Идейная отмычка
(рассказ главного действующего лица романа «Советский русский» об его идейных поисках)
В 9 лет закончилось мое счастливое детство. Разум созрел: научился строить логические цепочки, предвидеть будущее. И я понял: в будущем все люди умирают. Значит, и я тоже умру. Пусть даже проживу очень долго, но все равно умру. Попал в западню: заманили в нее и всё - назад ходу нет. Запустили в жизнь без моего согласия. Однажды в полусне полетел в черную бездну, в звездную пропасть – с тех пор ужас смерти не отпускал меня.
К вере в загробную жизнь меня не приучали. Мог бы и сам приучиться ради успокоения. Однако мои душа и разум по своей конституции не принимают чуда.
В те свои девять лет успокоил себя по-детски просто и ясно: пока вырасту, наука придумает лекар-ства от смерти, и люди будут жить вечно. Позже стало ясно насчет науки - не справиться ей.
Начал поиски смысла жизни, то есть такой идеи, которые позволяла бы мне жить осознанно, пони-мать внутреннюю и внешнюю политику и действовать в соответствии с некоторой идеологией.
Вообще-то меня учили жизни начиная с детского сада и вплоть до вуза, и всю эту науку я впиты-вал вполне естественно, как и говорил частенько: «я всегда симпатизировал центральным убеждени-ям». Но в этой науке ничего не говорилось о самом страшном.
Понятно, что это природа постаралась: снабдила каждого страхом смерти, иначе бы все спокойно перемерли. Животным проще: они не знают, что «жизнь дается один раз, и прожить ее нужно так, чтобы потом, умирая…» А я, человек разумный, застревал на этом – дается один раз, потом отнима-ют и больше уже никогда не возвращают. Полная безнадежность.
Люди вокруг меня вроде бы жили беззаботно. Конечно, они боялись смерти, не лезли под трамвай, но и не думали о неизбежном конце. Может быть, думал я, только на меня такая напасть свалилась. Из книг узнал, что есть и другие боящиеся.
Мне повезло: еще в молодости натолкнулся на человека, который стал для меня наставником смысла жизни. Наставник тоже в молодости задумался: «Есть ли в моей жизни смысл, который не уничтожился бы неизбежной предстоящей мне смертью?» Он изучил очень много книг и решил, что ученые-естественники не могут дать ответов на вопросы о смысле жизни. Они говорят: мы дадим тебе ясные и точные ответы о законах физики, химии, биологии и т.п., но на то, что мы такое и зачем ты живешь, мы не имеем ответов и этим не занимаемся. А в книгах ученых-философов Наставник обнаружил бедность мысли, неясности и противоречия одного мыслителя с другими и с самим собой.
Благодаря Наставнику я много сэкономил, перестал бросаться от одной мудреной книги к другой.
Религия – вот на чем успокаивались все народы. Жизнь продолжится после смерти – в воскресе-нии, в бессмертии души, в реинкарнации и т.п. Однако известно, что ужас смерти испытывают и многие верующие. Никому не понравится, что его, его любимое прекрасное тело закопают в землю, и оно обратится в смрад и черви.
Наставник отмечал, что у простого народа нет постоянного ужаса смерти - мол, так уж заведено, Бог дал, Бог взял. И объяснил это верой. Однако в 20 веке большинство людей неверующие, а к смерти относятся спокойно. Вероятно, привыкают к тому, что надо терпеть то, что нельзя изменить.
В моем миру было естественно не верить в Бога. В глазах окружающих человек образованный и верующий выглядел бы странным. Таков был настрой. Быть верующим было простительно для не-образованных дедушек, бабушек и родителей, которые, казалось, не столько верили, сколько при-вычно соблюдали церковные обычаи и праздники - крестины, Пасху, Троицу (впрочем, еще больше веселились на новых «безбожных» праздниках).
Может быть, думал я, безбожие усиливает во мне ужас смерти. Но заставить себя веровать не мог. Нет Бога и ладно. Меня с Богом как-то никто не познакомил.
Есть мнение, что некоторые люди - стихийные материалисты по природе своей. Умом можно по-нять, что, поверив в Бога, обрел бы спокойствие: «Если бы Бога не было, его стоило бы выдумать». Но тот же ум протестует: торг здесь неуместен. И человек остается наедине с миром. Нет, не наеди-не, он же – особь, часть человечества. Человечество – это звучит гордо! А «единица – вздор, единица – ноль, один даже очень важный не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пяти-этажный».
Тогда что же: общее благо человечества – вот смысл жизни? Действительно, именно человечество, как популяция бессмертно, а человек, особь, должен поддерживать ее трудом и размножением. По-лучается, что искать смысл жизни человека бессмысленно. Такого смысла не существует. А несо-гласные с общим благом отомрут естественным путем.
Так уж распорядилась Природа, эволюция пошла таким путем: особи умирают, популяции живут и даже одна из них приобрела разум. Жаловаться не на что и некому.
Общее для всех религий – объединять людей через моральные кодексы. Во всех религиях эти ко-дексы в основном совпадают. Так, ключевая заповедь Христа «не делай другому того, чего не поже-лаешь себе» заимствована от Конфуция, жившего за пять веков до него.
Интересно, что Конфуций занимался только моралью, а о загробной жизни умалчивал.
«Религия – опиум для народа, единственная надежда в исстрадавшемся мире» – вторая часть этой фразы Маркса обычно умалчивается.
Так я разобрался с религией, но остался один непонятный пунктик. Это - бесконечность и веч-ность мира, я не могу их понять, они ужасают. Никакие ученые рассуждения об актуальной бесконечности, криволинейном пространстве, о зависимости времени от скорости не успокаивают: разум говорит, что в любой отдаленной точке пространства и времени можно протянуть руку или отсчитать секунды еще дальше и дальше. Вселенная, говорят, возникла 13 миллиардов лет назад в результате большого взрыва. А что же было до взрыва? Ерунда какая-то.
