Вечером явился Лешак:
-На утренней зорьке будьте на большаке без живности!
-Ого! - воскликнула бабуля, - старый, как ты ясно выражаешься!
-Так я - легкообучаемый! А практика у меня в эту ночь была отменная! - ухмыльнулся старик, - не забудьте взять аппараты. Снимать будет что! - заговорщицки подмигнул старик Ирушке, - На рассвете, на большаке!
Ещё затемно дачники покинули сараюшку и, зябко поёживаясь, отправились через деревню на большак. Местами клубился туман. В низинах туман стоял сплошной стеной, скрывая что-то сокровенное от чужих непрошеных взоров. Какая-то таинственность окружала наших путников. Все знакомые места почему-то стали неузнаваемыми без чётких линий контуров. Вот чуть впереди, правее от дома Ульяны, стоит копёшечка сена. В тумане эта копна выглядит больше раза в два, да ещё чудится, что она шевелится. Путники приблизились. Внезапно копна сена разделилась на три копёшечки. Одна - осталась стоять на месте, а две - побрели в сторону большака перед путниками. Вот отделившиеся копёшки миновали сплошную завесу тумана и вышли на чистое от него пространство. Изумлённые путники признали в копёшечках двух величавых лосей! Эти два великана оказались обычными лакомками, которые на рассвете лакомились свежим сенцом бабки Ульяны.
-Уф.ффф.ф.ф.ф.ф.Ш.Ш.Ш.Уф.ф.ф.ф.ф.ц.ц.ц.ц, - эти звуки отвлекли внимание путников от лосей и заставили посмотреть вниз. Прямо на них по дороге катился колобок, издающий этот набор звуков, да ещё подгоняющий сам себя ударами хлыста! Бабушка осветила фонариком этот колобок: ёжик с аппетитом пожирал обезглавленную, но ещё живую змею. Тело змеи извивалось, иногда выскальзывало, и тогда ёжик был вынужден догонять его, а, догнав, прижимал передней лапкой к земле и с наслаждением вонзал в него остренькие зубки, смачно и звучно чавкая при этом. Да, уж! Не очень приятное зрелище. Но все-таки снимки этого банкета были сделаны с фотовспышкой.
Через пару десятков шагов на деревенской дороге вновь вырисовывается препятствие в виде то ли столбика, то ли пенька. Ещё пара шагов в сторону этого предмета. Внезапно "это" расправляет крылья и взлетает прямо на путников. Филин! В лапах зажата дёргающаяся крыса! Ну, прямо не предрассветная деревенская дорога, а скатерть-самобранка для лесных гостей!
Наконец путники достигли большака. То, что они увидели, заставило их не единожды протереть глаза!
На большаке, у поворота дороги в деревню, стояла самая настоящая карета! С окошками, со шторками и с двумя горящими фонариками! На месте кучера важно восседал Лешак! При виде дачников он соскочил с облучка, обошёл карету и с достоинством открыл дверцу: "Прошу пожаловать!", подал руку бабушке, Ирушке, а затем и Антошке. Дачники уселись на мягкие сидения, обитые атласом. Дверца захлопнулась. Слышно было, как Лешак уселся на козлы. Карета покатила по дороге, мягко покачиваясь на ухабах и рытвинах. Равномерное покачивание усыпило наших путников. Проснулись они тогда, когда карета остановилась, и Лешак открыл дверцу.
-Прибыли! Теперича пешком. Да тут уже не далеко.
Оставив карету на лесной дороге, Лешак повёл дачников через смешанный лес. Прошагав минут двадцать по лесу, вышли на открытое пространство, местами поросшее редким подлеском. Запах луговых трав дурманил и очаровывал. Но наслаждаться этими прелестными ароматами старик не дал, уводя людей по опушке леса к одному ему ведомой цели. У трёх могучих лип, за которыми проглядывался небольшой пригорок, поросший молоденькими берёзками, старик остановился и показал в сторону пригорка:
-Пришли. Теперь смотрите под ноги. Внимательно! - и очень медленно стал передвигаться в сторону пригорка. Люди следовали за ним. Стало очевидно, что они спускаются по какой-то ложбинке. Ложбинка окончилась, упёршись в вертикальный бок пригорка. Лешак протянул руку вперёд, что-то взял и стал тянуть на себя. Неожиданно в пригорке оказалась дверь, которую и открыл старик. Перешагнув порог, он поманил за собой дачников. Те вошли следом. Они оказались в помещении, стены которого были выложены брёвнами. Вместо потолка, также лежали брёвна. Земля в помещении была так утоптана, что скорее походила на цементный пол. Вдоль трёх стен прикреплены широкие деревянные лавки, над которыми на уровне человеческого роста были вырезаны, так называемые окна, без стекол и очень необычной формы: высотой не более тридцати сантиметров, они в длину достигали метра. С внешней стороны окна находились почти на уровне земли, хотя обзор из окон был превосходный. Просматривалось всё открытое пространство, местами поросшее редким подлеском. Предвосхищая вопрос, Лешак односложно молвил:
-Блиндаж, - видимо, решив объясниться сразу, после короткой заминки, продолжил, - с последней войны. Располагайтесь. Сегодня я с вами буду. Скоро пожалуют хозяева. Вот и они, - к чему-то прислушавшись, закончил старик.
