Сегодня собеседником нашего медиума стал дух выдающегося английского общественного деятеля и публициста графа Честерфилда Филипа Дормера, (1694– 1773). Вот запись их беседы:
М. – Уважаемый сэр, Вы прожили долгую и плодотворную жизнь, были членом парламента, послом в разных странах, государственным секретарем, при этом регулярно выступая в печати как сатирик. Среди Ваших друзей были такие выдающиеся люди, как Свифт, Филдинг, Вольтер, Монтескье. Вы понимали, как прожить жизнь, сочетая, казалось бы, невозможное, – оставаться настоящим джентльменом и сделать при этом блестящую карьеру.
Скажите, что в большей степени способствует успеху: хорошие способности или умение правильно себя вести в обществе и с начальством?
Ч. – Вежливость и хорошие манеры совершенно необходимы для того, чтобы украсить любые другие достоинства и таланты.
М. – Разве таланты и прочие достоинства не говорят сами за себя?
Ч. – Все люди судят о нас по нашей наружности и манерам, и только немногие – по нашим душевным качествам.
М. – Чем это можно объяснить?
Ч. – Каждый человек чувствителен к располагающему общению, приятной манере говорить и непринужденной учтивости, а все эти качества готовят почву для того, чтобы были благосклонно приняты достоинства более высокие.
М. – Значит, не обладая приятными манерами, трудно рассчитывать на успех?
Ч. – Как важна для успеха обходительность, как губительно ее отсутствие! Я знал людей, которые умели отказать в какой-нибудь просьбе настолько вежливо, что просящий нисколько не обижался, тогда как другие, несмотря на то, что обращенную к ним просьбу удовлетворяли, грубостью своей давали повод к обиде.
М. – Действительно, есть столь неприятные в общении люди, что не хочется к ним обращаться за помощью – себе дороже. Возможно, не все люди умеют ценить вежливость. В любом ли обществе учтивость и приятные манеры гарантируют человеку благорасположение других?
Ч. – Всякое собрание людей есть толпа, независимо от того, из кого она состоит…
Разума у толпы нет, зато есть уши, которым следует льстить, и глаза, которым надлежит нравиться.
М. – Это скорее относится к прекрасному полу?
Ч. – Чтобы завоевать расположение женщины, требуется одна и та же лесть; чтобы понравиться мужчине – всякий раз разная.
М. – Почему Вы так думаете?
Ч. – Женщины гораздо больше похожи друг на друга, чем мужчины; все они, в сущности, тщеславны и похотливы.
М. – Неужели Вы считаете, что все женщины таковы? Как же тогда с ними общаться?
Ч. – Разумный человек должен относиться к женщине, как к беззаботному смышленому ребенку: с ней можно играть, веселиться, шутить, ей можно делать комплименты – но ни советоваться, ни говорить с ней на серьезные темы, ни доверять ей нельзя.
М. – Похоже, Вы не слишком высоко цените дамское общество. Разве Вы не были влюбленным, когда избранница казалась самой красивой и умной, единственной и неповторимой?
Ч. – Значение любовных утех сильно переоценено: поза нелепая, удовольствие кратковременное, а последствия самые пагубные.
М. – Неужели! А что Вы, в таком случае, скажете о браке?
Ч. – Брак бывает лишь двух видов – по любви и по расчету. Если вы женитесь по любви, у вас определенно будет немало очень счастливых дней и, скорее всего, не меньше дней нелегких; если же – по расчету, счастливых дней у вас не будет вовсе. И нелегких, вероятнее всего, тоже.
М. – В наше безнравственное время уважение к институту брака сильно подорвано: появилось множество матерей-одиночек, в то же время многие люди вообще не стремятся обзавестись семьей и детьми. Вы полагаете, они многое теряют в жизни?
Ч. – Коль скоро отцы нередко уходят из семьи, безотцовщину едва ли можно назвать несчастьем; учитывая же характер и поведение большинства детей, и бездетность – не самое тяжкое испытание в жизни.
М. – Но не все же отцы бросают своих детей на произвол судьбы.
Ч. – Немногие отцы по-настоящему пекутся о своих сыновьях – большинство предпочитает заботиться о своих сбережениях. Из тех же, кто действительно любит своих детей, мало кто знает, как это делается.
М. – Значит, и в браке, и без него можно прожить неплохо. Какой же вариант следует предпочесть?
Ч. – Я никогда не даю советов в вопросах брака и религии: я не хочу, чтобы кто-нибудь из-за меня терпел муки на этом или на том свете.
М. – Такая сдержанность понятна. А по другим вопросам Вы охотно даете советы?
Ч. – Советы редко принимаются с благодарностью; те, кто больше всего в них нуждается, реже всего ими пользуются.
М. – Это верно. А чем следует руководствоваться в жизни, чтобы дать правильный совет самому себе? Возможно, надо слушаться голоса сердца, или интуиции, что, вероятно, одно и то же?
Ч. – Обычный здравый смысл – самый лучший из всех смыслов. Будь верен ему, и он даст тебе самый разумный совет.
М. – К сожалению, мы не всегда ему верны: обычно, сначала действуем, а потом призываем на помощь разум, чтобы распутать или оправдать создавшуюся ситуацию.
Ч. – Разум – это, в лучшем случае, наша жена: мы, действительно, часто его слышим, только редко задумываемся над тем, что он говорит.