И я нашел для себя выход: вот были и есть животные, пределы разумения которых ограничены. Вот появился человек, раздвинувший пределы разумения намного больше, чем у животных. Но и у него есть некоторый не преодоленный предел. Можно предположить, что в будущем появится еще более разумное существо (сверхчеловек), которое превзойдет границы современного разума. Такой выход мне самому очень понравился: ай да Колесов, ай да сукин сын!
Из сказанного выше возникает первое понятие его идейной отмычки, поплавка в жизни: мир ес-тественен (материален), бесконечен и вечен. Всемогущий Дух в нем не найден, скорее всего отсутствует.
Второе понятие – о развитии Природы. Возникновение жизни на Земле и человека – как это про-изошло без направляющей и руководящей силы Бога или Всемирного Духа, или еще чего-то подоб-ного?
Смолоду меня учили диалектике. Ее исходные положения не показались мне очевидными (аксио-матическими). Значит, я мог принять их только на веру – так же, как верующие принимают на веру Бога. Это меня не устраивало. Как, например, понимать такой закон диалектики: развитие есть дви-жение от простого к сложному? Что значит «простое» и что - «сложное»? И как происходит это дви-жение? И нет ли движения в обратную сторону – наступление пустынь, болот, угасание Солнца и т.п.? А самое главное, такое определение опять-таки предполагает действие некой силы, причем на-правляющей не куда-нибудь, а именно от простого к сложному. Изобретателю диалектики Гегелю было проще – он, идеалист, верил во Всемирный Дух.
Пришлось искать свою практическую отмычку. Да она и была: закон инерции был открыт задолго до Гегеля. Поражает изящество человеческой мысли: сесть, задуматься и открыть, что всякое тело, пока его не трогают, находится в покое или движется прямолинейно и равномерно. Простое наблю-дение подсказывало, что, наоборот, телега поедет только тогда, когда ее постоянно толкают, прила-гают силу. Теперь-то ясно, а до научных разъяснений казалось, что и Солнце всходит и заходит.
Так вот, это понятие инерции (жаль, нет подходящего русского слова, «покой» не годится, слиш-ком широко) можно продвинуть дальше и шире: любое сущее стремится остаться тем, что оно есть, пока на него ничего не воздействует, не толкает его. Без воздействия, конечно, не обходится – энер-гии много, поэтому все сущее беспорядочно (хаотически) сталкивается друг с другом. Беспорядок, стихию, хаос принимается сразу и безоговорочно, то есть аксиоматически. И с большим удовольст-вием.
Ну а дальше всё по науке. Среди всеобщего хаоса возникают островки упорядоченности, меньше-го хаоса: температура в пределах плюс-минус пятьдесят, атомы сталкиваются, образуются молекулы: вода, кристаллические решетки и др., которые по закону инерции остаются тем, чем стали. Небольшие толчки немного изменяют их, появляются новые формы, остающиеся тем, что они есть. Неорганическая форма случайно переходит в органическую, форма закрепляется, внешние толчки изменяют ее и так далее… Здесь надо остановиться, ибо не моего ума это дело – доказывать законы науки. На сегодня сама наука более или менее полно все это сделала. Как и во всякой науке, остались пробелы, позволяющие задавать снисходительные вопросы: «И что же, по вашему, человек произошел от обезьяны?», на что у меня готов ответ: «Кто от обезьяны, а кто-то, может быть, и от льва». По последним данным науки – от древнего медведя.
А теперь о том, как понятие инерции можно применить к венцу эволюции – к человечеству. Еди-ный разумный организм – Солярис – на Земле не появился, это всего лишь предположение, мечта писателя-фантаста. Солярису хорошо, он существует и выживает целиком, внутри него нет противо-речий.
А у человечества много проблем и неприятностей. Оно, человечество – популяция, то есть сово-купность особей. Популяция сохраняется, выживает, стремится остаться тем, что она есть – по зако-ну инерции.
Стремление выжить – инерция – превратилась в соревновательность (конкуренцию). Или они и есть одно и то же. Что значит для человека оставаться неизменным? Быть не хуже других. Быть та-ким как другие. Поскольку измерить это трудно, хорошо бы стать лучше других. Быть сильнее, иметь больше власти над другим человеком, над племенем, над народом.
Так я пришел ко второму понятию – инерции.
К третьему понятию я подбирался через такие явления, как случайность, вероятность, неопреде-ленность и другие.
Что же такое случайность? Раньше он рассуждал просто: случайность – то, что мы не можем пока предвидеть. Некоторые философы утверждают, что случайность – это то, что могло быть, а могло и не быть.
Меня увлек философский образ – демон Максвелла. Выглядит это так – есть полый шар с форточ-кой, около которой сидит демон и наблюдает за пролетающими внутри шара молекулами. Если к форточке подлетает быстрая молекула, демон закрывает форточку, если медленная – открывает и выпускает молекулу наружу. Таким образом, внутри шара растет число быстрых молекул, увеличи-вается температура, что означает увеличение энергии только за счет наблюдения.
Разгадка такова: затраты энергии на информацию о молекулах намного превосходят ту, которая может быть получена внутри шара. Для получения информации необходима энергия. На этой идее люди спотыкаются. Да и как не споткнуться: человек ничего не делает, только наблюдает, и ему кажется, что он получает информацию бесплатно. Но у тебя может не хватить сил (энергии) для того, чтобы получить нужную информацию вовремя, когда она позволит предвидеть события. Автор образа добавляет: во многих случаях потребность в такой энергии может превзойти всю энергию, имеющуюся в данный момент в распоряжении человечества.
Отсюда следует вывод: нужно умерить свои аппетиты по упорядочению хаоса, нужно согласиться на жизнь в условиях неопределенности.
Подход весьма успокоительный: не суетись и не волнуйся, коль скоро все равно невозможно пред-сказать какие-то будущие повороты событий. Шутка юмориста становится правилом жизни: давайте переживать неприятности по мере их поступления.
Загвоздка вот в чем: как отличить простое от сложного, предвидимое от непредсказуемого.
