ЮРИЙ ОВТИН
Посвящается Александру Грушевичу
СИНДРОМ ХАНЕЛИСА
Рассказ
Крепко обняв Эллу за плечи, Влад стоял с ней на открытой ночному бризу верхней палубе круизного теплохода, медленно входившего в знаменитую узость Мессинского пролива, отделяющего оконечность Италийского "сапожка" от острова Сицилия.
Была глубокая ночь, сверкающий звездный полог, раскинувшийся в аспидно-черном небе, краями своими соединялся с россыпями электрических огней, мерцавших на склонах гор по обе стороны пролива - того самого, что со времен Одиссея связывался с именами Сциллы и Харибды, двух мифических чудовищ - ужаса мореплавателей - одно из которых, с шестью с собачьими головами и зубами в три ряда, хватало гребцов, а другое поглощало вместе с темной водой корабли. Даже Посейдон не в силах был спасти попавшего между Сциллой и Харибдой. Правда, сегодня эти названия означают лишь два сильных водоворота между портами Мессина и Реджо-ди-Калабрия, да еще фигурируют в литературной речи как образ опасности, грозящей с обеих сторон.
Влад тесно прижимал к себе Эллу и чувствовал дрожь ее тела. Нет, не потому, что страшили античные химеры, просто их тянуло друг к другу, опять и опять, притягивало и прижимало так, что каждая впадинка одного тела заполнялась выпуклостью другого, - как формуются из глины рельефы, мягко и податливо, чтоб потом они, обожженные солнцем или огнем, приобрели твердость камня.
Ни с какой другой женщиной, - а их, не считая двух предыдущих жен, Влад перемял в своих крепких руках немало, - он не испытывал такого полного слияния, такой гармонии ощущений. Потрафить ему, бородачу-красавцу, не привыкшему ни в чем иметь отказа состоятельному владельцу строительной фирмы, сохранившему некоторую грубоватость, свойственную людям, умеющим класть кирпичи, - было ой как непросто! Элла как бы сглаживала, заполняла собой шероховатости его характера и, в отличие от прежних "спутниц жизни", досаждавших глупыми "женскими" капризами, пытавшихся корчить перед мужем пупок мироздания в свете извращенно понятого "домостроя", - не перетягивала одеяло на себя. Может, не последнее значение в этом играло и то, что Элла была, так сказать, женщиной из другого мира, а, выражаясь определеннее, имела гражданство другой страны, точнее - Канады, где образ взаимоотношений строится на другой основе и отсутствие зависимости, свойственной отечественным семьям, позволяет распоряжаться своей материализованной свободой с большей искренностью и полнотой.
Родившуюся в Одессе, мать и отчим-парикмахер с первой волной эмиграции увезли ее, еще девочкой, в "Страну кленового листа", где она училась, выросла, а после смерти отчима сделалась хозяйкой модного салона причесок. Теперь мать, постаревшая и больная, а также брат-студент, родившийся уже в Канаде, были на ее попечение. С ним, младшим братом, она иногда приезжали в Одессу, к своему родному отцу, и появлялась в обветшалом дворе-колодце, с пыльными кустами сирени в палисадниках, как сияющее заморское видение.
В этом-то одесском дворике, где обитал тогда и Влад Хонелис, они и встретились, сначала, как будто случайно, но с каждым новым свиданием становилось понятно - так должно было случиться. Через время они оформили свои отношения официально и Влад вместе с Эллой уехал в Канаду. Но найти себя там, прижиться в построенном другими стеклянном раю Влад не смог. Его тянуло в родную Одессу, к привычному укладу говорливой одесской суматохи, с ее анекдотами на все случаи жизни, пивом в тени трескающихся от жары акаций, к этим старым обшарпанным стенам, которые именно ему, его фирме, следовало возвести заново, - и это позволяло чувствовать себя человеком нужным и значительным, от которого в этой жизни что-то зависит и она, жизнь, воздаст при этом по достоинству, а не будет подавать милостыню.
Элла же, приросшая уже к новой почве, к красным канадским кленам, казавшимися ей более родными, чем те, что растут на одесских бульварах и тоже называются канадскими, не хотела возвращаться к смутному далекому прошлому, которое оттуда, из благоустроенного далека, виделось не таким привлекательным, как тому, кто каждый день сбивал башмаки об одесскую брусчатку.
Так они и жили, то есть поочередно летали друг к другу - через полмира - он к ней в Канаду, она к нему в Одессу. Дом, разделенный океаном, а не лужей из прорвавшей канализации...
Вот и теперь Элла прилетела в Одессу, к мужу. Как всегда с братом Альбертом.
* * *
Альберта Влад не выносил. Как не терпит человек, построивший свое положение собственными руками, бездельника, ноющего о невезении. Альберт только по определению значился "студентом", в реальности же - самовлюбленный разгильдяй, слизняк, привыкший жить на чужой счет, был он еще и наркоман со стажем, домашний воришка, подметавший все, что плохо лежит. Год провел он в Квебекской неврологической клинике, куда поместила его Элла, уверявшая Влада, что теперь "недуг" ее братца практически излечен. Влад очень сомневался, потому что знал - "соскочить с иглы" способен только очень сильный человек, у которого есть внутренний стержень.
