- Ну что ты еще хочешь? Чего тебе не достает? Посмотри, что на тебе надето. Ты вообще-то представляешь, сколько это стоит? Ты деньги, когда в последний раз сама зарабатывала? - Аристарх больно дернул Зизи за ухо, как будто намеревался заставить ее увидеть сережки в собственных ушах. – Немедленно приведи себя в порядок. Я прихожу сюда не для того, чтобы видеть твои сопли, надо знать меру, девочка моя. Ты не должна мне демонстрировать свое хреновое настроение. Этого дерьма мне и дома хватает.
Зизи по- детски потерла глаза тыльной стороной сжатых кулачков. Вздохнула, увидев размазавшуюся по пальцам тушь, и нехотя поднявшись с дивана, направилась в ванную умываться.
Аристарх ушел, как всегда, ровно в десять вечера. Его незыблемой пунктуальности можно было только подивиться. Не существовало ничего такого, что могло бы заставить его остаться у Зизи хоть на минуту дольше. Он мог иногда приехать рано утром и провести с женщиной целый день, но к вечеру неизменно торопился в свой мир, где была семья, дети, родители, друзья. Этот мир был отделен от Зизи невидимой стеной, по ту сторону которой, ей не было места.
Зизи включила телевизор. Натужно изобразила готовность смотреть в «ящик», обманывая себя, что ей интересна тридесятая серия туповато-пошлого сериала.
В первых сериях фильма главная героиня действа, мастеровито оштукатуренная под ненакрашеную, с тщательно уложенными в «небрежную» прическу волосами, драила заплеванный пол в замурзанной деревенской пивнушке. Она была так несчастна эта «золушка». Несправедливо оболганная подругой, подло брошенная мужем, обруганная родней. Всего каких-то два десятка душерыдательных серий, и несчастная окажется в столице, где потеснит менее красивых и талантливых женщин. Начнет зарабатывать нехилые бабки. Возле нее будут вихрем виться богатые, и неприлично свободные мужики. И она, вдосталь насладившись выбором, выйдет замуж за самого красивого, перспективного и богатого. Благополучно отсудит у прежнего подлеца–мужа троих детей. И всем обидчикам докажет. Ну просто всем утрет…А потом наступит хеппи-энд, обильно удобренный сиропом и шоколадом.
Нервно нажимая на кнопки пульта, Зизи пробежала по всем программам, торопливо переключаясь с реклам, и ненадолго задерживаясь на каких–то фильмах, шоу, спортивных передачах, в надежде найти что-то такое, что заняло бы внимание и помогло скоротать время. Спать еще было рано. Необходимо было утомиться так, чтобы, оказавшись в постели, уснуть немедленно, не давая себе ни о чем думать. Иначе бессонная ночь. А этого нельзя допускать. Она обязана выглядеть безукоризненно.
Внешность это ее золотовалютный запас, природный ресурс, который позволяет ей получать все необходимое от жизни.
Десять лет назад, оканчивая поселковую школу в нескольких сотнях километров от Москвы, она уже догадывалась о ценнейшей привилегии, подаренной ей природой. И окончательно осознав, что имеет большой шанс на благополучное устройство своего будущего, поехала поступать в московское театральное училище.
- Ах, какая необычная девочка. Такое сокровище просто обязаны принять на актерское отделение, - ворковал возле нее долговязый парень в замысловатых темных очках и рваных джинсах. – Как твое имя, прелестное создание? Сильфида? Офелия? Джульетта?
- Зина.
«Рваные джинсы» недоуменно поморщился, как будто она произнесла что-то неприличное. Но тут же его физиономия приняла сочувственное выражение, и он прошуршал ей на ухо необыкновенным, ворсисто - мягким голосом:
- Я буду тебя звать Зизи. Согласись, что так красивее. Ну?
Она согласно кивнула, не понимая, почему ее будущее должно быть связано с этим парнем, и какая разница, как он будет ее называть? Чуть позже, провалившись на первом же туре, она еще раз согласно кивнула, когда он пригласил ее к себе.
- Я один. Шнурки за границей. Приедут не скоро. Тебе не надо ничего опасаться. Мы просто будем с тобой дружить. Завтра отнесем документы в другое место. Там тебя обязательно должны взять.
Но и в другом, и в двух следующих местах никто и ничего ей не был «должен». Оказывается, кроме приятной внешности, требовалось что–то еще, на что у природы явно не хватило щедрости.
Нового «друга» звали Максимом. Он уже заканчивал театральный вуз и даже сыграл однажды роль прилежного «ботаника» в одном из популярных сериалов.
