25
А в начале лета 1982года меня опять забрали в армию. Вернее в военно-морской флот. Снова в Очаков и снова на «Беду». То есть я хотел сказать на рейдовый тральщик, переделанный из СЧСа.
Теперь нас – дюжину «партизан», поселили не на бербазе, а на этом крохотном пароходике, – в кормовом кубрике. Рядом с ним имелась ещё игрушечная каютка, которую делили мичман – командир тральщика, и призванный, как и мы, на сборы, старлей – наш номинальный начальник. В носовом же кубрике обитали шестеро матросов срочной службы, составлявших экипаж «Беды». Опять переодели в казённую форму, уже неизвестно какого срока носки. Однако гражданку никто, в этот раз, не отбирал; и мы, соорудив из проволоки плечики, развесили её аккуратно по рундукам в кубрике.
Часть «партизан» мне уже была знакома по прошлой стажировке. И даже сокурсник по мореходке попался – Валера Питеров, из соседней М- 434-й группы.
С мичманом, – нашим фактическим начальником, мы сразу же договорились о мирном сосуществовании. И началась военно-курортная жизнь.
В мирное время, как всем известно, военные корабли в основном занимаются покраской. Поэтому, с утречка, позавтракав, мы, вместе с матросами срочной службы, приступали к обиванию старой краски и ржавчины, грунтованию суриком и окончательной покраске бортов, палубы и надстройки нашего пароходика.
После обеда, адмиральский час растягивался обычно до ужина. Вечером, поужинав и переодевшись в гражданку, холостые «партизаны» отправлялись в санаторий на танцы. Ну а мы – женатики, шли на соседний пароход, на котором имелся телевизор – смотреть чемпионат мира по футболу.
Однажды, правда, любовь к танцам вылезла им боком. Где-то около полуночи, наш кораблик отошел от причала, и отправился воевать на стороне пограничников; против боевых пловцов с Первомайского острова. По условиям военной игры мы, погасив ходовые огни, должны были маневрировать на фарватере, между этим искусственным островком и Очаковским берегом.
Пару раз на нас чуть не наехали проходящие с моря в лиман сухогрузы. Наконец нашему мичману этот экстрим надоел:
— А ну её на хрен, эту войну! Так и утонуть не долго.
Наш гордый кораблик выкатился за бровку канала, встал на якорь и включил огни….
Когда, часов в шесть, мы вернулись в базу, на причале, ёжась от утренней сырости, нас встречали промёрзшие гуляки.
— А, блудные сыны! Будете знать, как на войну опаздывать, — не преминули мы съехидничать, над любителями танцев.
Кроме покраски, в нашу обязанность входило, также, ночное дежурство на палубе тральщика. Вторым бортом к нам, обычно, на ночь швартовался катер, типа нашего заводского водолазного, но без соответствующего снаряжения и водолазов. Командовал им мичман, а экипаж составлял матрос Вася.
Летом, на Чёрном море, ночи обычно тихие, спокойные. Мичман вечером уходил к себе домой, оставляя Васю бессменным вахтенным. Вася же, справедливо полагая, что одного вахтенного на два корабля, стоящих у пирса борт о борт, вполне достаточно, делал получасовую выдержку, запирал рубку на висячий амбарный замок, и отправлялся тоже на берег – на Чижаковку, где, в снимаемой у бабки комнатке, дожидалась приехавшая к суженному молодая жена.
Настала моя очередь вахтить. После полуночи вдруг потянул с моря ветерок, и стало прохладно. Пришлось надеть на себя, видавшую виды, потёртую и облезлую канадку , передаваемую вместе с нарукавной повязкой по вахте.
Часам к трём ночи ветер усилился настолько, что в закрытой брекватерами военной гавани поднялась сильная толчея. Наши кораблики начали колотиться друг о дружку; и я, проклиная любвеобильного Ваську, только успевал поправлять кранцы между бортами и причалом.
Часов в пять утра на пирсе появился Васькин мичман:
— Слушай, а где мой морячок?
— Да только что здесь крутился, — пришлось соврать, покрывая коллегу.
— Да? Ну, хорошо, — и он стал расхаживать по пирсу вдоль нашего борта.
Минут через пятнадцать явился и виновник торжества. Подождав пока Васька хорошо приблизится, мичман стал во фронт, отдал честь и гаркнул:
— Смирно!!! Товарищ матрос! За время Вашего отсутствия, на вверенном Вам корабле никаких происшествий не произошло.
По Васькиной физиономии было видно, что ожидаются большие репрессии….
Неподалёку от нашей «Беды», на причальной стенке, располагался небольшой ангар. Примерно раз в неделю приходил мичман, и с помощью тальфера, выкатывал, по консольной балке, и опускал на воду ярко-оранжевое пластмассовое чудо, с воздушным толкающим винтом, сзади. Погоняв на холостых оборотах двигатель, он снов ставил в «гараж» свой глиссер, и опять исчезал на неделю.
Это плавсредство предназначалось для поиска и буксировки спускаемого космического аппарата. Оказывается, квадрат Чёрного моря перед Тендровской косой являлся запасным местом приводнения наших космонавтов.
Приводниться им тут так ни разу и не довелось. Хотя район этот они изучали довольно регулярно. По словам старослужащих матросов, им пару раз приходилось загружать небольшое гидрографическое судно съестными припасами, а также горячительными и прохладительными напитками; отвозившее космонавтов и сопровождавших их лиц на Тендру, – на пикник.
И всё же не только покраской занимаются военные корабли в мирное время. Сходили мы ещё раз на ученья – на учебное траление мин.