И еще одна информационная проблема – слово, язык как средство обмена информацией между людьми. Пусть энергия затрачена, информация получена, остается только изложить факты и мысли правильно и так, чтобы все люди понимали их одинаково. Оказывается, это непросто. Факты, явле-ния выхватываются из многообразия мира, их словесное описание отсекает какие-то связи с внеш-ним миром; сами слова и понятия неоднозначны и расплывчаты, допускают разное толкование раз-ными людьми. «Мысль изреченная есть ложь», - сказал поэт, и он подхватил этот слоган.
Так я принял для себя третье понятие – энтропию (неопределенность).
Таким образом, идейная отмычка к жизни – мое самосознание – определилась в виде трех поня-тий:
1.Понятие мира.
Мир естественен ( материален), бесконечен и вечен.
2.Понятие инерции.
В мире существует инерция: каждая часть мира остается тем, что есть, пока на нее не воздейству-ют другие. Изменения происходят при столкновениях частей мира. Сочетание изменений и инерции создает новые части мира, возможно, более сложные. В стабильных участках мира может возникнуть разум – свойство предвидеть изменения, чтобы остаться тем, что есть.
3.Понятие энтропии (неопределенности).
Для получения разумом информации о мире затрачивается энергия. Всей энергии мира может не хватить для предвидения какого-либо события. Каждое такое событие есть случайность. В мире есть неопределенность.
Нарочито примитивное изложение этих понятий, напрашивающееся на снисходительную улыбку ученого специалиста, отражает кратко и сжато мою веру. Прочитав много ученых книг, выслушав много мнений, я тем не менее так и не получил готового ответа – ключа к пониманию мира и жиз-ни. Поэтому изготовил свою собственную отмычку – простую и надежную. Она действительно про-стая, если говорить о том, во что я не верю:
Первое: не верю в Бога. Ни в седобородого на небесах, ни в мировой дух. Я не понимаю бесконеч-ность пространства и времени, просто принимаю их на веру.
Не верю в бессмертие: меня не было до моего рождения, не будет и после смерти.
Второе: не верю в целенаправленное развитие от простого к сложному, направляемое некоей сози-дающей силой. И поэтому останавливаюсь только на самом простом и понятном – на инерции в ми-ре хаоса.
Третье: не верю в безграничные возможности разума. Для предвидения событий человеку нужны такие затраты энергии, которыми он не располагает. Надо познавать и покорять мир, но надо и ми-риться с непредвиденными обстоятельствами – случайностями.
Человеку и человечеству не хватает слов для того, чтобы правильно отобразить многообразие и изменчивость мира. Люди плохо понимают друг друга: слаб грешный наш язык, и празднословный, и лукавый.
Все эти понятия в основном были заимствованы: за мной был лишь выбор.
На самом деле все эти соображения действуют на уровне здравого смысла у большинства людей. В народе говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Бог высоко, царь далеко. Двум смертям не бы-вать, а одной не миновать. На миру и смерть красна. Умирать собирайся, а рожь сей. Не лезь в воду, не зная броду. Человек предполагает, а Бог (Природа) располагает. Не нами заведено, не нам менять. Поступай так, как от веку заведено. И тому подобное: о вере, о развитии, о познании.
По этим понятиям я истолковывал (интерпретировал) любые – большие и малые – проблемы, по ним жил. И сами ученые говорят, что теория мертва, живо древо жизни. Например, «марксизм не догма, а научный метод, применяй умеючи метод этот».
Можно крупно ошибиться, если применить понятие инерции и конкуренции не по адресу. Не к популяции в целом, а к каждой особи в отдельности. Тогда и выйдешь на формулу Гоббса: человек человеку волк. И пойдешь вслед за либералами. А если применишь к популяции, то примкнешь к социалистам. Такая вот диалектика.
Простой народ освоил диалектику. Вот его байка:
- Василий Иваныч, а что такое диалектика?
– Объясняю, Петька. Пошли в баню грязный и чистый, а там одна шайка. Кто будет первым мыть-ся?
– Грязный.
– Вот и дурак ты, Петька! Как же чистый будет после грязного мыться?
– Понял, Василий Иваныч, чистый будет мыться первым.
- Вот и опять ты дурак, Петька! Зачем чистому мыться?
- Что же такое, Василий Иваныч? Как ни отвечу, всё я дурак.
– Вот это, Петька, и есть диалектика.
Конечно, утомленные высшим образованием поморщатся: фи, какая темнота, скоморошничанье. Ну уж такой у народа юмор - простонародный.
О том, что он ошибся в практическом применении своей идейной отмычки, он догадался только много лет спустя после перестройки и реформ.
Почему же все-таки я не поверил в Бога? Такой вопрос можно задавать после 1991 года, когда в церковь со свечками пришли президенты - Ельцин со товарищи, потом Путин. Они могут оправды-ваться семейным воспитанием, они любили и уважали своих верующих матерей. Ну, а Медведев?
Моя мать была образованнее мам Ельцина и Путина – 7 классов школы и кулинарное училище. До-ма она не молилась и не крестилась, к Богу относилась как почти все простые люди – есть ли, нет ли, но не помешает в церкви подать за здравие и упокой. Говорить с сыном о Боге ей бы и в голову не пришло, да я бы ничего и не воспринял, рано отдалился от ее влияния. Отец был неверующим – вслед за своим отцом. Дед – строительный прораб - человек высоконравственный и почему-то, не-смотря на отсутствие высшего и даже среднего образования, чистый атеист,. Может быть, живя в начале 20 века, он доверился авторитету русской интеллигенции, любящей поразмышлять о духовности русского народа или, напротив, вспомнить о письме Белинского Гоголю: русский народ, мол, нерелигиозный, в отличие от испанского и других, русский мужик одной рукой крестится, а другой почесывается кое-где.