Фильм этот он продемонстрировал ей сразу, как только они оказались в его квартире.
Зизи вспомнила, как кружилась утомленная голова, и подташнивало от голода, но она стойко досмотрела серию с участием Максима до конца.
Потом он все же догадался приготовить что-то на ужин и постелил ей на диване.
«Простая дружба» закончилась рано утром, когда она, еще не до конца насладившись сном, вдруг обнаружила, что «друг» страстно целует ее лицо.
За два года жизни с Максимом она привязалась к нему, даже полюбила. Легко прощала мелкие недостатки. Он тоже не обижал, был ласков. Никогда не раздражался, если она делала что–то не так. Мягко поправлял, просил сделать по-другому. Она никогда не спрашивала денег. Он давал сам. Кроме средств, присылаемых родителями, Максим, к тому времени окончивший учебу, имел кое-какие заработки. Она содержала квартиру в чистоте, готовила, стирала, ходила по магазинам. Ее не смущало то, что Максим часто и подолгу отсутствовал, иногда не приходил ночевать. Она «входила в положение», убеждала себя, что он занят и не может уделять ей много внимания. Репетиции, съемки поглощали его всего до конца.
Она смирилась со своей многоплановой ролью мамы-няни-жены, и в тайне надеялась, что когда-нибудь у Максима найдется, наконец, время и для нее. Он устроит ее на какую-нибудь работу близко к кино, и, может быть, даже отправит ее учиться какой-нибудь киношной профессии.
- Зизи, ты только не расстраивайся. Нам придется ненадолго расстаться. Предки завтра приезжают. Я не хочу, чтобы ты была поставлена в неловкое положение. Я сделал ошибку, надо было информировать их, что живу с женщиной. А теперь мне нужно хотя бы недели две, чтобы их подготовить.
- Макс, но ты же знаешь, мне не куда…, даже на ночь.
- Солнышко мое, ну неужели я тебя просто так брошу, на произвол судьбы. Я же все предусмотрел. Ты пока поживешь у Стаса Рогачева. Это очень модный художник. У него большая мастерская. Там можно отлично перекантоваться. Есть, где готовить и спать. Он, конечно, мог бы тебя приютить и в квартире, но, понимаешь, ненужные объяснения с женой…и все такое.… Не вздумай плакать, - предупредил любимый, заметив, как в одно мгновение стало растерянным и несчастным лицо женщины, - Ты что, мне не веришь? Я когда-нибудь тебя обманывал? Повторяю. Это временно. Подготовлю родителей и… снова…как раньше…
Пока Зизи собирала вещи, Макс заботливо подсказывал, чтобы она не забыла зубную щетку и всякие другие мелочи. Затем посадил ее в такси, продиктовал таксисту адрес. Чмокнул ее в мокрую от слез щеку. Наигранно весело погрозил пальцем:
- Пока. До скорого. Не скучай. И торопливо захлопнул дверцу авто.
Художник Рогачев без обиняков объяснил девушке, что в бескорыстную дружбу играть, не намерен, что несколько дней назад расстался с девушкой, которая долгое время жила у него в мастерской и была его музой, но в последнее время они потеряли духовную связь. Что он имел виду, Зизи было совершенно безразлично. Еще он говорил о том, как девушке повезло оказаться в его мастерской, что он сделает ее своей «Музой- 2», что познакомит ее с известными людьми.
Зизи равнодушно слушала красноречивые тирады. Прилежно водила глазами, следя за важно прохаживающимся из угла в угол мужчиной. Рогачев пространно рассуждал о сложности отношений между мужчиной и женщиной, сопровождая речь театрально-картинными жестами и явно любуясь собой. Он говорил, что не ищет простой, плотской любви, и что только духовная близость заставит его прикоснуться к вновь приобретенной музе. Обнадеживающе заявил, что в облике Зизи, он видит все предпосылки для «большой и светлой»…
То ли Рогачев поторопился отыскать в себе духовную близость к девушке, то ли Зизи невольно возбудила ее в мужчине, только этой же ночью он остался в мастерской, чтобы насладиться с ней близостью телесной.
Нельзя сказать, что бы Зизи было плохо у художника Рогачева, скорее наоборот. Он был известен, много зарабатывал. Временами был безрассудно щедр. Она хладнокровно принимала его дары, могла попросить денег, и он никогда ей не отказывал. Ей нравилось и то, что Рогачев, в отличие от Максима, не стеснялся появляться с ней на светских тусовках. Окружающим представлял ее - «моя прелестная Зизи». Гордился, когда видел какое впечатление, производит на людей ее красота. Кажется, он даже любил ее. Но только Зизи, интуитивно защищаясь от боли и унижений, перенесенных в предыдущий раз, больше не хотела никаких «нежных чувств».