Все расположились у окон. У бабушки и Антошки были наготове фотоаппараты. Лешак с Ирушкой просто наблюдали, как справа из лесу на открытое пространство выходят олени. Около двадцати особей показалось на луговине. Тут были и молодёжь, и взрослые представители этого рода. Они паслись, нервно прядя большими нежными ушами, изредка поднимая головы вверх и оглядывая округу. Грациозные движения были восхитительно-прекрасны. Несколько оленей приблизились к укрывшимся в блиндаже, вероятно они не чувствовали присутствия людей. Вдруг с ближайшей могучей липы на молодого оленя низвергся рыже-пятнистый ком, и, впившись зубами в шею оленёнка, занял место наездника, вонзив все когти в трепетное тело несчастного малыша. Этим комом оказалась рысь, которая молча творила своё кровавое дело. Олени бросились в спасительную сень леса, но внезапно остановились. Из лесу, охватывая оленье стадо полукольцом, стали появляться разномастные собаки! Они всё прибывали и прибывали. Вот их уже почти полусотня. Олени, стоявшие, словно заворожённые, очнулись и бросились бежать. Собаки одновременно залаяли и стали нападать на копытных. Отбив от стада четырёх оленят, собаки атаковали их, хватая за ноги, повалили свои жертвы на землю, уже массой рвут их живьём.
Ирушка зажмурилась и заорала. Антон порывался вырваться из блиндажа на помощь оленятам. Его с трудом удерживала Ольга Ульяновна.
-Что ж ты ждёшь, старый! Прекрати это безумство! Ты же можешь управлять зверями! Уйми бессмысленную бойню! - кричала бабушка.
-Нет, - твёрдо сказал Лешак, - не имею права! Это - жизнь!
Он подошёл к людям. Обнял за плечи детей и, отвернув от окна, усадил на скамью.
-Тихо, тихо, тихо, голубы мои… - поглаживая детей по головам, приговаривал с нежностью и какой-то растерянностью старик. Дети вдруг заплакали. По щекам старой женщины тоже катились слёзы.
-Ну, будя, будя. Эка незадача вышла… Думал вас олешками порадовать, а вона как всё обернулось-то! Кто ж ведал, что это озверевшее зверьё вновь здеся объявится. Пару лет токмо и вздохнули спокойно, а эти ироды вновь пожаловали! Пришла беда большая…
Люди, незаметно для себя перестали плакать, прислушиваясь к плавному бормотанию Лешака. Он продолжал, не повышая голоса:
-Эта чума объявилась лет пятнадцать назад. У больших городов стали появляться мелкие группы одичавших, голодных собак. Постепенно, борясь за выживание, звери-собаки сбивались в более крупные стаи. Учились нападать на диких зверей. Случалось нападали и на одиночек людей. Отработав тактику нападения на диких зверей, крупные собачьи стаи перемещались в глубь лесов, уходя от больших городов, туда, где больше диких животных, то есть - пищи. Эти одичавшие собаки очень легко прошли обучение выживанию, нападению и уничтожению всего живого, и, даже, себе подобных. Сталкиваясь, как правило, крупные стаи либо уничтожали друг друга, либо сливались в единую - Великую стаю. Такой Великой стаей уничтожалось всё живое в округе. Они нападали даже на секачей, лосей, давили волков, не говоря уж о мелкой и домашней живности. Они, Великие стаи, для животных, всё одно, что саранча для растений.
В мои угодья забредали пару раз такие стаи. Выводил я их со своих угодий, но убить не мог - не имею права. Я не убийца, а Хранитель. Да и они не убийцы. Умные, коварные, жёсткие, организованные, но звери, добывающие себе пищу. А виноваты во всей этой бессмысленной жестокости людишки, приручившие, а потом выгнавшие на улицу убийц…
В блиндаже повисла тяжёлая гнетущая тишина, которую нарушила бабушка:
-Ты во всём прав, старый. Было время, когда людям, особенно в городах, есть стало нечего. Очень многие решили, что животным будет лучше на улице, и выгнали своих питомцев из домов, посчитав это более милосердным, чем усыпление. Кто ж знал, что так-то вот всё обернётся! Лешак, будь добр, отвези нас домой. Смотреть здесь больше не на что.
Всю дорогу ехали молча. Говорить не хотелось. Да и о чём говорить? Всё сказано было давным-давно великим мудрым Экзюпери.
В угнетённом состоянии пребывали дачники до самого вечера. Вечером явился Лешак. Во время чаепития, что бы как-то разрядить атмосферу, бабушка поинтересовалась:
-Карету-то в каком музее "позаимствовал"?
-Моя это!
-??? - все удивлённо уставились на старика, а он, как ни в чём не бывало, продолжал:
-Всё имею! И сани, и веломобиль, и шлюпку, и соху… В хозяйстве всё сгодится, не сейчас, так через век!
-Неужто купил всё?
-Зачем? Сами оставляют!
-Карету сами оставили?! Хоть бы мне кто карету оставил! - оживился Антошка, - я на самую завалящую согласен. В ней так хорошо ехать! Да, Ир? Тебе понравилось?
-Клёво! Чувствуешь себя принцессой.
-Эй, принцесса, словечки-паразиты не выпускай на волю! Не царское это дело - простолюдинским языком выражаться! - съязвил Антон. Лешак, слушая перепалку ребят, прикрыл свой рот рукой, скрывая улыбку. Глаза старика светились живыми лукавыми искорками. Он подмигнул Ольге Ульяновне и прошептал:
-Оживают, слава Богу! - и уже громко, для всех продолжил, - верно ты подметила, Ирушка-Заварушка, что карета царская. Другие-то кареты на колдобинах трясёт. Убранство попроще будет. Да и ход потяжелее. А эта, как картинка!