Дед по маме – набожный человек. Отвезя государству бочку колхозного молока, он водружал очки на нос и неторопливо читал Ветхий Завет и житие Христа с картинками. Одиннадцатилетний внук тоже прочитал. «Иаков родил Иосифа, Иосиф родил Исава, Исав родил Иоанна…» и так на несколь-ко страниц. Не понял. Легенды типа «Авраам приносит в жертву своего сына». Опять не понял. Чу-деса, совершаемые Христом. Тоже непонятно, разве такое возможно? «В начале было Слово». А что же было до этого? Сам дед на религиозные темы с ним не говорил, да и на другие тоже.
Дед не матершинничал - блюл веру, самое сильное присловье «ёшь твою проналево». В то же вре-мя моче-фекальные слова употреблял как обычные.
Как-то дед собрал в своей избенке десяток мужиков и предложил восстановить церковь, разрушен-ную во время войны. Внук слушал их и не понимал. Нет, в те годы было ясно, что ничего преступно-го в их замысле не было, просто он не понимал их темноты: зачем тратить силы на ненужное дело?
Набожный дед не воспитал в своей дочери христианской строгости («мой совет до обрученья ты не целуй его»). Дочь встречалась с красивым парнем из соседней деревни и вступила с ним в добрачную связь. А к брачной связи парень не был готов. Но его отец, неверующий дед Иван, заста-вил сына жениться. Матушка била сына палкой и приговаривала:
- Родил ребенка, так женись.
Итак, семья не привила мне веры в Бога. О государственном воспитании уже говорилось. А что же литература и искусство? Ведь их воспитывали на классике. А они не уверовали. Вот, например, ве-ликий поэт, верующий, восклицал: «И Бога глас ко мне воззвал». И у него же Богородица шутит: «Досталась я в один и тот же день / Лукавому, архангелу и богу».
Ладно, ребята, говорю, я хотя бы не воинствующий атеист, пусть люди верят. Говорят, что некото-рые сами приходят – через Откровение. Бывает, мол, такое: живет себе человек, живет, потом вдруг задумывается, наверно, впадает в транс, и на него нисходит Откровение.
Я так не могу. Грешил мало, вспоминается: «вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробу-дил, сон отлетел, опротивели пьянство, убийства, грабеж». Это мне ни к чему. Вот его школьный товарищ многажды нарушал заповедь «не прелюбодействуй», родил от разных женщин и воспитал детей и внуков, потом стал православным. Наверно, по христианскому обычаю покаялся. На исповеди ходит.
Презумпция доказательности (как в суде о невиновности) толкуется в пользу обвиняемого. Да и обвинителей многовато: христиане всех видов, мусульмане, буддисты, синтоисты и другие; и каж-дый настаивает только на своей правоте. Господа, вас много, а я один. И я говорю вам: я тоже ве-рующий. Верующий в Природу. Такую веру я выбрал для себя. И не берусь доказывать свою правоту логически.
Что же касается смерти, то у древнегреческого философа Платона нашел я замечательную мысль – после смерти будет то же самое, что было до рождения, то есть «ничего». Вот это я очень хорошо помню: до рождения не было ни жарко, ни холодно, ни скучно, ни весело – ничего не было. Это ус-покаивает!
И Наставник говорил: «Если я теряю свое сознание, свое я на время сна, то ничего страшного, если я потеряю его навсегда».
Страх преследовал меня всю жизнь. Иногда я подымался среди ночи, садился на край кровати и в ужасе говорил: «Мать твою так, еще же и помирать надо». Постыдное воспоминание: на вопрос шестилетнего сына о смерти раздраженно ответил: «Все люди умирают, и я тоже умру». Вечером сына уложили спать, слышу – плачет, зашел, он уткнулся головой в подушку, попа кверху, сквозь слезы: «Почему все будут жить, а вы с мамой будете умирать?» Бросился успокаивать: нет, умирают от болезней, а мы будем лечиться и жить.
Моя нервная система с ее наследственными изъянами – раздражительностью, вспыльчивостью, навязчивым пережевыванием своих горестей (рефлексией) – от ужаса смерти еще более портилась. Русский религиозный философ немного успокоил: русскому характеру вообще присуща метафизическая истерия, склонность к одержимости. (Допушкинский поэт в ужасе восклицал: «О, если бы со мной погибла вся вселенна!»)
Я же всю жизнь повторяю грустное успокоение от Пушкина:
День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж них стараясь угадать…
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть.
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
Очень люблю последнюю симфонию Чайковского, но стараюсь пореже слушать - прощание с жизнью, слеза прошибает. Автор написал и умер (в 53 года).
Мой жизнерадостный начальник как-то поведал:
- А старики не боятся смерти, они спокойно к ней относятся.
«За такие слова по морде бьют!» - в свои 30 лет только так мог подумать.
Однако с годами страх ослабел, возникло некое равнодушие, безразличие. По времени это совпало с годами разрушения страны после 1985 года, с депрессией по этому поводу. Бодрый вид западных пенсионеров позволяет предположить: возможна спокойная старость, сопровождаемая словами На-ставника: «Я радостно возвращаюсь к Богу, зная, что мне будет хорошо. И не только не сокрушаюсь, но радуюсь тому переходу, который предстоит мне». Ну, насчет радуюсь он, пожалуй, переборщил.
Теперь меня, как и других атеистов, преследуют. Кричат: раз ты безбожник, значит тебе все доз-волено, никакой морали у тебя нет. «Господа, говорю, граждане, помилуйте! Меня воспитывали в любви к ближнему, в духе советского морального кодекса, намекая при этом, что кодекс списан с заповедей Христа. По жизни я не крал, не убивал, не прелюбодействовал (ну, почти). Да, служил в армии, ходил в суды, но церковь в отличие от Христа, допускает сие. Да, знаю эту заповедь Достоев-ского: не имеющий надежды на Царство Небесное считает, что здесь на земле все дозволено. Но я-то наоборот, помня о конечности жизни, спешил сделать все как лучше: учиться, трудиться ради обще-го блага, детей вырастить. Да, хотел заниматься не всяким трудом, а только творческим. Так ведь и об этом Христос сказал в притче о талантах – не зарывай в землю (Мф 25,14-30). Да, в спешке мог быть непослушен – если казалось, что начальство не печется об общем благе, мог и врезать ему. А оно – врезало мне. Христос же говорил: Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небес-ное (Мф 5,10)».