Она стала уделять внимания «себе любимой». Увлеченно следила за малейшим дуновением переменчивой моды. Рыскала по столичным бутикам в поисках самых стильных вещичек. И постепенно научилась одеваться с той изящной простотой, на которую способны только истинные московские барышни. Незаметно втянутая в светскую игру «кто, в чем появился, достойно ль нарядился», и с радостью приняв ее правила, Зизи все же смутно догадывалась, что у большинства богемных красоток, активно участвующих в этой затейливой игре, есть в жизни что-то еще, чего нет у нее. Менялись роскошные интерьеры салонов и ресторанов, лица «новых друзей», а скука становилась все более привычным состоянием молодой женщины.
К тому времени, когда в жизни Зизи появился Аристарх, в ее облике уже не осталось ничего провинциального. В тот день они слегка повздорили со Стасом. Она давно просила у него новую машину, объясняя это тем, что ей просто стыдно появляться в городе на старом отечественном драндулете. Он давно обещал, но сегодня в очередной раз отказал, сославшись на то, что не готов пока заняться покупкой авто. И не доверил ей решить эту проблему самостоятельно. Она целый день обиженно молчала. Стаса видимо ее молчание вполне устраивало, и он тоже больше не заводил разговора, сведя все общение с ней к перебрасыванию короткими фразами типа: «Ты готова? Пора ехать». В том же настроении они отправились ужинать в ресторан, Тусовка по случаю помолвки известного артиста обещала быть не скучной. Ожидалось, что там будет петь русский шансонье с Брайтон-Бич, специально приехавший в Москву на торжество друга.
Все шло по давно устоявшимся тусовочным законам. Ко времени явились самые нетерпеливые. Суетливо продемонстрировав свои новые украшения, неотразимый цвет волос и результаты последних пластических операций, они приняли на себя роль встречающей толпы для тех, кто не спеша и основательно намеревался представить себя большому количеству добровольных зрителей. Последней, позволив себе слегка припоздать, явилась звездная пара. И ставшие к этому времени зрителями, все ранее пришедшие, дружно зааплодировали, приветствуя блистательных особ.
К середине вечера, все были изрядно веселы. Всеобщий флирт вошел в самую активную фазу. Певец интимно шуршал под бисерно- рассыпчатые звуки рояля.
Зизи, не спешила выходить из состояние размолвки с Рогачевым, а потому сидела с отсутствующим видом, не сомневаясь, что выглядит сейчас весьма привлекательно и загадочно. Она великодушно позволила Стасу развлекаться самостоятельно. Что он и делал, беспрестанно приглашая на танец модельного вида блондинку.
Зизи неторопливо и аккуратно повела взглядом по соседнему ряду столиков.
И тут же скромно опустила глаза, увидев, что на нее мрачновато-томно взирает крупный не слишком молодой мужчина.
- О..о, мы явно востребованы. В чем и требовалось убедиться.
Она пронаблюдала, как мужчина встал и направился к певцу. Что-то шепнул ему на ухо.
Певец согласно кивнул. Через несколько минут она уже танцевала с незнакомцем под хрипловато-страстное «Ах, какая женщина. Мне б такую».
- Ваше желание, которое вам бы хотелось осуществить немедленно? – прошептал партнер по танцу, даже не успев представиться.
Зизи шепотом произнесла название самой дорогой иномарки.
- Ну, что ж, поехали.
Зизи оценила, что он сказал это утвердительно, без вопроса. Наверное, в тот момент она согласилась поехать с незнакомцем, что бы наказать Рогачева за «модельные» игрушки. Ну, уж точно одно, что тогда она не думала о том, что насовсем останется с Аристархом.
Среди ночи они поехали в автосалон. Выбрали заветное. С этого момента она была поглощена ожиданием следующего дня, когда авто будет оформлено на нее окончательно, и она сможет сесть за руль. Остаток ночи они провели с Аристархом в ночном клубе, а утром он отвез ее в небольшую квартирку на Фрунзенской набережной и оставил отдыхать, пообещав, что вечером заглянет «на огонек».
Позже Рогачев попытался качать права, но, узнав подробности из жизни влиятельного и богатого соперника, быстро успокоился.
