В показавшемся на крыльце важном господине я с удивлением узнал князя. Люди расступились, и он неторопливо вышел на площадь, а рядом с ним шли двое: один худощавый в длинных одеждах, а другой, мой давешний знакомец, который на ходу что-то говорил князю и рубил ладонью воздух. "Спаси меня, - взмолился я про себя. - Смилуйся надо мной, и я буду верен тебе, как собака". Я и сам не знал к кому обращался.
Князь остановился передо мной шагах в десяти, сложил руки на поясе и принялся разглядывать меня с неприязненным любопытством. Я не стал пялиться дерзко, а перевел взгляд на его плотно сжатые губы, коротко стриженную седеющую бороду.
"Имя?" - голос князя звучал низко, властно.
"Хендер Эриксон из Акера, князь", я гордился тем, что голос мой не дрожал.
"Свей?"
"Да, князь."
Князь помолчал, задал мне вопрос, но я его не понял и в панике оглянулся по сторонам. Мне на помощь пришел длиннополый и худощавый:
"Сколько тебе лет?"
"Шестнадцать, господин,"- каждая собака была мне господином.
Мой ответ почему-то князю очень не понравился, он так и поджал побелевшие губы. Я хотел было сказать, что может мне уже и семнадцать, но князь заговорил первым и сказал немыслимое:
"Значит так, Хендар, варяжий сын. Предлагаю тебе такой сговор. Мы с тобой деремся на мечах, до первой крови. Если ты меня одолеешь, - по площади прошел смешок, но князь остался серьезным, - если ты меня одолеешь, я дарю тебе свободу, ступай себе на все четыре стороны. Если же я возьму верх, ты идешь ко мне в дружину и служишь верой и правдой год. А там деремся опять. Ну как, подходит тебе такое?"
"Да, князь!" - ответил я торопливо и прямо растерялся, то ли мне в ноги ему повалиться за такое, то ли еще что сказать?
Мне подали меч, я покрутил его в руке. "Хорош?" - спросил князь. "Хорош," - ответил я и соврал, оружие мне не очень понравилось, клинок слишком широкий и тяжелый, рубить таким еще ничего, а колоть и вовсе плохо. Ну, да ничего, меч это тебе не топор. Хмельная радость закипала в моей крови и страх исчезал, уходил, уходил.
Стоявшие кругом воины ударили мечами в щиты, и мы с князем устремились к центру прощади, навстречу друг другу. В каком-то шаге от меня князь чуть двинул вперед левое плечо, я одновременно ушел вправо, и каким-то чудом он оказался за моей спиной. Последовал толчок, вроде несильный, но я так и растянулся на земле, тут же, впрочем, вскочив на ноги, и увидел, как князь опускает свой меч в ножны. От удивления я только рот раскрыл, а князь с улыбкой дернул себя за нос, и я, коснувшись своего лица, увидел на ладони кровь. Он разбил мне нос! Вот уже и вправду, хоть плачь, хоть смейся. А князь уже шел прочь, на ходу бросая приказы:
"К тебе в сотню, Любомир. Сам заварил, сам и расхлебывай. Зря не обижать, а станет безобразить – плетьми его и обратно на кухню."
"Ни за что. На кухню я больше ни ногой," - подумал я и пошел туда в тот же вечер, забрать свои пожитки и проститься с Милавой. Там я и узнал дополнение ночной истории, как Полес с криком "Убивают!" побежал по ночному Словенску и был остановлен стражей, как привел дружинников, уже не ожидая застать меня в живых. Как убитый мною чернобородый и оказался, между прочим, Милавиным обидчиком, и даже состоял с ней в родстве и по этому поводу заставлял ее носить ему еду, а наказание за воровство в Словенске известно какое... Так девчонка попала в переплет и выхода никакого не видела. Я понял, что перед князем за меня заступились, поверив мольбам Полеса, но в основном личность чернобородого, известного бедокура, изгнанного с позором из княжей дружины, послужила причиной моего прощения.
Да что там прощения, награды! Я не сомневался, что из всех дружинников буду наипервейшим. Ведь война дело крови, а кровь моя известно какая, неистовая кровь сверских морских разбойников, господ земли и моря, неустрашимых и наводящих ужас! Впрочем, с ужасом приходилось подождать, оказалось, что в княжьей дружине видали и поужаснее. Если на мече я и вправду был лучше многих, то с пикой выходил конфуз, а стрелять из их короткого, с загнутыми концами лука я и вовсе не мог. И к самому большому своему позору я не мог угнаться за словенскими наездниками. И то правда, куда в Акере было ездить. А словенские земли поражали немыслимым простором, сбегающими к реке пологими холмами, и все дальше, на многие дни пути лежали земли князя Волоши. Вот и приходилось мне вставать до света, да спешить на конюшню, где кривоногий низкорослый Халиб учил верховой езде. Он не любил высоких мужчин и крупных лошадей, и отнесся ко мне без всякого интереса, за что я был ему благодарен и очень старался ему угодить. Лучшим своим наездникам он давал право носить на шлемах лисьи хвосты, и это было большой честью. Я желал такого хвоста так страстно, что даже по ночам его видел во сне. Затем следовали обязательные упражнения с мечом и с пикой, и по желанию - с топором. Вечером полагалась стрельба из лука, а также метание пики и топора. Между тем была еще и сама служба, караулы, патрули и мое самое любимое, дозоры.
Мечу учил Хват, мой прежний знакомец, а нынешний сотник, причем синяков не набивал, крови не пускал, и я решил, что до Гуннара ему далеко.
В первый же день моей дружинной службы он взял меня и ученого грека Евфимуса, того самого, долгополого, для серьезной беседы в кабак. Евфимус переводил мне каждое слово, хотя многое я понимал и сам. Например, что настоящее имя моего сотника Любомир, но звать его положено Хватом. Что он за меня перед князем поручился, а значит за меня в ответе. Я его понимал, со всем соглашался и так многое хотел сказать ему в ответ, но от стеснения помалкивал, от еды и выпивки отказался и, видимо, Хвату не понравился. Но это ладно, хуже что на мече он меня на следующий день побил с легкостью, как князь. Вот я и выбивался из сил, работал за двоих, и очень я тогда был счастлив. Одного мне не хватало, хоть как-нибудь да отличиться.
В один прекрасный день мне просто повезло.
Часть 8
http://www.proza.ru/2011/12/25/371