За бледно- зеленой путаницей придонных рдестов, за тронутой первыми утренниками стенкой камышей, черным веретеном облетел мою лодку баклан. Облетел, замкнул круг и исчез за изгибом прибрежных тростников.
Я проводил птицу равнодушным взглядом, но тут же над головой громко и недовольно прокричала большая белая чайка. Суеверный лишь в редких случаях, я тихо засмеялся ей вслед.
Старый хмельной рыбак давным - давно говорил мне: « Не верь лодке и жене». Ну и что если лодку заносит крепким ветром, заливает волной через корму, а за днище то и дело цепляется сеть? Я браню свою дощатую вслух, как живую упрямую лошадку.
Через полчаса при подъеме отяжеленного рыбой садка, лодка, будто обиделась на мою невежливость, черпнула столько забортной воды, что я хоть и успел броситься в противоположную от кормы сторону, удержать ее от погружения не смог. В два мгновения мое судно грузно осело и набрало воды по самые кромки бортов. По воде поплыли сиденье мусор, солома. Среди мутно зеленых волн вдруг, на секунду, вынырнула голова поганки. Я успел увидеть ее по -змеиному тонкую шею, острый тонкий клюв, злые красные глазки, и тут же, молча выпрыгнул в холодную воду.
Не снимая с себя ни болотных сапог, ни теплой одежды, бешено работая руками, поплыл к ближайшему, отороченному белой пеной прибоя островку лабзы, чтоб снять с себя лишнее.
Потом, стискивая зубы, чтобы они не стучали, спасал остатки улова, вычерпывал воду из лодки, плыл сам и подталкивал ее к берегу. Под рубашкой, на плечах и спине поднимались пузыри воздуха.
Наши озера полны поэзии в солнечные дни, и только опытный взгляд даже в мягком блеске волны видит скрытую для человеческой жизни угрозу. Озера не только позволяют собирать с них рыбный урожай, но и заставляют платить им ежегодную дань, нередко самую дорогую, в виде загубленных человеческих жизней.