С той ночи, когда Аристарх купил ей заветную иномарку, прошло несколько лет. Зизи тогда казалось, что наступила новая, счастливая жизнь и, наконец, осуществилось все, о чем может мечтать женщина. На смену «самого крутого авто» появлялось еще более «крутое», самой стильной мебели, еще более стильная. Одежда, дорогие украшения оказывались в ее гардеробе даже не по требованию - по взгляду, или просто возникновению мысли. С каждым разом приобретение дорогих игрушек становилось все менее интересным занятием и не доставляло былой радости. Все стало привычным и будничным. Она знала - Аристарху очень льстит, когда она восхищенно принимает его дары, и старательно играла необходимую щенячью радость.
Два раза в год Аристарх брал ее с собой на отдых в какую-нибудь южную страну. Снимал роскошные апартаменты, и она с удовольствием жила с ним две-три надели, войдя в роль «единственной», о которой заботятся и любят.
- Боже мой, ну почему я опять не сплю? – Зизи встала, открыла бар и потянулась за плоской бутылочкой «Хенесси». Неуверенно отвела руку, - Нет. Только не это. Финал известен. А что? Что? Утром подумаю. Надо дождаться утра.
Но сама уже лихорадочно кидала вещи в дорожную сумку.
- Бежать, бежать отсюда. Болото. Одиночество. Скука. Жизнь без будущего.
Аккуратно расправила записку на столе, прижала для верности пепельницей. Еще раз пробежала по крупно выписанным строчкам: «Дорогой, спасибо тебе за все. Мне было с тобой хорошо. Но я хочу начать все сначала. По-другому. Взяла только то, что мне принадлежит». Задумалась. Снова взяла ручку и приписала: «Не ищи меня, я не вернусь». Отодвинула пепельницу и положила на ее место свой «мобильник».
- Зинка, - медленно присела мать, - Наконец-то, вспомнила. И, собрав лицо в жалкую гримаску, запричитала:
- Я уж думала так и помру, не увижу дочечку свою больше.
Весь вечер сидели на кухне. Разговаривали. Пили чай. Мать плакала, упрекала, начинала в который раз расспрашивать и задавать одни и те же вопросы.
- Не ехала, так нето адресок бы дала. Кабы знать адресок, так я и сама бы наведалась. А то вот денег шлешь, а на что мне деньги? Пенсии, слава богу, хватает. Огород кормилец-то главный. Дочечка родная, как я рада. Поживешь? Сколь времени–то пробудешь?
- Не знаю пока. Посмотрим.
Зизи рассматривала свое прежнее жилье. Узнавала и не узнавала. Неужели они жили втроем с матерью и братом в такой крохотной квартирке?
- Мама, Юрка–то как?
- Живут. Не плохо. Племянников у тебя двое. Сходим потом. А Пашка – то Лугов, все один. Тридцать лет, считай, ему нынче будет. Он ведь на три года тебя, кажись, старше-то всего? Работает на консервном заводе. Получает хорошо. Девки вьются. Да никак не женится чего–то.
Мать равнодушно вздохнула и отвела глаза, но Зизи успела увидеть, как они возбужденно блеснули.
Пашка нисколько не изменился. Возмужал слегка. Даже казалось, что и одет в тот же пиджак, в котором провожал ее в Москву.
- Зинуль, я ведь ждал тебя, я знал, что ты вернешься. Дом строю в Запальниках. Давай поженимся, детишек нам обоим пора уже…Поехали смотреть дом?
Воздух сладкий. Кажется, что все облито медом. Вокруг заросли ромашки и клевера. Струйкой тянущийся с соседнего огорода навозный душок только добавляет вкусности. Неужели это она так звонко смеется?
Пахнет струганными досками.
- Здесь будет баня, - объясняет Пашка
- А здесь поставим широченную кровать – аэродром, - не узнавая своего счастливого, странно звенящего голоса, хохочет Зизи.
- Сена надо принести. К зароду схожу.
- Давай сюда сено. Еще, неси еще. Пусть будет мягко. Паша, Паша, Пашенька… хорошо мне, хорошо как…
- Зинуля, красавица моя…
- Давай останемся здесь навсегда, - предложила Зизи, когда они коротко отдыхали друг от друга.
- Так мы здесь жить будем. На той неделе вставлю рамы, застеклю, и можно вон ту комнатку уже приспособить под кухню. С водой проблемы нет, колодец метров сто от ворот. Кадушка есть у матери. Юрку вашего попросим, чтобы подвез.
Спать пока на сене можно. Денег подкопим и купим… как ее? Эту? Койку - эродром.