Слева, недалеко от впадения Днепро-Бугского лимана в Чёрное море, начинается Тендровская коса, и тянется вдоль Таврийского берега в сторону Крыма километров шестьдесят, а то и больше.
Мы идём строем уступа. Впереди – базовый тральщик, а за ним, на почтительном расстоянии топает «Беда», и тащит на длинном стальном тросе акустический трал – похожую на авиабомбу, красную железную сигару.
Тёплый июньский день. Золотое солнышко в безоблачном небе. Справа,– море темно-синего бархата, уходит к горизонту. Слева – водная гладь, удаляясь от борта, широкими полосами переходит из цвета в цвет: от синего к бледно-голубому, затем от изумрудно- зелёного к светло-салатному и упирается в белоснежную каёмку низкого песчаного берега. На нём хорошо видна белая башня маяка, и небольшая рощица низкорослых деревьев.
На этой узкой, почти утонувшей в море, песчаной полоске земли сохранились последние, пожалуй, в мире мустанги. Была когда-то на Тендре рыболовецкая артель. И рыбакам, для их всяких там разных хозяйственных нужд, требовались двигатели, мощностью хотя бы в одну конскую силу. Вот и завезли несколько лошадей на Тендровскую косу.
А потом, вдруг, люди остров покинули, а своих четвероногих, гривастых помощников почему-то оставили. Травы тут хватало. И что удивительно, вода пресная тоже имелась. Лошади прижились на косе; одичали, расплодились. Вот так и появился на Тендре табун мустангов.
Знамениты эти места не только своими мустангами, но ещё и одним историческим событием. Вот таким же летним днём, в этом же самом квадрате, где мы сейчас занимаемся учебным тралением, стоял себе на якоре один броненосец. Время было обеденное, как и теперь. Разнесли бачковые борщ с мясом. Заглянули матросики в бачки, а там черви плавают….
А дальше сами знаете что было. Буза началась. Один револьверный выстрел,… один убитый матрос,… и все офицеры полетели за борт. И вроде бы и вода тёплая; и доТендры всего пару миль.
А вот не преподавали гардемаринам в Морском корпусе плавание…. И не сдавали они зачётов по такому предмету. А жаль….
…………..
Не успел я вернуться из армии, службу в которой, похоже, буду и дальше проходить в рассрочку, как нашего «Бизона» отправили прогуляться в Чёрное море. Тот самый, не помню какой по счёту «Съезд профсоюзов», который мы сдавали Новороссийскому пароходству прошлой весной, возвращаясь из рейса, потребовал, согласно гарантийных обязательств, заменить ему два вышедших из строя грузовых насоса, для перекачки нефти.
Погрузив, береговым краном, на палубу буксира два электро-насосных агрегата, в полтонны весом каждый, мы отправились в сторону Ильичевска. Там у нас было назначено рандеву с, прошедшим уже Босфор, танкером.
«Дед» ушел в отпуск, оставив мне, во временное пользование, свою каюту. Вот и для меня настало счастливое, но, правда, короткое «дедство»!
Анна Максимовна тоже осталась дома; зато наварила нам впрок борща и компота, забив кастрюлями оба холодильника.
На Ильичевский рейд «Бизон» пришел, когда уже наступила ночь. «Съезда профсоюзов» ещё не было. Мы встали на якорь, заглушили главные двигатели, выключили дизель-генератор, перейдя на аварийное освещение от аккумуляторов. В рубке посадили вахтить одного моториста-матроса; а остальные все завалились спать.
Проснулись от страшного грохота. Маленький трехсоттонный «Бизон» валяло с борта на борт что твоего ваньку-встаньку. Холодильник, оборвав болты, крепившие его к палубе салона, лежал ничком на линолеуме, и истекал борщом и компотом.
— Быстро заводи! Уходим в порт, — капитанский приказ окончательно вымел остатки сна.
Качаясь, вместе с пароходом, и хватаясь, за что придётся, спускаюсь в машину. Завожу дизель-генератор и подаю питание на ГРЩ. Теперь можно и главные двигатели запустить. С ними, правда, возни побольше. Включаю электронасосы прокачки масла и разворота лопастей винтов. Вручную прокручиваю лубрикаторы смазки цилиндров. Открываю вентили на баллонах пускового и управляющего воздуха.
Звоню наверх, в ходовую рубку.
Ответный звонок извещает, что лопасти установлены в нулевое положение. Запускаю оба двигателя, и сразу перевожу их на 300 оборотов.
Наверху выбирают якорь, и «Бизон», сорвавшись с привязи, спешит укрыться в защищенной гавани Ильичевского порта.
К обеду появился, наконец, на рейде «Съезд профсоюзов», и встал на якорь. Ох, и неохота же к нему идти, – а надо. Море разгулялось во всю, и кроха «Бизон» то проваливался в пропасть у борта танкера, то взлетал почти до его палубы.
Рудольф Васильевич проделал немало акробатических трюков, прежде чем ему удалось застропить один, а затем второй насосный агрегат за гак грузового крана танкера.
Грузить же на себя вышедшие из строя насосы, почти гарантированно означало сделать харакири собственному буксиру. Поэтому, капитан, связавшись через радиостанцию «Съезда профсоюзов» и заводской радиоцентр, с начальством, объяснил ситуацию, и получил добро: чёртовы насосы не брать, а оставить их на память новороссийцам.
Всё! Гуд бай «Съезд профсоюзов», мы идём домой….
---------------------------
канадка - кожаная куртка с меховой подстёжкой.
Продолжение следует.