В 1900 году, на Таймыре, полярная экспедиция Эдуарда Толля заложила в вечную мерзлоту склад продуктов.Обратно, к складу,полярники не вернулись - ушли в Вальхаллу. В 1973 году склад обнаружила экспедиция «Комсомольской правды», положив начало уникальному научному эксперименту.С тех пор, каждые пять лет, из склада вынимается часть продуктов и увозиться в термоконтейнерах на экспертизу. Взамен, укладываются свежие. Добраться на побережье залива Миддендорфа очень сложно и дорого. Дешевле сгонять на годик-другой на Канары.Съемку береговой полосы делал адмирал Колчак на шхуне "Заря",с тех пор, эти места никто толком не исследовал.Я был первый, кто шагал по этому берегу.
...В день, когда мы засыпали хранилище "Русской полярной экспедиции" комьями ледяной грязи, над ямой сам собой завязался странный диалог, от которого одновременно пахнуло и Смертью, и Вечностью. Часть продуктов из нашей закладки должны быть изъяты лишь в 2050 году - срок запредельный, особенно в понимании нашей экспедиционной молодежи. И мы, стоя под мерзким дождем, по колено в расквашенной тундре, решали: кто доберется до склада Толля через сорок лет? Выходило, что до середины века дотянут немногие. А приехать сюда еще раз хотели все. Зачем - объяснить не могли. Влажность 100 процентов, небо низкое, тундра - плоская, море - холодное. Старики-полярники посмеялись над нами, и со словами «мы все равно не доживем» ушли греться в палатку-камбуз. Вопрос остался без ответа.
Вечером я готовился к прямому эфиру на радио: сидел прямо на берегу Северного Ледовитого океана и грел за пазухой спутниковый телефон. Заботливый камрад принес мне свой ноутбук, чтобы я быстро настучал текст и опять отключился от суетного мира. Изящную электронную вещь просто не хотелось брать в руки. Подумалось, что именно здесь, на самом настоящем краю света, можно и нужно писать только в блокноте, на колене, зажав огрызок карандаша в леденеющих пальцах. И только тогда написанное будет честным. И может быть, получится объяснить в кривых строчках необъяснимые поступки людей, нашедших свою смерть на этих берегах. Смерть безвестную и одинокую - без панихид, речей, надгробных памятников и оркестров.
Ночь была белой, и после эфира я в первый раз ушел искать следы Эдуарда Васильевича Толля. Шел завороженный по никем не хоженой земле, и не мог остановиться. Каждая новая бухта таила в себе что-то новое и обязательно не очень понятное - вот плоский камень лежит на трех камушках поменьше. Кто построил этот сейд? Гиперборейцы? Кто, например, вырубил траншею в гранитном массиве? Кто сложил в тундре из камней телепорт и как он включается? Откуда взялась в прибое тропическая губка? Я долго копался в обломках лодки, сколоченной старинными коваными гвоздями, некогда обшитой тюленьей кожей. Фрагмент киля, вырезанный из цельного куска корня, самодельный болт с резьбой в непонятной метрической системе... И сердце готово было выпрыгнуть из горла: неужели нашел? Но это были всего лишь обломки, выброшенные далеко на берег каким-то совершенно аномальным штормом. Чьи - неведомо, и, скорее всего это не важно. Бухта перетекала в бухту, и ни одна не была похожа на другую. Арктика манила и, кажется, даже издевалась. При этом, любя, демонстрировала мне совершенно фантастические виды - уголки злой марсианской природы вдруг сменялись тропическими лагунами с белым песком.
В лагерь я приковылял лишь ранним утром, еле передвигая ноги, совершенно ошалевший от увиденного. Меня просто спас наш полуостров, не пустил дальше моего предела сил. Медведи не тронули зачарованного. И я остался жив в отличие от тех, кто век назад ушел по замерзшему морю к Земле Санникова, чтобы быть здесь всегда.