А Достоевский был художник, поэт мысли. Кроме формулы «Все дозволено» у него были и дру-гие озарения: легенда о Великом Инквизиторе, слезинка ребенка для счастья человечества, «право» великого человека на преступление, «красота спасет мир», «бесы»… А вот еще одну любопытную находку (догадку?) почти не вспоминают. В «Подростке» – большой монолог о людях, потерявших Бога, почувствовавших себя сиротами и посему возлюбивших друг друга. «Я представляю себе, мой милый, что бой уже закончился и борьба улеглась… Настало затишье и люди остались одни, как же-лали: великая прежняя идея оставила их… И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, ра-зом почувствовали великое сиротство. Милый мой мальчик, я никогда не мог вообразить себе людей неблагодарными и оглупевшими. Осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее; они схватились бы за руки, понимая, что теперь лишь они одни составляют всё друг для друга. Исчезла бы великая идея бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток к тому, который и был бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку. Они возлюбили бы землю и жизнь неудержимо и в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность, и уже особенною, уже не прежнею любовью. Они стали бы замечать и открыли бы в природе такие явления и тайны, каких и не предполагали прежде, ибо смотрели бы на природу новыми глазами, глазами любовника на возлюбленную. Они просыпа-лись бы и спешили бы целовать друг друга, торопясь любить, сознавая, что дни коротки, что это – всё, что у них остается. Они работали бы друг на друга, и каждый отдавал бы всем все свое и тем од-ним был бы счастлив. Каждый ребенок знал бы и чувствовал, что всякий на земле – ему как отец и мать. «Пусть завтра последний день мой, - думал бы каждый, смотря на заходящее солнце, - но все равно, я умру, но останутся все они, а после них дети их» – и эта мысль, что они останутся, все так же любя и трепеща друг за друга, заменила бы мысль о загробной встрече. О, они торопились бы любить, чтоб затушить великую грусть в своих сердцах. Они были бы горды и смелы за себя, но сде-лались бы робкими друг за друга; каждый трепетал бы за жизнь и счастие каждого. Они стали бы нежны друг к другу и не стыдились бы того, как теперь, и ласкали бы друг друга, как дети. Встреча-ясь, смотрели бы друг на друга глубоким и осмысленным взглядом, и во взглядах их была бы любовь и грусть…»
Как хорошо быть поэтом – он и так может, и этак!
Интересно, что Конфуций тоже не говорил о Боге и не обещал загробной жизни, он упирал на мо-ральный кодекс.
Мы диалектику учили не по Гегелю. А по краткому курсу истории компартии, одна глава кото-рого излагала основные гегелевские понятия. Излагала просто и ясно. Похоже на то, что вождь сам написал, теоретик марксизма, ученик духовной семинарии.
Учили такие законы диалектики, как переход количественных изменений в качественные, единство и борьба противоположностей, закон отрицания отрицания. Учили так: зачитывали закон и приводили примеры из жизни. Меня подмывало копнуть глубже: почитать самого Гегеля. Все его уважают, не только марксисты. В начале 19 века люди бредили Гегелем, в том числе передовые рус-ские мыслители Белинский, Герцен. Товарищу Герцену - самая глубокая благодарность! В отчете о былом он описал свое увлечение Гегелем с присущей ему самоиронией: изложил некую очевидную мысль простым языком, а потом – гегелевским. Потрясающий эффект! Желание читать Гегеля отпа-ло враз и навсегда. Добрейший Александр Иванович добавил в оправдание великого диалектика: он, мол, зашифровывал свои мысли ради потехи над своими нестерпимыми поклонниками.
Философская заумь, наверно, вообще присуща ученым немцам. Я долго собирался одолеть «Капи-тал» Маркса, прочитывал первые главы и отключался. Потом меня успокоили зарубежные авторы толстой книги «Современные экономические учения» - о двух десятках самых великих экономистов мира, в том числе о Марксе, в предисловии они высоко оценили его заслуги и мимоходом отметили излишнюю усложненность текста. Большое им спасибо, больше я никогда не брался за «Капитал».
Еще несколько раз прогорал на немцах. «Закат Европы» Шпенглера – какое интригующее назва-ние. Оказалось – гадание на кофейной гуще, напыщенная шелуха. «Доктор Фаустус» Манна, Ницше. После них научился читать по диагонали.
В поисках понятия развития часто натыкался на второй закон термодинамики. Ученые люди при-знавали, что, да, действительно существует в мире хаос, все кипит и бурлит, но постепенно успокаи-вается, вся энергия распределяется равномерно, наступает тепловая смерть и конец света (апокалип-сис?). Этот закон издавна смущал его. Во-первых, получалось, что для понимания мира надо знать термодинамику, изучить какие-нибудь толстые книги с множеством формул. Во-вторых, это второй закон, а я и первого не знаю, неудобно как-то оказываться в невежах. То есть читал про первый за-кон, но каждый раз забывал и сейчас не помню. Тогда я еще раз напомнил себе, что изобретаю свои отмычки только для собственного употребления. Поэтому мне не нужны доказательства типа того, что второй закон термодинамики годится только для замкнутой колбы, а я уже изначально предпо-ложил, что колбы нет, а есть бесконечное пространство, и если уж в какой-то его части образуется покой, то неуспокоившаяся энергия поступит из другой части и… пусть всегда будет Солнце.
Опять вспоминается Наставник: не слушай ученых-естественников, они ничего не знают о смысле жизни. К сожалению, некоторые ученые, уставши от напряженной научной работы, идут по легкому пути: списывают нераскрытые ими явления на Божий промысел, на чудеса.