М. – А если бы мы к нему чаще прислушивались, то слышали, как он говорит: «торопись медленно».
Ч. – Умный человек иногда торопится, но ничего не делает второпях.
М. – Значит, он все обдумывает и может избежать многих ошибок. А чем еще помогает голос разума тем, кто его слушает?
Ч. – Сознание своего достоинства делает умного человека более скромным, но вместе с тем и более стойким.
М. – Вы говорите о скромности: разве свой ум следует скрывать?
Ч. – Если можешь, будь умнее других, но не показывай этого.
М. – Но почему?
Ч. – Люди ненавидят тех, кто дает им почувствовать их более низкое положение.
М. – Да, ненависть ближних нам ни к чему. Тем более что, возможно, мы себя переоцениваем.
Ч. – Кто сам говорит о своих достоинствах, тот смешон, но кто не сознает их – глуп.
М. – Но как себя вести, чтобы не создавать себе проблем в общении?
Ч. – Учись опускаться до уровня тех, среди которых находишься.
М. – То есть надо делать вид, что недалекий и невежественный человек для вас приятнейший собеседник?
Ч. – Первый признак высокого ума есть снисходительность.
М. – Это понятно. А как быть, если подобный господин начнет с вами спорить, возмещая отсутствие аргументации повышением голоса?
Ч. – Когда заметишь, что противник твой горячится, положи конец спору какой-нибудь шуткой.
М. – Да, хорошая шутка всегда уместна. Только не все обладают чувством юмора. Иные люди любую, самую безобидную, шутку воспринимают как оскорбление. Как Вы думаете, остроумный человек всегда имеет успех в обществе?
Ч. – Истинное остроумие – качество столь редкое, что многие им восхищаются, большинство к нему стремится, все его боятся, а если ценят, так только в самом себе.
М. – Действительно, я в себе весьма ценю чувство юмора. Но совсем не уверен, что окружающим это нравится.
Ч. – Относись к себе так, как тебе хотелось бы, чтобы они относились к тебе, – вот самый верный способ нравиться людям.
М. – Если я начну себя высоко ценить, то другие сразу меня оценят и полюбят?
Ч. – Не доверяй тем, кто полюбил тебя от всего сердца после первого же знакомства и без всякой видимой причины.
М. – Почему же? Разве тот, кто сразу смог оценить мои несравненные достоинства, кто проявляет ко мне повышенный интерес и оказывает всяческие знаки внимания, не настоящий друг?
Ч. – Подлинная дружба созревает медленно и расцветает там, где люди действительно доказали ее друг другу.
М. – Это верно. Зато с проверенным другом мы можем поделиться самым сокровенным, доверить любую тайну. Или, может быть, следует быть более сдержанным и держать свои секреты при себе?
Ч. – Сдержанность – черта крайне неприятная, несдержанность – крайне опасная.
М. – Что Вы имеете в виду?
Ч. – Человеку, который ничего о себе не рассказывает или рассказывает все, никто ничего не доверит.
М. – Да, это настоящее искусство – жить среди людей и не совершать постоянно ошибок.
Ч. – Самое полезное из всех искусств – искусство нравиться.
М. – Польза огромная, что и говорить. Но каждый ли может овладеть этим искусством? Как Вы нам уже объяснили, для этого необходимо обладать хорошими манерами. А это разве легко?
Ч. – Хорошие манеры состоят из маленьких жертв.
М. – А Вы уверены, что, если человек готов из вежливости на постоянные маленькие жертвы, невоспитанные окружающие ни воспримут его поведение как слабость?
Ч. – Хорошие манеры – лучшая защита от дурных манер другого.
М. – Хотелось бы верить, что это так. Однако еще лучшая защита от этого другого – постараться избегать с ним общения. С возрастом больше склоняешься к уединению и книгам.
Ч. – Знания – это убежище и приют, удобные и необходимые нам в преклонные годы, и если мы не посадим дерева, пока мы молоды, то, когда мы состаримся, у нас не будет тени, чтобы укрыться от солнца.
М. – Некоторые считают, что с уходом на заслуженный отдых человеку грозит скука праздности.
Ч. – Праздность – удел слабых умов.
М. – Конечно. Но в то же время люди иногда тяготятся своими обязанностями и жаждут свободы.
Ч. – Те, кто громче всего требуют свободы, хуже всего ее переносят.
М. – Но независимый человек всегда предпочтет свободу и досуг, даже пренебрегая материальной выгодой?
Ч. – Мудрый человек живет своим умом и своим кошельком.
М. – Но мудрость не предохраняет людей от старости и сопутствующих болезней.
Ч. – Физические недуги – это тот налог, который берет с нас наша окаянная жизнь; одни облагаются более высоким налогом, другие – более низким, но платят все.
М. – К несчастью, это так. Что же делать?
Ч. – Бог свидетель, нам нелегко приходится в этой жизни, и терпение – это единственный способ жить, по крайней мере, не хуже.
М. – Ну, что же, наберемся терпения. Что Вы скажете нам, уважаемый сэр, на прощание?
Ч. – Радуйся жизни, наслаждайся каждой ее минутой – ведь удовольствия кончаются раньше, чем жизнь.
На этом призыве дух лорда Честерфилда нас покинул.
Продолжение следует…