буду ждать вашу программу, когда она выйдет в эфир?
• Никогда, - Палыч взял Наташку под руку и вместе с ней вышел из кабинета.
• Эй, дайте я завизирую пропуск, иначе вас не выпустят. Ха-ха, таков порядок.
Олег вернулся и протянул листок Жолтаку:
• Скажите, вы... с женщинами спали когда-нибудь?
• Я? Да, в общем, н-нет... Я женат, - майор удивленно посмотрел на Олега.
• А-а-а, понятно.
Когда все вышли из кабинета, майор растерянно прошелся из угла в угол, подошел к окну, присвистнул от удивления. Потом вернулся к столу, достал из бокового ящика алюминиевую флягу и сделал несколько больших глотков. Через полчаса ему полагался служебный обед из трех блюд.
Им понадобилось сорок минут, чтобы на редакционным «РАФике» добраться к Палычу домой. За всю дорогу они обменялись несколькими ничего не значащими фразами. Попытки шустрого водителя развеселить компанию ни к чему не привели:
• Чумные вы какие-то, что-то случилось?
• Все нормально, ты на дорогу смотри.
• Понял, - вяло отозвался шофер и тоже замолчал. Лишь затормозив у подъезда многоэтажки, он спросил: - Вы надолго? Может, я успею смотаться по одному делу?
• Валяй. А потом — сразу на студию. Мы сами доберемся.
• Ну, пока, - «РАФ» сорвался с места.
Сбросив в прихожей тяжелые кофры, они расселись на полу перед маленьким «шилялисом». Взглянув на Палыча, Олег вставил кассету в видавший виды «панасоник» и включил обратную перемотку. Отматывать пришлось немного, минут пять. Прежде, чем нажать воспроизведение, Олег снова посмотрел на Палыча, но тот отвел глаза.
На экране вспыхнул «снег» чистой пленки, а через несколько секунд поя-вилось изображение. Действие происходило в плохо освещенном помещении, был виден только силуэт снимаемого человека, и этим человеком была...
«—На основании уголовного кодекса... по статьям...
• Постойте, мне надо вам кое-что объяснить.
• Это не предусмотрено. Все, что положено — уже сделано вашим адвокатом.
• Нет, нет тут с самого начала существует ошибка, поэтому я хотела бы попросить еще раз встретиться с адвокатом. У меня появились новые факты и мне...
• Вы уже подписали все протоколы, что претензии к процессуальным действиям нет. Сейчас уже поздно.
• В таких делах не должно быть «поздно». Я повторяю, что с самого начала следствие велось предвзято, оказывалось давление и...
• Думаю, пора начинать.
• Погодите, майор! У нас есть инструкция, и мы обязаны выслушать ее заявление. У вас есть ровно четыре минуты, говорите все, что считаете нужным.
• Во-первых, зачем вы меня сюда привели?
• Не надо истерики, успокойтесь!
• Это вы успокойтесь, а я просто спрашиваю, зачем мы здесь?
• Затем, что в 13.00 приговор должен быть приведен в исполнение.
• Вы... вы это всерьез? Вы что, собираетесь меня...?
• Вот, пожалуйста: приговор суда, отклонение кассации, вот постановление, заключение экспертизы, что вы здоровы и что...
• Я здорова, чтобы меня можно было расстрелять? Вы в своем уме?! Такие вещи так не делаются... как-то по-другому... надо...
• Ничего не надо! Надо было раньше причитать, когда двух мужиков завалила!
• Тогда ты думала, что надо и чего не надо? Разговорилась! Тут все невинные, кого не спроси, но каждый день в городе по несколько трупов находят. Тебя достаточно на суде наслушались, а сейчас нечего. Да если хочешь знать...
• Она никого не убивала!
• Кто «она»?
• Ну я, я никого не убивала! Меня подставили, понимаете! Все совсем не так, как вы думаете.
• Хорош спектакль устраивать! Гастроли кончились. Приступайте,
• Да если хочешь знать, была бы моя воля, так я... я бы...»
Олег почувствовал, как Палыч мертвой хваткой вцепился ему в плечо. Он обернулся и увидел, что тот раскачивается из стороны в сторону и... плачет.
• Игорь, останови тачку, - Олег придвинулся к Палычу и обнял его за плечи.
• Там, там... на книжной полке... — Палыч протянул руку, не отрывая глаз от экрана.
Игорь молча поднялся, пошарил рукой на книжном стеллаже и вытащил оттуда начатую бутылку «столичной». Потом вернулся, сел рядом с ребятами, сделал большой глоток из бутылки и протянул ее Палычу.
«—Хорошо, черт с вами, делайте, что хотите, но имейте ввиду, что по ночам я буду являться к вам с дыркой в голове. Вы ведь в голову стреляете? Каждую ночь к вам в постель — не думаю, что кто-то из вас меня переживет. Нельзя вот так, с бухты-барахты, человека убить!»