Вообще вера в чудо призвана как бы укреплять любую религию, но в то же время отвлекает ее от главной цели – воспитывать морально устойчивую паству. Люди любят верить в чудеса, причем не только в божественные (40% верят в привидения, 30% - в телепатию и в посещение Земли иноплане-тянами, 25% - в астрологию), но лишь немногие занимаются своим моральным обликом.
Стало модным посмеиваться над теорией эволюции. Подхватывать газетные домыслы о внезем-ных пришельцах, занесших жизнь на Землю (а ихняя жизнь откуда взялась?). Увлекаться реинкарна-цией. Вступать в экзотические секты.
Наверно, после Дарвина еще много чего неясного осталось, но, повторяю, это вопрос науки, кото-рая будет развиваться и открывать что-нибудь интересное. Видя поразительную целесообразность живого мира, желающий верить обязательно поверит в направляющую силу. А нежелающий будет уповать на дальнейшие успехи науки.
Человеческому сознанию трудно уяснить, что же может произойти за миллионы лет, какие чудеса творит эволюция. Дарвин считал, что каждая особь передает по наследству приобретенные новые свойства, и эта его ошибка протянулась вплоть до нашего Лысенко, обещавшего златые горы зерна и мяса в кратчайшие сроки. Другие, евгеники, изгалялись еще больше: обещали за пятилетку создать нового физического человека.
После поправки Менделя стало ясно, что все намного сложнее и хуже. Развитие популяций идет через смерть особей. Непригодные к новым условиям особи отмирают, пригодные дают потомство. Такую веселенькую эволюцию придумала Природа. Если в простых популяциях – вирусах, насеко-мых – на особях не экономят: похолодало, потеплело, число и разнообразие мужских увеличивается, большинство ненужных погибает, то в сложных популяциях идет отбор сильнейших. Агрессивное зло вселилось в душу человека-самца.
Вообще разделение полов – плохое изобретение: браки, разводы, измены, аборты, сифилис, СПИД, убийства семейные, самоубийства любовные, проституция, беспризорники, сексуальные маньяки…
А еще Природа подарила миру хищников, живущих на готовеньком, питающихся травоядными. Корова ест целыми днями, а медведь наедается ею и спит всю зиму. Человек тоже подался в хищни-ки, убивает животных и ест их трупы. Вегетарианцы негодуют: злоба (агрессия), мол, усиливается в человеке, а без мяса жить можно и даже полезно.
Разумные животные – люди – сообразили, что можно жить не только за счет других животных, но и за счет соседей по разуму: можно по закону инерции и конкуренции заставить других людей рабо-тать на них, на сильных. Отсюда – рабство, крепостничество, дворцы и хижины, колонии, богатень-кий золотой миллиард Запада и его кормилец – третий мир. Войны: от межплеменных до Хироси-мы. Мировой терроризм.
Интересно поставить себя на место людей, живших до 20 века: впереди они видели светлое буду-щее без войн, внимали мечтам Мора, Кампанеллы, Фурье, верили в прогресс, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». В 1945 прогресс позволил преемнику великого Рузвельта в два дня уничтожить 300 тысяч мирных японцев только для того, чтобы показать русским кузькину мать. Теперь вот Америка, получив от нас в подарок прекращение холодной войны, устанавливает новый мировой порядок. Может и в пропасть столкнуть. В порядке конкуренции.
Будущее неясно. Конкурирующие части человечества, стремясь выжить за счет других, могут уничтожить целое. Что же, тогда выяснится, что развитие в форме отдельных популяций – неудач-ная, тупиковая ветка эволюции.
Каковы же пределы познания, на что можно надеяться? Философы учили: мир так велик и разнообразен, что в нем до конца не разберешься, всегда будешь знать только часть его, но в то же время ничего загадочного в нем нет, он познаваем, и в этом смысле признается существование абсо-лютной истины. Но поскольку на данный момент сил и времени хватает только на познание части мира, то в этом смысле мы обладаем лишь относительной истиной. Логично и понятно.
Разум всемогущ – восклицает человек. Назовем его просто разумным человеком.
Пагубная самонадеянность – отвечает ему человек разумный во всех отношениях, - смирись, гор-дый человек.
Церковники вещают: человек слаб и греховен, всемогущ только Бог.
И все правы. Диалектика. То есть все и неправы.
Конечно, можно гордиться разумом. Космос, атом, мобильники, памперсы, клоны. А с другой стороны: войны, терроризм, голод, нищета…
Просто разумный человек надеется все заранее рассчитать и спланировать. Когда не сбывается, перерассчитывает и снова надеется.
Разумный во всех отношениях человек говорит: пусть все идет своим чередом, пусть оркестр играет без дирижера, все само собой образуется.
Церковники успокаивают: в этом мире счастья нет и не будет, молитесь и готовьтесь к Царству Небесному.
Есть мнение: существуют проблемы сложные и сверхсложные. С первыми человек справляется: собирает нужную информацию в требуемые сроки, включает мозги и принимает логичное решение. Со вторыми хуже: на получение полной информации никаких сил не хватит, приходится действовать в полутьме.
Трудно определима сама граница между ними. Наука и техника решают проблемы, казавшиеся раньше сверхсложными, кажется – могущество разума безгранично.
Издревле человек жил в неизвестном, опасном мире. Идет он, скажем, по лесу и присматривается – не сидит ли за кустом лев рыкающий. Будет ли удачной охота, не пропадет ли он от жары или хо-лода. Теперь жизнь стала размеренной, а натура привыкла к старому, первобытному. И тогда человек лезет на гору, играет в азартные игры – от рулетки до финансовых пирамид, при этом вспоминает о разуме и пытается строить прогнозы беспроигрышной игры. Не понимает, что никакой энергии мира не хватит для предсказания выигрыша в игре на чистую случайность. Не приемлет понятия энтропии.
Уйдя из леса в город, человек не избавился от неопределенности и случайности. Теперь уже целый навесной козырек падает на него при выходе из метро и одним махом семерых побивахом. Как мож-но предвидеть такое? На дорогах погибают ежегодно десятки тысяч. Человек разумный возмущается и требует наведения порядка. Человек разумный во всех отношениях идет на светофорный переход за сотни метров, но скорбно принимает печальные случайности – все равно можешь попасть под пьяные или лихие колеса. А можешь и не попасть.