Поэтому, когда встал вопрос: брать или не брать Альберта с собой в средиземноморский круиз - где они хотели приятно провести то незначительное время, которое выделила им судьба - Влад был категоричен: Альберт и отдых - две вещи несовместимые. Его было решено оставить в Одессе, под присмотром Жоры - старшего прораба фирмы - он, как старый приятель, был доверенным лицом Влада всегда, когда возникали нестандартные ситуации. Жора получил на руки ключи от Владовой квартиры, недовольного Альберта и пачку "зелени" на расходы. Еще он должен был, как всегда во время отъездов Влада, выгуливать пятнистого дога по кличке Монарх, который, в отличие от Альберта, давно к Жоре привык и не сулил проблем. Фирму Влад оставлял на вице-президента, Степана - тоже вышедшего, как и он сам, из простых каменщиков с университетским образованием. И, устроив таким образом дела, они с Эллой отбыли в каюте-люкс комфортабельного супер-лайнера по волнующимся и пенящимся морям в направлении Барселоны.
* * *
Шла вторая неделя безмятежного круизного отдыха - с шампанским на ночных палубах мягким звездным светом, сыпавшимся на голубые люксовские простыни...
...А тем временем в Одессе, где все, казалось, было предусмотрено и спланировано, шестереночный ход событий дал сбой и лопнувшая пружина стала с шипением раскручиваться.
...Вице-президент Степа и старший прораб Жора, сидя один против другого в офисе - или, как они его называли, на прежний манер, конторе - коллегиально соображали, что предпринять в создавшейся ситуации. А ситуация была такова: прошлой ночью, при проведении оперативно-розыскных мероприятий - а проще говоря, облавы -сыскари в дискотеке "Алабама" задержалн Альберта, гудевшего там в состоянии сурового "наркомовского кайфа". Где эта сволочь умудрилась достать наркоту, тогда как деньги находились у Жоры - было загадкой. Не иначе - толкнул что-то из Владовой аппаратуры. По горячим следам милиция провела в квартире обыск. Наркотиков, к счастью, обнаружено не было, но то, что хата засветилась и ее соблазнительная фаршированность попала на чужие бельма, радужных красок в вырисовывающуюся картину не вносило. Альберт был препровожден в камеру для задержанных в райотдел. Хорошо еще, что его канадский паспорт находился у предусмотрительного Жоры. Хотя, какая тут, к черту, предусмотрительность...
* * *
Под голубыми итальянскими небесами, развалившись в шезлонгах, окруживших цветным веером кормовой бассейн, Влад и Элла потягивали через соломинки коктейли, лениво наблюдая, как судно швартуется в порту Неаполя, - когда по судовому радио было объявлено, что на имя пассажира Ханелиса получена радиограмма.
...Сойдя на берег, Влад из первого попавшегося автомата позволил в Одессу. Выслушав сбивчивые объяснения Степана и не задав ни единого вопроса, Влад не допускающим сомнений тоном приказал: - Вытащить из ментовки за любые деньги и первым же рейсом отправить в Канаду. Все.
* * *
...Влад сидел дома, в своем любимом кресле, невидящим взглядом уставившись в телевизор.
Так прекрасно начавшееся морское путешествие закончилось ссорой. Элла обвинила его в черствости и эгоизме - в том, что он не хочет принимать участия в ее близких, ему нужна только она сама и для себя одного. Он же, дав волю эмоциям, ответил, что не желает подтирать сопли какому-то выродку лишь на том основании, что он ее брат.
Вызволение Альберта из ментуры по легкому обошлось в три штуки баксов.
Когда теплоход вернулся в Одессу, Элла тотчас улетела к себе в Канаду, оставив большие сомнения в отношении их совместного будущего. Влад провел две недели в пьяном загуле - что, в общем, случалось с ним нечасто, - вместе с Жорой, старавшимся загладить свою вину, кабаками, девками.
Дела фирмы были заброшены, и на вопросы о нем клиентов вице-президент Степан односложно отвечал: - Болен, "синдром Ханелиса"... Теперь он сидит совершенно опустошенный, с острой болью в висках. У ног лежит Монарх, глядя на него
грустными понимающими глазами.
"Надо вывести собаку погулять" - подумал Влад, сбрасывая оцепенение. Выглянул в окно. Осенний ветер гонял по двору кленовые листья... Не без труда отыскал куртку-ветровку - она завалилась за тахту, на которой ночевал "студент". Яркая, модного покроя, куртка приглянулась Альберту и он надевал ее, когда выходил вечерами пошляться.
Сунув руку в карман, Влад нащупал что-то мягкое, оказавшееся прозрачным пакетиком с белым, похожим на сахарную пудру порошком, - героин, так и не найденный ментами. А если б нашли в доме? Могли раскрутить на всю катушку - и хранение, и реализацию, с конфискацией, - и конец всему - погибшая репутация, крушение фирмы, пуля лоб! Эта мерзкая мразь, не задумываясь, ради гаденького удовольствия, поставила под удар все, что составляло жизнь других людей.
Влад прошел в туалет и, высыпав содержимое пакета в унитаз, нажал ручку. Хлынувшая вода забурлила в голубой итальянской керамике как водоворот Мессинского пролива между Сциллой и Харибдой, поглощая вместе с пенящейся отравой образы гребцов Одиссеева корабля, звездные ночи средиземноморского круиза, призрак счастья с любимой женщиной...
И, взяв Монарха на повод, Влад вышел из дому.