Видно микрофон в камере был узконаправленный и плохо прописывал звук за кадром. Но по обрывкам фраз и восклицаний можно было предположить, что не все там протекало гладко: кого-то отчитывали за слабоволие, за трусость, нарушение присяги, долга. Слышались даже звуки, напоминающие детское хныканье и еще такое страшное протяжное «уй-аа-а!» Потом раздался грубый голос: «Отойдите, сопляки, сейчас батька вам покажет!» И наступила тишина, лишь в какой-то момент камера дернулась.
«—Вот, хреновина, глаза слезятся. Ничего, сейчас...
• Ребята, не делайте этого!
• Давай!
• Дурачки! Солдатики оловянны-ыхх-х...»
Силуэт стоявшего человека исчез, что-то тяжело плюхнулось на пол, и все стихло. Вскоре на экране возникли две мужские фигуры — их было видно только со спины. Изображение дрогнуло, и тут же показался пол и мужской ботинок с распустившимся шнурком — видимо, камеру сняли с плеча, но не выключили. По крайней мере, был слышен мужской разговор, на этом месте запись окончилась — на экране вновь вспыхнул «снег».
Втроем они сидели, тесно прижавшись друг к дружке, передавая из рук в руки быстро пустеющую бутылку. Палыча бил сильный озноб, и Олег буквально силой разжал ему зубы и влил остатки водки.
• Парни, где Наташка? - Игорь обернулся назад: на кресле позади них, свернувшись домашним котом, лежал Леркин пуловер, а на пороге комнаты валялись скомканные джинсы. — Наташа?
• На кой тебе она? - пробормотал Олег. Он бережно прижал к плечу голову Палыча. Тот, не стесняясь, рыдал в голос и скрипел зубами.
• Она заперлась в ванной, слышите? Наташа, открой! Зачем ты заперлась?
Зареванными глазами Палыч посмотрел на Олега: на мгновение в них мелькнула надежда. Он высвободился из его объятий и бросился в прихожую:
• Ты что обалдела? Открой сейчас же! - он оттолкнул Игоря, схватился за ручку и с силой дернул дверь на себя. — Я тебя умоляю, открой!
• Чуваки, надо ломать дверь — жопой чую, там нехорошо...
• Дай отвертку или стамеску, так не взять.
• Мальчики, не делайте этого — все уже кончено, - послышался сдавленный тихий стон из-за двери.
• Наташа, что ты там делаешь?
• Отопри сейчас же, дура!
• Олег, попробуй залезть через окно в кухне, а мы ее пока отвлечем, -прошептал Игорь.
Олег на цыпочках прокрался на кухню:
• Фьюить! - присвистнул он и вернулся, держа в руках пустую бутылку из-под уксуса. — Если она употребила хотя бы половину, то все — стругайте доски.
• Наташа, послушай меня. Будь умницей, отопри, пожалуйста, дверь, и мы спокойно обо всем поговорим.
• Зря вы все это затеяли, теперь я по-настоящему стала убийцей, - к осиплости в ее голосе добавилось еще и отвратительное бульканье.
Игорь прильнул ухом к двери:
• Палыч, у тебя там еще что-нибудь из подобных напитков хранится? Она опять что-то пьет.
Безумным взглядом Палыч смотрел то на Игоря, то на Олега. Прильнув к дверной щели, он сложил ладони рупором и буквально заорал:
• Валерка! Валера! Открой мне дверь, пожалуйста! Я тебе обещаю, что кроме меня туда никто не войдет. Я же тебя никогда не обманывал.
Олег и Игорь удивленно переглянулись и попытались оттянуть невменяемого Палыча от двери. Но он сильным ударом под дых свалил Игоря с ног, снова склонился у двери и сквозь слезы прошептал:
• Лера, это несправедливо. Ты не должна так поступать! Открой дверь, и я всегда буду делать то, что ты захочешь. Не веришь? Давай я поклянусь? Если захочешь, у нас будет ребенок, ты же всегда этого хотела! Только открой на секундочку, мне надо тебе многое сказать.
Из-за двери донеслось страшное шипение, будто кто-то играл на порванном аккордеоне:
• Хш-шш-ых. Поздно, мой маленький мальчик-х. Ты как-хх всех-да опоз-дал-ых, - голос затих, вместо него послышался страшный хлюпающий кашель.
• Все, я бью стекло, - Олег кинулся на кухню. Игорь сидел на корточках у противоположной стены и, морщась от боли, держался за живот.
• Лерочка, ну пожалуйста, не уходи! Лерочка! Почему ты молчишь? Не молчи, я умоляю тебя! - изо всех сил Палыч молотил кулаками по двери, затем упершись ногой в косяк, дернул дверь на себя. Вместе с вырванной ручкой он упал на пол рядом с Игорем.
Из кухни послышался звон битого стекла, отчаянные ругательства и грохот упавшего в металлическую ванную тела. Страшное шипение стало громче, пронзительнее и вдруг оборвалось на высокой ноте.
Казалось, что прошла целая вечность прежде, чем послышался щелчок злосчастного шпингалета. Ни Палыч, ни Игорь не отважились подойти к двери, да и с той стороны ее, по-видимому, не торопились открывать.
**********************