У Абиссаль не было выбора. Хорошо бы, конечно, чтобы об этом не узнал Бласт. Иначе потом будет не победить его брезгливость. Она видела, как он к этому относится: поступки опережали обдумывание – настолько сильным и неконтролируемым было отвращение. Но у неё, в самом деле, не было выбора. Стать обузой гораздо хуже. А так проблема будет отложена на целую неделю.
Решено.
Руки серебряным винтом браслета наискось укрыли тело. И пошло. Губы, пока ещё мягкие и нежные, прошептали слова-Знаки. И серо затвердели. С последним словом став пластинами.
Веки, сомкнувшись, срослись и стали прозрачными, брови насупились щитками. Всё тело замягчело оттого, что рёбра будто втянулись, тело стало вальковатым, пластинчато засеребрилось. Ноги, мягко сложившись, превратились в широкий, сжатый с боков, ластообразный хвост.
Она изменилась. Изменилась и земля по отношению к ней.
Земля дружелюбно поднялась, прильнула к лицу. Ниже быть гораздо надёжнее!
Лицо выдвинулось вперёд ноздрями. Язык раздвоился и броском непроизвольно выскочил наружу, осторожными недоверчивыми касаниями беря на пробу воздух, воду, землю.
Она знала, что получит: Ядовито! Отравлено!
Вибрация языка усилилась, заботливо принося на рецепторы во рту окружающие запахи и вкусы.
Ушли, исчезли звуки и шумы окружающего мира. Зато пришла информация о недоступных прежде вещах: дрожи далёких, неведомо где, шагов, ударах водопада. Она входила в её ум через чувствительное брюхо.
А вот и мембраны открылись – предмет гордости всех амазонок! Подобной детали не было ни у кого из их знакомых ни в животном, ни в человечьем мире! Мембраны-теплоуловители в специальных ямочках на щеках, нет, уже не лица, - вполне змеиной морды!
Абиссаль с удовлетворением потёрлась висками о близкую землю, стимулируя прилив яда. Нет, она не жалела, что потратила запас на оздоровление Бласта, просто нужно было своевременно позаботиться о его обновлении. Зубы, будто отозвавшись диалогом, подвернулись вовнутрь.
Водяные змеи, в которых превращались амазонки, были очень избирательны в еде. Только живая и только здоровая рыба. Вот с этим-то как раз и были проблемы.
Вытравленное море, прозванное за это Чёрным, настолько дышало мёртвым сернистым духом, что даже не появлялось сомнений: искать или не искать в нём рыбу.
Но выбора не было: мышами и всякими кузнечиками, опрометчиво забегавшими в эти края с соседних территорий, водяные змеи не питались. Поэтому надо было изощриться и поохотиться с толком, чтобы неделю потом не есть. Не тратить на себя и без того скудный запас человеческой еды.
Второпях, как сейчас, можно было закусить лишь зазевавшейся лягушкой. Но только аппетитной, мясистой лягушкой.
Абиссаль серебряным ручейком заскользила в поросшую камышом низинку, решив для себя, что порыскать в глубине моря всегда успеет. Может, повезёт напитаться проще.
Лишь бы Бласт не видел.
Отдавшись блаженной межкамышовой влаге, она притихла, отмачивая пересохшее тело и слегка поводя из стороны в сторону мордой, позволяя включиться своим мембранам-теплоуловителям.
Сурки. Вверху на пригорке. Один справа, три слева, поодаль ещё маячат. Вечно они стадами. Стоят столбиками, посвистывают. Так и напрашиваются: «Съешь меня!» Их посвиста теперь она не слышала. Но тёпленькие тушки сами собой заявляли о себе то там, то тут. Тоже для кого-то еда. Но не для неё! Ни за что! Они такие вонючие! Особенно, как почуют опасность или, ещё хуже, ужас немедленной смерти – как развоняются!
Что ещё тут есть, из чего можно выбрать? Она слегка продвинулась по камышам, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
И ей повезло.
Глазами она видела плохо, размыто. Реагировала только на движение.
