С тех пор, как человечество изобрело сначала фотонный двигатель, а следом за ним гиперпространственный привод, принцип межзвездных перелетов оставался в основном неизменным. И основывался он на давно известном в квантовой физике эффекте туннельного перехода: когда электрон встречает на своем пути непреодолимый по энергетическим затратам барьер, он, при соответствующих условиях, просто проделывает в барьере дыру и оказывается по другую его сторону. Так, во всяком случае, мне объясняли люди, сведущие в теории больше моего. Очаровательно, правда? Я об электроне. Это все равно, что проходить сквозь стены.
С космическим кораблем поступают аналогичным образом: сначала разгоняют до около световой скорости, а когда дальнейший ее рост и, связанное с этим ростом, увеличение массы корабля превращается в своеобразный энергетический барьер, подключают гиперпривод. И обычное пространство буквально выдавливает корабль в некое сублимированное измерение, плохо поддающееся пониманию, так как не только люди, но и приборы воспринимают его по-разному (ведь корабль на этом этапе окружен оболочкой из сильных полей, созданных приводом), из которого корабль выбрасывает затем по другую сторону барьера в сотнях и тысячах световых лет от точки входа.
Рассчитывают дальность прыжка исходя из ее зависимости от скорости корабля непосредственно перед входом в подпространственный туннель: чем скорость выше, тем дальше вы перенесетесь.
Все, казалось бы, просто: сильней разбежался – дальше прыгнул. Однако гравитационная неоднородность Галактики накладывает существенные ограничения, если не на дальность, то на сроки межзвездных перелетов. Путешествовать таким способом с надежной гарантией того, что вы попадете именно туда, куда намечали, можно только в относительно разряженном космосе. Присутствие любой, самой незначительной массы, внесет непременную погрешность в курс корабля, и будет она тем значительней, чем больше возникшая на вашем пути преграда.
Бывали случаи, что зацепившись во время туннельного перехода за гравитацию массивной звезды лишь краешком, корабль уносило так далеко в сторону, что домой он возвращался спустя многие годы. И, наверное, не существует таких отчаянно-безумных храбрецов, которые по собственной воле согласились бы пролететь прямо сквозь звезду. А если предположить, что время от времени они все же появляются, то ни один еще не вернулся, чтобы рассказать, что с ним после этого приключилось.
Вот и вынуждены космонавты плавать по Галактике только выверенными маршрутами от звезды к звезде, как некогда, от острова к острову, плавали античные греки по Эгейскому морю. Те боялись скрытых течений, подводных скал и гнева богов, а эти – газопылевых облаков, черных дыр и страшной темной материи.
Каждый нырок в подпространство назывался переходом.
Переходы могли быть как длинными, так и короткими, но это ничего не говорило ни о действительном расстоянии до звезды, к которой вы направляетесь, ни о времени, которое вам придется потратить на весь перелет в целом. Путешествие в звездном скоплении на какие-нибудь жалкие 100 световых лет могло затянуться на целый год, если оно состояло из десятков переходов, из-за того что вам приходилось маневрировать. А путешествие на расстояние в 10 000 световых лет не займет и месяца, если будет разбито всего на два или три перехода, проделанных в пустынной области Галактики.
Кажется, вот она звезда, светит прямо по курсу, но так ли чист путь к ней, как вам хотелось бы думать? Там возможны такие гравитационные искажения пространства, такие ямы и ухабы, какие вам и не снились! Конечно, каждый в выборе маршрута решает за себя, но сам же потом или снимает сливки, или подсчитывает ущерб из-за неоправданного риска.
Вот почему после того, как Элия Лур уверила нас, что сумеет расшифровать нэшку отчима, мы призадумались о сроках путешествия и о наших возможных конкурентах. Если исходить из предположения, что братья Хомау действовали не в одиночку, а у их сообщников стоял наготове корабль в каком-нибудь порту Лукомиса, откуда они вылетели сразу вслед за нами, то не было бы ничего невероятного в том, если бы именно они оказались первыми на орбите Амальгамы. Все сводилось к элементарному соревнованию в быстроходности кораблей. Мы не могли судить о достоинствах их корабля, зато не строили никаких иллюзий в отношении «Надежного»: старенькому грузовозу по силам было обогнать разве что какую-нибудь разбитую калошу, еще более неповоротливую, чем он сам.
Из доступной для нас информации с нэшки Хомшии мы знали о трех предстоящих нам переходах. По словам Эли они составляли ровно половину пути, так что зашифрованными оставались данные еще на три следующих. Итого шесть переходов. А это означило, что шесть раз нам потребуется разогнать «Надежный» до скорости близкой к скорости света, так как по выходе из подпространства скорость любого корабля всякий раз падает на восемьдесят процентов. В конце каждого перехода необходимо соответствующим маневром скорректировать пространственный угол полета строго в направлении следующего ориентира, и разогнаться опять.
Вот на этом отрезке маневра и разгона технические характеристики звездолета играют решающую роль. С задачей, на выполнение которой у «Надежного» ушло бы больше недели, например, мой «Гордый Скиталец» – образно выражаясь, прогулочный катер с силовой установкой крейсера – справился бы в один день.
Вы скажете, я опять хвастаю? Ничуть ни бывало! Всего лишь законно горжусь. Потому что есть чем, вернее, было… Эх, а все потому, что тогда у Крипты, когда меня зажали орионские таможенники и лукомисские военные, мне не хватило каких-то двух часов, чтобы шмыгнуть в подпространственный туннель, на прощанье мигнув всем соплами кормы.
