И на сердце стало горько, горько, горько
Вспоминаю Данилов монастырь, слушая архидиакона Романа. Молодой, большой, копна волос далеких от поседения. Я никак не могла соединить грозный голос отца эконома и чудные песнопения. Но ординарным он точно не был. Его замечательные канты я услышала, продавая их записи в иконной лавке. Позже я оказалась в администрации монастыря, в его подчинении. Мне было хорошо слушать его голос, поющий кант о любви к ангелу хранителю. А в жизни он казался задиристым и требовательным. Видимо он не мог воспринимать меня всерьез. Может быть, моя тогда полумонашеская одежда раздражала его. Может быть, я казалась ему ханжой, или старой дурой. Трудно сказать. Нас там было много полустарушек в мужском монастыре. Женщины с опытом рядом с мальчиками монахами. Что-то в этом было не то. О. Роман как то признался, что он не подвижник. Еще бы. Весь вид его изобличал пристрастие к еде. Впрочем, у монахов часто отсутствие некоторых пристрастий приводит к парадоксальной полноте. Еще я не дружила с помощником эконома, человеком мирским, женатым.
Неприятности начались, когда по поручению батюшки провела инспекцию состояния зданий в монастыре и на подворьях. В трех местах были грубейшие нарушения противопожарных норм. Печи, камины ставили на пол. С ведома эконома. В бане не выполнили проем для эвакуации при пожаре. Я никогда не была дипломатом. О. Роману сказала, что он спорит не со мной, а с законами физики. То есть разговаривала не как раба божия, а как главный инженер проекта. Позже узнала, что в миру он был студентом строительного института. Начались придирки, и я попросила мою подругу и начальницу художественной лавки забрать меня обратно за прилавок, согласовав это с помощником эконома, который только обрадовался, что я ухожу из числа его подчиненных.
Художественная лавка была за стеной монастыря. В ней продавали писаные иконы, золотые цепочки и кресты, утварь и сувениры. Начало работы в 10 утра. Неделю работали, неделю отдыхали. Что позволяло на неделю уезжать на дачу. И коллектив был замечательный. Я никогда до этого не работала в женском коллективе. Впрочем, кроме продавщиц были еще охранники. Одно время охранником работал бывший начальник хирургического отделения одной московской больницы, шутник и балагур. К сожалению, оказался запойным. Потом красавец казак двухметрового роста. Участник казачьего хора.
С казаками связана забавная история. Когда вначале я работала в книжной лавке, расположенной в храме, зашел пьяный. Я первый раз воспользовалась тревожной кнопкой. Сигнал должен был передаться в казачью охрану. Конец дня, народа не много и я попробовала уговорить пьяного. Устыдила, что он в таком виде зашел в церковь. И он ушел. В начале следующего рабочего дня в лавку зашел казак. Стал спрашивать, кто вызывал его. «Как» - сказала я – «Это же было вчера».
Именно в художественную лавку я вернулась из административного корпуса. Вскоре прозвенел телефон. «Так вы законы любите, а КЗОТ не уважаете» - сказал о. Роман громоподобным голосом. Он считал, что я должна была договариваться с ним, а не с его помощником. Так меня вернули в прорабы. Нужно отдать должное, он был суров не только со мной. Доставалось всем теткам. Многие рыдали. Например, начальницу отдела кадров он уволил в день смерти ее мужа. Я понимала, что меня смиряют. Но мне казалось не стоит мешать рабочие отношения с монастырским послушанием. Полное послушание не сочетается с ответственностью.
Случился пожар в бане, об этом писали в газетах. В тот день я болела. Но, когда вышла на работу, о Роман вызвал меня и за что-то распекал. Я в сердцах напомнила, что вот я говорила про эвакуационный выход из бани. Меня не слушали и кто-то чуть не сгорел. О. Роман подошел к окну и задумчиво сказал «В бане был я, и ничего страшного не было». Потом вызвал секретаря и приказал объявить мне выговор.
Еще случай, мне по каким-то делам выделили машину, но въезжая в ворота монастыря шофер вынужден был резко затормозить, и я врезалась во что-то носом. Я пошла в свой офис. Нос сильно распух, и я беспокоилась, как добраться домой. Позвонил о. эконом узнать, как я.
«Итак стала старая и страшная, а тут еще разбитый нос».
«Да, Нина Григорьевна, нам с вами надо быть страшными».
Умер он совсем молодым. На кладбище монахини Александровского монастыря пели его канты. Резко изменилась погода и пошел дождь. Природа прощалась с ним.