- У Павла была. В новом доме. Хорошо там. Правда, пока нет ни туалета, ни бани. Надо время. Постепенно все будет. Работать пойду…
Ну и ладушки, - оживленно всплеснула руками, в одночасье помолодевшая мать, -Ребятишек надо. Самое главное. Как без деток? Жись-то, зачем дадена?
- Надо было письма материны сжечь, они хоть и «до востребования», но ведь там адрес обратный, - вяло подумала Зизи, перед тем как провалиться в глубокий, пропитанный сенным запахом, сон.
Проснулась поздно. Медленно открыла глаза. Вдохнула тянущийся из кухни вкусный запах. Такого, ни при каких обстоятельствах, не могло случиться в ее столичном жилище. Блины.
Встала. Накинула на плечи какую-то первую попавшуюся одежку, и отправилась умываться. Проходя мимо кухни, не удержалась, заглянула. Махнула рукой в сторону ванны, шлепнулась на стоящий возле стола, табурет, и жадно схватила с тарелки верхний, дымящийся блин.
- Божественно, - сообщила она кому-то, находящемуся в районе потолка, и начала торопливо перекатывть во рту еще не остывший кусок тягучего, зажаристого теста.
Мать налила чай в знакомые с детства чашки в синий цветочек. Села напротив. И застыла, глядя на неуклюже уплетающую блины, дочь.
Она не поняла, от чего вздрогнула дочь и застыла с чашкой в руках, как будто боясь поставить ее на стол и тем самым нарушить что-то, понятное только ей.
Все также, вцепившись в чашку обеими руками, Зизи повернула голову и выглянула в окно. Лицо ее побледнело, глаза сузились и засветились злым, бритвенно-острым блеском.…
Она осторожно поставила чашку на стол и заторопилась в ванную:
- Пойду, умоюсь. Мам, а ты открой дверь. Это ко мне.
Гость оказался мрачноватым мужчиной лет пятидесяти. Лицо крупное. Мясистый нос, тяжеловатый подбородок, густые брови. Но глубоко посаженные, темные глаза смотрели вполне дружелюбно и мгновенно развеивали первое неприязненное чувство.
Он вежливо представился каким-то странным, не здешним именем, не назвав отчества, и подал руку для пожатия. Мать назвалась, так же без отчества и, смущенно протянула незнакомцу сморщенную ладошку. Суетливо принялась приглашать гостя пройти. Он прошел в кухню. Сразу стало тесно и обнаженно понятно, как мало и убого материно жилье.
Мать поставила перед гостем цветочно-синюю чашку, придвинула тарелку с блинами. Он не торопясь, выпил чай. Блины не тронул.
- Зина, что же, предлагай…блины. …Чем богаты. Может самогоночки? Есть. С рождества береженая. А что ей сделается? Такой продукт…непортящийся, можно сказать.
- Спасибо, как-нибудь в другой раз. Нам ехать надо. Желательно засветло вернуться в Москву.
Мать беспомощно посмотрела на дочь, ища поддержки:
- Как же так? Зачем ехать?
Лицо дочери было чужим, взгляд незнакомо-холодным.
- Записку читал? Я ведь просила. Зачем приехал?
- Читал, конечно, - усмехнулся мужчина, - На вот. Пригодится еще, - и протянул девушке что-то маленькое, блестящее.
Мать настороженно проводила взглядом незнакомый предмет.
- Телефон это, мама, сотовый…Мой.
- Зизи, ты знаешь, тебе может не сразу, но обязательно найдется замена, - продолжал гость, - Но лучше не надо ничего менять. Ни мне, ни тебе.
Колодец, баня. По нужде на двор. Вареная колбаса, конфетки «дунькина радость» в поселковом магазинчике. Все это быстро потеряет свою экзотическую привлекательность. Ты давно привыкла к другому. Извини, времени на раздумья я тебе не предоставлю. Жду в машине. Двадцать минут.
Аристарх поднялся. Достал из внутреннего кармана ветровки бумажник. Извлек оттуда банковскую пачку пятисотрублевок. И протянул Зининой матери:
- Это вам. Я без подарка приехал. Некогда было. Торопился.
Мать не протянула руки за пачкой, и он аккуратно положил ее на край кухонного стола.
Всю дорогу до Москвы ехали молча, и только когда на горизонте показались огни столичного аэропорта, Аристарх заговорил:
- Ну что ты еще хочешь? Чего тебе недостает? Я не отказываю тебе ни в чем. А от тебя жду только улыбки и хорошего расположения духа. Неужели все, что я для тебя делаю, не стоит такой мелочи?
Зизи молчала, глядя куда-то вдаль сквозь лобовое стекло. Глаза ее были широко открытыми, спокойными и сухими.