Просто разумный человек строит жизнь по плану и удивляется его неисполнению: работа и деньги не те, жена и дети с изъянами и т.п.
Человек разумный во всех отношениях тоже строит некоторые предположительные планы, но за-ранее знает – будут неприятности, с которыми, опять-таки, по мере поступления…
Не только отдельные люди, но и целые народы упираются в те же проблемы. То пытаются строить всю свою жизнь по плану, доходят до планки сверхсложных проблем, удивляются… То пускают дело на саморганизацию, на невидимую руку рынка, со временем тоже удивляются: разгулу преступности, коррупции, всевластию монополий. И опять-таки всё из-за той же энтропии.
Вероятно, блуждание в потемках незнания, неразумия инициирует игры с отвлеченными понятия-ми. Обновляются старые и изобретаются новые безразмерные слова-амебы: прогресс, гуманизм, де-мократия, равенство, свобода, права человека, гражданское общество, общечеловеческие ценности и т.д. и т.п. По каждому из этих слов написаны ученые книги по их истолкованию и разъяснению. Слова эти настолько оторваны от реальных вещей и явлений, что спастись от них можно, наверно, только формулой «мысль изреченная есть ложь».
На примерах неопределенных, неоднозначных высказываний может поупражняться каждый же-лающий.
Коснемся фундаментальных – христианских заповедей.
Заповедь «не судите и не судимы будете» (Мф 7,1) понимается как не злословьте о других. На са-мом деле Христос отрицал вообще любой суд: от районного до Верховного. В это трудно поверить, но исследования первичных текстов подтверждают: любого преступника надо отпустить с миром. Тогда и тебя не будут судить. И казнить не будут: заповедь «не убий» распространяется также и на палачей. Ну, тут мы уже превзошли христианскую Америку, там еще убивают убийц, а мы отменили смертную казнь.
Далее, заповедь «Не гневайся напрасно» (Мф 5,22). Непонятно: если можно гневаться не напрас-но, то человек всегда найдет причину, и тогда заповедь теряет смысл. Оказывается, слово «напрас-но» добавлено в текст пятьсот лет спустя после написания Евангелия. Может быть, кому-то из церковников срочно потребовалось гневаться - на еретиков и прочих грешников. Так что на самом деле надо никогда не гневаться.
Самый же интересный поворот смысла получился с заповедью «возлюби врагов своих» (Мф 5,44). Предложение странноватое: можно хотя бы терпимо относиться к врагам, но зачем же возлюблять их? Выяснилось – опять путаница в исходном тексте. В древнееврейском языке слово «враг» означает любого чужеземца, то есть не еврея, а иностранца. И тогда заповедь Христа просто совпадает с понятием пролетарского интернационализма, которому русских учили всю вторую половину 20 века: «с Интернационалом воспрянет род людской».
Исполнение заповедей Христа в таком толковании (интерпретации) позволяет людям построить счастливую жизнь на Земле. Так говорил Наставник. «Мечтательное учение» – предвидел он возра-жения. «Но ведь люди никогда не пробовали жить так, А то, что они делали и делают до сих пор по искаженным толкованиям заповедей: вражда, месть, казни, войны и т.д. – ужасно и безысходно». Тут, наверно, кто вперед успеет: или мечтатели построят светлое будущее, или люди практические ликвидируют мечтателей и сядут на шею остальным.
Религиозный философ (в молодости марксист Бердяев) обвинил Наставника в грубом извращении Евангелия, это, мол, религиозный анархизм. Сам же он примкнул к церковникам: грешные по природе своей люди не могут быть счастливы в этой земной жизни, только в вечной. А неисправимым грешникам Христос неоднократно обещал геену огненную, плач и скрежет зубов-ный.
Философ поразил искусством трактовки – легко и изящно он разобрался с теодицеей. Как извест-но, любого верующего смущает допущение в мир Дьявола: почему Бог не пресекает его происки, почему допускает страшные страдания людей. Эту проблему называют теодицеей. Философ объяс-нил: Бог создал мир, дал правила жизни и теперь только наблюдает за их исполнением людьми. Славненько.
Восхитительно его толкование верблюда, которому легче, чем богатому, попасть в рай даже через иголье ушко. Оказывается, Христос не обвинял богатых, а жалел их, потому, что они, мол, легко ста-новятся рабами материального мира, и им очень трудно войти в Царство Небесное. Христос хотел духовно освободить богатых. (Кстати, в последнем Евангелии, от Иоанна, верблюд исчез. Наверно, из жалости к богатым).
Некоторые могут возразить, что Евангелие написано кратко и потому позволяет различные толко-вания. Коран намного толще, но толкуется еще шире: от кроткого смирения до священной войны с неверными, вплоть до их ликвидации. Буддизм, синтоизм и другие религии, провозглашая то же ми-ролюбие, что и христианство, не мешали уничтожать ближних и вести жестокие войны с соседями.
Вот и Христос сказал: «Не думайте, что Я принес вам мир на землю; не мир принес Я, но меч» (Мф 10,23). Я не понял, искал разъяснения, спрашивал знатоков, но так и остался в недоумении. На-верно, диалектика какая-то.
Наставник дотошно изучил разные религиозные учения и пришел к выводу, что устанавливаемые ими правила жизни в основном совпадают. Это естественно – каждый народ, каждая популяция стремится выжить, а жизнь у всех общая, земная. Еще в молодости, захваченный страстной пропове-дью Наставника, он решил: его заповеди не годились для революций, уничтожающих ненавистное старое, но в мирное время непримиримость и вражда должны смениться на терпимость и соглаша-тельство.
Желание-то есть, но не всегда получается. Бывают колебания. Потом оглядываешься и удивляешь-ся: правило знал, а делал иное. Ладно бы один, а то ведь вместе со всем народом.
