Ливия. 90-й псалом

Дмитрий Стешин
Красота православной молитвы открылась мне внезапно, но так ярко, и при таких необычных обстоятельствах, что я могу назвать и день и час. Но точное место определить невозможно – примерно 100 километров от Тобрука, на дороге, по которой объезжают прибрежные поселки ливийской Киренаики. Поселки эти находятся под властью «ливийского джамаата Аль-Каиды», поэтому там сильно не жалуют так называемых «повстанцев из Бенгази».  Людей, которые шумно радуются, когда их страну бомбят чужие армии из далеких земель.  Поэтому, тобрукские таксисты, перевозящие западных журналистов с египетской границы в Бенгази, предпочитают делать большой крюк по пустыне, далеко объезжая крепкое в вере и бескомпромиссное во взглядах  побережье. Объезд  этот  занимает около 300 километров,  по  идеальной асфальтовой дороге проложенной через пустыню, как по линейке.
Всю дорогу, начиная, пожалуй, с аэроэкспресса  в «Шереметьево», меня мучали какие-то тягостные предчувствия. Я раз за разом доставал духовное утшение, которым меня снабдили в Свято-Боголюбовом  монастыре – карманный молитвослов вытерся по краям, приобрел вид книжки, к которой обращаются постоянно. Между  страничками лежала иконка, на обороте которой, славянским полууставом был напечатан 90-й псалом. Я прочел его, буквально сотни раз, проезжая в день  тысячи километров по этим безрадостным пескам Северной Африки. Псалом читался странно. Я не понимал текста, слова не складывались в предложения, а предложения в текст. При этом, сердце, опережая разум, подсказывало мне, что  рано или поздно, я все-таки познаю его суть. Я пытался  заучить псалом наизусть, но моя почти фотографическая память на цитаты, отказывалась запомнить  небольшой текст.  Взгляд спотыкался на сдвоенных гласных с шипящими между ними.  Вместо открытия души для молитвы, думалось черт знает о чем. Например: когда большевики отменили архаичное окончание аго  и яго для причастий в винительном и родительном падежах? В 1918 или в 1919 году?  А зачем? Что гремит в нашей машине справа, сзади, где мы здесь будем ремонтироваться, если что случится, и долго ли ехать на верблюдах до Бенгази? Верблюды, действительно, встречались  через каждый десяток километров, но их хозяев или погонщиков мы не видели никогда. Возможно, их и не было, и верблюды жили здесь сами по себе, свободные, никем не порабощенные, как после сотворения мира. Небо над пустыней, справа, как-то быстро стало чернильно-черным – мы неслись параллельно песчаной буре и через полсотни километров, должны были пересечь ее курс в точке, где пустынная дорога резко сворачивает к побережью. Языки  этой бури заползали на асфальт, крутили маленькие  смерчи, хлестали по машине песчаной крупой. Водитель наш кряхтел обеспокоенно и крутил головой.  Ему не хотелось пережидать такой катаклизм в пустыне, но, похоже, что иных вариантов уже не было. Только многочасовое сидение в  раскачивающейся от бешеного ветра машине… В духоте, с песком на зубах и без воды…Я вчитался в строки псалма и буквально вздрогнул -  « и тма одесную, к тебе же не приближется». Тьма и не приближалась, а просто тянула к нам свои щупальцы.  Текст  вдруг перестал быть абстрактным, не имеющим отношения к реальности, а потому – непостижимым.  И я, совершенно спокойно смотрел, как наш водитель, пришпоривая безжалостно и погоняя машину, «подрезает» грозовой фронт тянущийся, пожалуй, от самой египетской Александрии. Но, мы успеваем проскочить, я уже видел  это, и думал, что по-другому и быть не должно. Уверенность была какая-то каменная, неподъемная и непоколебимая.
  Через два дня нас взяли в плен ливийские повстанцы. Мы с коллегой и другом долго искали компаньонов для нашей авантюры. Проанализировав поток информации из повстанческой столицы, мы заметили такую любопытную деталь: никто и никогда ничего не писал о том, что происходит в глубине Киринаики, в песках Ливии, там, где находятся нефтеносные поля. По скупой официальной информации, власть там была в руках повстанцев. Верилось это с большим трудом, особенно после того, как мы буквально напоролись на разведку Каддафи в 180 километрах от Бенгази. Официально, повстанцы контролировали большинство нефтяных месторождений Ливии, под эту непроверенную  информацию Бенгази набрал кучу кредитов и безжалостно эксплуатировал всю военную мощь «мирового демократического сообщества». Конечно, никто нам не дал поломать такую многомиллионную игру и за городом Адждаби, как только мы отклонились от привычных журналистских маршрутов, нас сразу же задержали –  двух корреспондентов КП и съемочную группу НТВ – пять человек. Несколько часов, под конвоем, нас возили из штаба в штаб и допрашивали. Настоящее беспокойство, зыбкое  ощущение надвигающейся беды  возникло к третьему часу задержания, когда нами занялся куратор. Молодой араб с «оскфордским» английским, в кевларовом бронежилете и в баллистических, противоосколочных  очках. Куратор и погнал наши машины под внушительным конвоем якобы в Бенгази.  Так она нам сказал. Но компас в моих часах и солнце, показывали, что везут нас все дальше и дальше на юг. Я покопался в своем рюкзаке, достал молитвослов. Иконка с 90-м псалом, как скользкая рыбка выскочила в мою ладонь из переплета книжечки. Я начал читать, негромко, но так, чтобы слышал мой товарищ, сидящий на переднем сиденье… Охранник, изможденный негр с канадской автоматической винтовкой, посмотрел на меня с уважением. Я заметил, что он внимательно слушает мой голос. Хотя, конечно, ничего не понимает. Я сам стал понимать всего несколько дней назад… В машине стало как-то тихо, и радио заткнулось само по себе. Или его выключил водитель… Сотни раз замечал, что представители самых-самых диких и озлобленных архаичных народов  по-другому воспринимают верующих людей.  Кого они не любят и не уважают – неверующих, потому что только наличие Веры отличает нас от животных.
«на руках возьмут тя, да некогда преткнеши о камень ногу твою»   
Передний джип, пыля нещадно, ушел на обочину. Вся наша компания безоружных и вооруженных полезла на апрельское африканское солнышко. Куратор из Оксфорда с кем-то переговаривался по телефону и даже махал руками на невидимого собеседника. Переговоры длились долго,  но по их итогам, мы развернулись в обратную сторону и поехали, действительно на Север, а не в иную сторону света. На «революционной военной базе» в Бенгази  нас допрашивали еще 10 часов, ближе к ночи перевели в камеру - окна с решетками и матрасы на полу...но в конце-концов отпустили.  Спустя сутки мы узнали, что этот момент, момент внезапной нашей остановки в пустыне, был самым кульминационным. Итальянский дипломат, занимавшийся нашим освобождением объяснил – «труднее всего вас было вытащить от «индейцев», которые задержали вас под Адждаби. Они не сомневались, что вы наемники, которые ехали к Каддафи. Вас везли на юг от Адждаби, у повстанцев там тюрьма в каких-то авиационных ангарах».  Уже вернувшись в Россию, мы посмотрели фотографии и видеосъемки из этой тюрьмы. Они случайно попали  в интернет. Там даже «воинам Ичкерии» было чему поучиться. А последние строки 90-го псалма  объяснили, пожалуй, все происшедшее в этот апрельский день:
«Воззовет ко Мне, и услышу  его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его: Долготую дней исполню его, и явлю ему спасение Мое».