Ну а как с задачей разгона справлялся звездолёт конкурентов? – вот в чем состоял главный вопрос, от которого напрямую зависел наш успех или поражение в гонке. Вряд ли стоило рассчитывать на то, что их корабль хуже «Надежного», а значит, нам следовало готовиться к неприятной встрече на Амальгаме. И хотя мысль об этом не покидала нас ни на минуту, засев где-то там, глубоко в сознании, в целом жизнь на «Надежном» постепенно входила в свою колею.
Первый прыжок мы рассчитывали совершить в конце недели, а до той поры, с каждым днем незаметно для себя ускоряясь все больше и больше, мы зажили в привычном размеренном ритме.
Наши условные сутки на корабле мы делили на стандартные двадцать четыре часа. В 10 часов все сходились в столовую на завтрак, за которым обсуждали планы на день. После этого Ник обычно отправлялся на свои растительные плантации, Влад – в рубку управления, где возился с навигационными приборами, а я удалялся в двигательные отсеки, проводить профилактические работы.
Девушки оставались предоставленными себе, занимаясь, чем в голову взбредет, например, уборкой кают и дизайном интерьера. Прилагали, так сказать, свою «женскую руку», недостаток в которой, о чем я уже говорил выше, ощущался буквально на каждом шагу. Или могли составить компанию кому-нибудь из нас, что поначалу чаще всего и происходило, поскольку оказавшись впервые на борту космического корабля, им было любопытно заглянуть во все его уголки и изнутри разобраться, как все в нем функционирует.
На обед являлись к 14 часам.
Вообще, приготовлением пищи занимался Умный повар – установленный на камбузе роботизированный комплекс под управлением Вика. На корабле все делалось под неусыпным контролем нашего главного бортового компьютера! Однако Ник любил вмешиваться в процесс, добавляя в каждое блюдо свою изюминку. По словам Влада, Николай с Виком частенько устраивали кулинарные споры, едва не перераставшие в настоящие поварские баталии, в ходе которых на стол подавались разом два одинаковых блюда, на взгляд Влада, ничем не отличавшиеся по вкусу, но одно приготовленное по рецепту Николая, а второе – по рецепту Вика, и перед Владом ставилась непосильная задача, не зная какое блюдо кем приготовлено, отдать предпочтение понравившемуся. Учитывая, что Влад никогда не относил себя к гурманам и ел только затем, чтобы утолить голод, то и хвалил блюдо наугад. Не трудно догадаться, что при таком методе выявления победителя, счет побед и поражений непримиримых соперников-кулинаров все время сохранялся приблизительно равным, что оставляло благодатную почву для их дальнейшей конфронтации.
Время с обеда и до ужина каждый мог посвятить своему любимому занятию. Ник, например, сначала два часа отдыхал в своей каюте, затем отправлялся в плавательный бассейн, а оттуда в генную лабораторию при своей пищевой плантации. Влад любил потренироваться в стрельбе из пилума в тире, побегать на беговой дорожке, поиграть в теннис против специализированного робота. Когда это ему надоедало, изощрялся в программировании или погружался в виртуальный мир какой-нибудь компьютерной игры.
Эля, как оказалось, любила читать книги. Воспользовавшись любым свободным тридом, смотря по настроению – у себя в каюте, если искала одиночества, или в кубрике, если желала общения – она укладывалась удобнее на диван и вызывала страницы своих любимых романов, иной раз в сопровождении сопутствующих картинок и зрительных образов, а то и вовсе без них. Ее очаровывала возможность переворачивать виртуальные страницы взмахом пальчика, а неподвижный текст, сам по себе служил достаточным стимулятором ее богатого воображения, говорила она.
Мириэль хобби не имела, если не считать за хобби листание модных журнальчиков, просмотр всевозможных шоу и тусовок на разных планетах, богатую коллекцию записей которых она обнаружила на «Надежном». Специально их никто не собирал, просто прибывая на всякую новую планету, Вик сразу скачивал большие блоки информации о жизни на ней из местной сети.
Что касается меня, то я вел дневник, рисовал объемные картины, монтировал видеоклипы и вообще увлекался всем тем, на что могли подвигнуть человека муки неуемного творчества.
Разумеется, своей физической формой никто из нас троих новичков на «Надежном» тоже не пренебрегал. Так я проиграл Нику турнир по шахматам, обошел Влада в беге на соседних дорожках и победил в фехтовании на саблях, однако уступил в стрельбе из пилума и в теннисе (надо же было ему в чем-то поддаться!). А Эля переплыла в бассейне Миру, для которой нагнетаемый встречный поток воды по причине ее не вполне залеченной раны оказался слишком уж стремительным (между прочим, в открытых купальниках их стройные тела смотрелись особенно эффектно)! Ну и тому подобное.
Ужинали в 20 часов, после чего обычно какое-то время проводили все вместе в кубрике, беседуя за просмотром выбранного по общему согласию фильма.
Спать отправлялись, когда кому вздумается, и предполагалось, что каждый в свою каюту, поскольку было их даже больше, чем нам требовалось, так что многие пустовали. Правда, первые две ночи Эля провела в каюте Миры, которой Вик при помощи хирургического робота извлек пулю из плеча. Однако вспыхнувшая вдруг ревность скоро помешала наметившемуся сближению между девушками, и Эля окончательно перебралась в собственную каюту. Но об этом стоит рассказать отдельно.