Сочная даже на вид квакунья копошилась, как тётушка, собирающая узлы для переезда. Зря она сюда переехала!
Упершись с ужасом прямо в змеиный взгляд, она ещё не верила, что отныне больше ничто не должно её волновать.
Мгновенным броском Абиссаль настигла аппетитное, нагулянное тельце. Захватить удалось правую переднюю и слегка правую заднюю лапы. Неудачно, но не перекусывать же! Удерёт, тварь!
Лягушка усиленно мотала головой, отчаянно разевала рот, изо всех сил выражая своё отрицательное отношение к сложившейся ситуации. Но Абиссаль не слышала её звуков. Довольная быстро самоорганизовавшимся ужином, она была занята аккуратным натягиванием на квакушку сперва своей верхней, а потом нижней челюсти и проталкиванием её в горло.
Глупые барахтанья жертвы мешали и, наверняка, издавали ненужный в этих теперь тихих краях шум. Почему бы ей не смириться и не успокоиться самой? Так не хочется тратить драгоценные капли молодого яда! Он может пригодиться по более существенному поводу. А железы малы и не столь щедры, как хотелось бы.
Челюстные связки с готовностью растянулись, принимая отчаянно орущую лягушачью пасть. Сделав ещё один перехват верхней челюстью, Абиссаль прислушалась к затухающим барахтаньям еды в своём теле. Вкусная сытость уже начала разливаться удовольствием, хотя лягушка всё ещё пускала ложные импульсы самостоятельных поступков.
Доглотнув последнюю заднюю, уже вяло висящую (наконец-то поняла, дура!), лапу, Абиссаль послала по всему своему серо-шёлковому гибкому телу волну удовольствия и более рационального перераспределения лягушачьей тушки.
Вкусная попалась тётушка! И чего Бласт кочевряжится: амазонки не питаются чем попало, только чистой, белой едой! А лягушачьи окорочка – хоть варёные, хоть запеченные на костре (лучше, конечно, сырые, живые!) – это настоящее чистое, белейшее мясо! Она даже не знала, какое белее: рыбье или лягушачье?
Можно понять и Бласта, благодушно продолжала размышлять сытая Абиссаль, дожидаясь, пока спадёт выпуклость ужина на стройном змеином теле. Он, всё-таки из танаидов, да и жена у него Тана. Они все волки. Он скорее потным сурком закусил бы!
Абиссаль снисходительно улыбнулась бы, если бы это позволила кора её змеиного лица.
Бласт настолько напуган недавней потерей перстня и своей вынужденной задержкой в волчьей шкуре, что теперь не скоро кому-то удастся уговорить его поохотиться по-волчьи!
Хотя совершенно напрасно он реагирует на это так трагически! К умению жить в двух ипостасях: звериной и человечьей, в этих краях относились, как к умению говорить на двух языках.
Это, конечно, не всем дано, но вот, например, Седые Странники, как рассказывал им отец Петал, могут существовать в целых четырёх ипостасях! И не поочерёдно, а одновременно, с единственным условием – не пересекаться! Вот это уменье! Вот это дар! Вот бы так!
Размечталась о жизни богов! Прямо, как наши жрецы! Это у меня от сытости, снова условно усмехнулась про себя Абиссаль.
Вот не удастся восстановить гривну, или окажется, что оживление этого края не зависит от гривны. Вот тогда-то Протей и прищемит амазонок окончательно. Сейчас они спасаются от настоятельных приглашений в его свиту только на земле. Здесь старик появляется, только если позовут. А поняв, что земная суть амазонок ослабла, он окончательно обнаглеет, вспомнит, что он хоть и второстепенный, но бог. Перестанет приглашать, начнёт требовать подчинения.
Она чуть не задремала. Камыши шуршали так по-домашнему, совсем как кровля в привычных амазонкам турлучных домах.
Человек!
Ямки-теплоуловители дали предупреждающий сигнал: приближается крупный тёплый предмет, наверняка, человек! Абиссаль поводила мордой вправо-влево, обеспечивая стереоскопический эффект, позволяющий измерить расстояние до объекта и направление его движения.
Человек шёл прямо на неё.