Размышляя о причинах заблуждений, он надолго задумался о греховности человеческой. С детства учили тому. что человек рождается хорошим, но портится от плохого воспитания, от родимых пятен капитализма или, как выяснилось позже, от отдельных недостатков советского строя.
Если признать, что греховность естественна, то получается, что в этом вопросе мнения верующих и неверующих сходятся: человек греховен, путь его – от вонючих пеленок до смердящего савана (те-перь: от памперсов до крематория. Прогресс, однако).
В конце века я обнаружил, что моя страна, моя любимая Родина исчезла, а я этого долго даже не замечал. Хотя к этому времени считал себя знающим и умным человеком. Выяснилось, что разум мой помутился…
В заключение о том, как я сравнил два кодекса: советский моральный кодекс (СМК) и Еванге-лие от Луки (Лк):
СМК.1 Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма,
Лк 5.9 Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
8.12 Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в
этом закон и пророки.
СМК.2 Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест,
СМК.3 Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния,
Лк 7.16 По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?
СМК.4 Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных
интересов,
Лк 5.5 Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
5.6 Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
5.10 Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
СМК.5 Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного,
СМК.6 Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку – друг,
товарищ и брат,
Лк 5.38 Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
5.39 А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к
нему и другую;
5.40 и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю.
СМК.7 Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и
личной жизни,
СМК.9 Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательст-ву,
ЛК 5.7 Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
5.22 А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду;
СМК.8 Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей,
Лк 5.27 Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй.
5.28 А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже
прелюбодействовал с нею в сердце своем.
5.32 А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей
повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.
19.19 Почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя.
СМК.10 Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой
неприязни,
СМК.12 Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.
Лк 5.5 Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Нет ни эллина, ни иудея.
СМК.11 Непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов,
Лк 10.34 Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч.
Попутные замечания
Русский философ Бердяев (в молодости марксист) обвинил На-ставника в грубом извращении Евангелия, это, мол, религиозный анархизм. Сам же он примкнул к церковникам: грешные по природе своей люди не могут быть счастливы в этой земной жизни, только в вечной. А неисправимым грешникам Христос неоднократно обещал геену огненную, плач и скрежет зубовный.
Философ поразил искусством трактовки – легко и изящно он ра-зобрался с теодицеей. Как известно, любого верующего смущает допущение в мир Дьявола: почему Бог не пресекает его происки, почему допускает страшные страдания людей. Эту проблему назы-вают теодицеей. Философ объяснил: Бог создал мир, дал правила жизни и теперь только наблюдает за их исполнением людьми. Славненько.
Восхитительно его толкование верблюда, которому легче, чем богатому, попасть в рай даже через иголье ушко. Оказывается, Хри-стос не обвинял богатых, а жалел их, потому, что они, мол, легко становятся рабами материального мира, и им очень трудно войти в Царство Небесное. Христос хотел духовно освободить богатых. (Кстати, в последнем Евангелии, от Иоанна, верблюд исчез. Навер-но, из жалости к богатым).
Притчу о людях, потерявших Бога, почувствовавших себя сиротами и посему возлюбивших друг друга, создал еще один уважае-мый богостроитель - Достоевский, художник, поэт мысли, игрок в жизни. Кроме формулы «Все дозволено» у него были и другие оза-рения: легенда о Великом Инквизиторе, слезинка ребенка для сча-стья человечества, «право» великого человека на преступление, «красота спасет мир», «бесы»… А вот еще одну любопытную на-ходку (догадку?) почти не вспоминают: «Я представляю себе, мой милый, что бой уже закончился и борьба улеглась… Настало зати-шье и люди остались одни, как желали: великая прежняя идея оста-вила их… И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, разом почувствовали великое сиротство. Милый мой мальчик, я никогда не мог вообразить себе людей неблагодарными и оглупевшими. Осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее; они схватились бы за руки, понимая, что теперь лишь они одни составляют всё друг для друга. Исчезла бы великая идея бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток к тому, который и был бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку. Они возлюбили бы землю и жизнь неудержимо и в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность, и уже особенною, уже не прежнею любовью. Они стали бы замечать и открыли бы в природе такие явления и тайны, каких и не предполагали прежде, ибо смотрели бы на природу новыми глазами, глазами любовника на возлюбленную. Они просыпались бы и спешили бы целовать друг друга, торопясь любить, сознавая, что дни коротки, что это – всё, что у них остается. Они работали бы друг на друга, и каждый отдавал бы всем всё свое и тем одним был бы счастлив. Каждый ребенок знал бы и чувствовал,что всякий на земле – ему как отец и мать. «Пусть завтра последний день мой, - думал бы каждый, смотря на заходящее солнце, - но всё равно, я умру, но останутся все они, а после них дети их» – и эта мысль, что они останутся, всё так же любя и трепеща друг за друга, заменила бы мысль о загробной встрече. О, они торопились бы любить, чтоб затушить великую грусть в своих сердцах. Они были бы горды и смелы за себя, но сделались бы робкими друг за друга; каждый трепетал бы за жизнь и счастие каждого. Они стали бы нежны друг к другу и не стыдились бы того, как теперь, и ласкали бы друг друга, как дети. Встречаясь, смотрели бы друг на друга глубоким и осмысленным взглядом, и во взглядах их была бы любовь и грусть…» («Подросток»)
Как хорошо быть поэтом – он и так может, и этак!
Ученые антропологи определили, что предрасположенность того или иного человека к религиозному чувству зависит от строения полушарий его головного мозга. Правое полушарие оперирует не словами, а образами, музыкальными или зрительными видениями. Здесь же находится центр религиозного чувства, управляющий глу-бокими эмоциями. Поэтому, считают антропологи, если у человека доминирует правое полушарие, то у него преобладает не словесное, а образное мышление, в его понимании человек – крохотная пес-чинка в огромном космосе, полностью подчиняющаяся божествен-ным законам мироздания.
Колесов сентиментален, но не настолько, чтобы отказаться от ле-вого полушария в пользу правого.