Вой
Стояла снежная зима. К ночи ударил крепкий морозец. Полная луна ярко горела на ночном небосводе. „Ах! Ты такая светлая! Ты такая круглая! Совсем как кнопка для включения приборов! И я искренне верю – что ты не только небесная, но и волшебная! Что именно ты включаешь механизм исполнения любых желаний!!! Стоит лишь ткнуться в тебя влажным носом… И сразу вспыхнет свет и станет тепло! Пробьется, прорастет нежная травка! Забренчат колокольчики на коровах! Глупые ягнята отобьются от отары! Забегают жирные кролики и зайцы. Станет совсем привольно и радостно. Но я не могу дотянуться до тебя. Отчаянно тянусь и тянусь к тебе своим затяжным, как прыжок с парашюта - криком! Но я все же надеюсь включить тебя диапазоном своего голоса, как пульт дистанционного управления – телевизор!“ – весьма отчетливо доносилась из леса пронзительная песня.
Многие вытирали набежавшие слезы. „Что творит, затейник! Просто всю душу наизнанку выворачивает! Ягненка, видишь ли, ему! Нам бы за счастье старого кабана завалить! Вот что значит полная свобода! Голод и холод - на какие недосягаемые высоты возносит!“ – раздавались приглушенные возгласы. „Ну, хватит, прекратить разговорчики в строю!“ – властно рявкнул вожак – „На серьезное дело идем, тут не до праздных декадентских пересудов об искусстве!“
И волчья стая, в своем боевом порядке потрусила к людским жилищам. Деревня светилась квадратиками окон и попыхивала дымом из печных труб. Дома и пристройки, словно лакомые куски мяса, лежащие на огромной сковородке, своими аппетитными запахами непоборимо влекли голодных к себе. Но, чтобы не стать шапкой или чьей-то дохой, приходилось соблюдать все меры предосторожности. Стая долго ползла, таилась, потом снова ползла по глубокому снегу.
Ну, вот и робкое, испуганное блеяние за стеной. Они добралась до цели! Не жалея когтей волки царапали мерзлую землю. Подкоп рос на глазах. Ворвавшись в теплый овин, они мгновенно зарезали несколько овец и проворно бросились наутек. С большой задержкой раздались выстрелы из охотничьих ружей, и поднялся дружный собачий лай. „Все, поздно спохватились, голубчики! Теперь нас не догнать!“ – молча радовался вожак, потея под грузом тяжелой добычи. Чтобы сбить со следа своих преследователей, стая проделала ложный круг и, наконец, добралась до логова. Впервые за много дней волки сели основательно подкрепиться. Когда были сожраны даже кости и шкура, сыто рыгая, серые разлеглись на утоптанном снегу. Их охватывала сладкая полудрема, под которую хотелось немного поболтать.
„ А вы заметили, какие глагольные рифмы позволяют себе эти деревенские шавки в своих пошлых песнях! А где свежие образы?! Или хотя бы, какие-нибудь?! А смысл! Смысла нет вообще – одна мутная вода. Фи, жалкие, пустобрехи!“ – затеплила разговор молодая самка и элегантно потерлась мордой о хрустящий снег.
„ Да, псам только бы перед начальством отбрехаться! Зачем им со смыслом выть или в образе лаять?! Из кожи лезть?! Стараться?! Когда у тебя есть и теплая будка и личный ошейник и звонкая цепь! И главное – персональная миска и сбалансированное трехразовое питание!!! А кто выслужится перед хозяином, тому и кости бонусом перепадут! И по праздникам вкусностями разными наградят и концертом, конечно, праздничным. Бывает собака, вместе с пьяным хозяином, дуэтом под гармонь, до утра поет!“ – пояснил опытный, много видавший вожак, и вся стая очень тяжело вздохнула.
„А цепь у собаки для чего?!“ - не унималась молодуха. „Ну, цепь - это вроде трудового соглашения, которое говорит о том, что хозяин тебя сразу выгнать не может. Шавка провинится, он пустит в нее поленом или отходит кочергой. А собака подожмет хвост и к себе, в будку, скулить о своих правах – „Черта с два! Не выгонишь! Ах! Если б не цепь - обязательно бы сама сбежала!“ Но к обеду уже возле миски вертится, как ни в чем ни бывало, хвостом виляет.“ – опять разъяснил вожак, уже с личным интересом поглядывая на молодую и любопытную.
„А сюжеты, как сюжеты псовых стихов хромают, убожество и бездарность. Просто голый примитив! Начнет одно, закончит совсем про другое. Как пьяный кучер туда-сюда, без всякой дороги, потеряв лошадей, домой ползет!!!“ – встряла еще одна самка, видя неподдельный интерес вожака к образованным и любопытным. „ Здесь не только собаки виноваты! Проснется такая псина утром и тявкнет: „Тяв, хорошая погода! Тяв, тяв! Как хорошо кругом!“ Воспеть пытается близлежащую окрестность, в правильном свете предстоящих сельхозработ. А хозяин выйдет на крыльцо, да с похмелья и сильно не в духе. Ну, и выдаст ей знатного пинка под зад! Той ничего и не остается, как заканчивать песню в полете скулящей одой или вообще бодрым маршем – „Все выше и выше и…“ – в образах и даже с пародией на собачье пение, объяснил вожак. Сам, в полной нерешительности, переводил взгляд с одной самки на другую.
Обе были привлекательны... Так и не выбрав, он решил взять музыкальную паузу. Поэтому вскочил и громко произнес – „Может, споем, братья! Может, и не так витиевато и изысканно, как наш собрат! Все же мы только серая стая! Но - свое! От сердца!“ И ему пришла мысль, помимо выбора самки – „ Все же как мало места в нашей повседневной жизни занимает творчество – оно скромно размещается между столом и постелью. Несмотря на то, что оно все такое разное! И все мы такие разные! И одним нравится одно, а другим…“ Недружные повизгивания прогнали его думы. Это сытые волки уже собрались в круг и настраивали свои глотки, как музыканты инструменты в оркестровой яме. Вожак важно вошел в центр и взмахнул лапой. И они завыли, сливаясь в одно, единое горло, песню о трудностях и превратностях серой судьбы. Звук был такой невиданной мощи, что у жителей округи - души, наперегонки с мурашками, побежали по их телам и спрятались в пятках. И еще долго боялись выглянуть наружу. Даже когда вой затих.