Начало тут, http://www.proza.ru/2011/12/16/1418
Луг…Жёлтый луг. Одуванчиковое море. Небо. Неее-бооо, эге-гей…Господи, а дышится-то как…
Раскинув руки, мчусь навстречу свету,
Мне птицы машут – ввысь давай, ты наш,
Покажем мы, поэт, тебе планету,
Как видим сами, ты ж – на карандаш.
Пиши поэт – ни облачка на небе,
А там, вот видишь, яблони в цвету,
И зеленью в сторонке – поле хлеба,
Пиши, поэт, ты можешь на лету…
Пишу уже. Сторонушка родная,
Кривые хаты и лесная даль,
И солнце золотое вспоминаю,
И маму…слышишь, мама, руку дай.
…Раскинув руки, мчусь навстречу свету,
И птичий гомон где-то стих вдали,
В родимый дом – тропинкою заветной,
И маме поклониться до земли…
Эй, птицы! Мама…Мам, принимай гостя!
Поле…Девушка…Одуванчики – венок на голове. Аня…Аня? Лицо, что с лицом? Аня…Это туча грозовая, темно…Анька, бежим! Да не в лес, ты что! В дом бежим! Эх, хорошо-то как, ногами босыми да по мокрой траве… Только темно уж больно…
Сергей открыл глаза и долго не мог понять, где он находится. Детство? Так похоже…Эти кружева, рюшки, старинный комод…Нет, всё-таки сон закончился. Вот ширма. А за ней? Он встал и выглянул из-за белой ткани. Женщина на кровати. Смешная и трогательная. Она на левом боку, ладошки под головой, улыбается. Спит так сладко…
Есенин вспомнил вчерашний вечер. Он уснул, не дождавшись чая, а девушка, видимо, не стала его тревожить. «Уйти? – подумал поэт. – А не хочется. Да и куда? В эту гостиницу, где за ним будут бегать назойливые тетки с безумными глазами или ходить по пятам одинаковые люди в одинаковых кожанках? Пить водку в ресторанах с мнимыми друзьями-поэтами, которые продадут за возможность самим напечататься? Нет, лучше здесь. Ведь не гонят же».
Аня, тем временем, проснулась, сладко потянувшись. «Какой же красивый был сон, - подумала она. – Есенин, кофейня…Или…» Женщина подняла голову – Есенин сидел в кресле и смотрел на неё. «Боже, не сон», - она прикрылась одеялом.
- Вы… уже проснулись?
- Аня, мы с тобой на «ты» со вчерашнего вечера, забыла? – Сергей встал с кресла и подошел к окну. – Ты так сладко спала, что было бы совершеннейшим безобразием тебя будить, – добавил он.
- А сколько времени?
- Десять. И на улице снова пасмурно.
- А зимой в Питере почти всегда так.
- Знаю, Аня. Я часто тут бываю в последнее время. А сейчас думаю остаться совсем.
- Ой, а что я лежу, глупая. Надо же завтрак приготовить.
С этими словами Анна вскочила с кровати, прикрываясь одеялом, и исчезла за ширмой. Спустя несколько минут она появилась уже одетая и отправилась на кухню.
- Сергей, никого нет, так что можешь воспользоваться ванной, - крикнула она из коридора.
Есенин вышел из комнаты. Ванная была огромной. Фарфоровая чаша умывальника в виде цветка, чугунная ванна в рост со смешными ножками-лапами, титан в углу.
- Да, а я пока приготовлю что-нибудь на завтрак.
Женщина закрыла за собой дверь, оставив поэта в ванной. Уже на кухне она удивилась, что ей очень легко. Впервые за долгое время её не мучило чувство никчемности и одиночества, не было обычной для этого времени хандры. Хотелось петь.
И правда, напевая себе под нос какой-то легкомысленный мотив, Анна жарила яичницу. Закипел чайник, и она заварила свежий чай. Летом специально ездила за город и набирала там травы. И вот теперь, зимой, добавляла в чай это летнее богатство. По квартире разнесся аромат мяты.
- Аня, а полотенце ты мне не дашь?- из ванной женщина услышала голос гостя. – Рискуешь увидеть великого поэта голым и мокрым.
Анна прыснула от смеха и побежала в комнату. Сунув в протянутую из-за двери руку полотенце, она прошла обратно в кухню и забрала оттуда чайник и сковороду. Когда Есенин появился в комнате, стол был накрыт.
Завтракали молча. Аня – потому что смотрела на гостя и не решалась что-то сказать, вчерашняя раскованность почему-то пропала, и она боялась даже словом разрушить эту хрупкую каплю счастья. Счастья не потому, что с ней рядом был известный поэт, а потому, что с этим человеком ей было хорошо. Сергей молчал, думая о своем. «А может, ну его к черту. Останусь здесь, брошу всё. Или уедем с Аней за границу. Нет, не оставят в покое. Найдут. Но здесь пока останусь всё равно. К Эрлиху больше ни ногой. Подлец он, не зря мне говорили. Никого не хочу видеть». Он поднял голову и увидел глаза своей вчерашней знакомой. Беспросветная синь…Как небо в детстве, когда лежал в поле и смотрел вверх. И ощущение такое же – беспечность. Хотя нет, не беспечность – спокойствие, удивительное душевное спокойствие. «Вот тебе и больница Ганнушкина», - улыбнулся он.
Аня, тем временем, поймав улыбку поэта, вдруг смутилась. Она подумала, что Сергей смеется над ней.
- Что? – спросила она. – Что-то не так?
- Всё так, Аня. Всё так. Замечательно просто. Спасибо за завтрак и за приятную компанию. Я тебя, наверное, задерживаю и отвлекаю от дел. Ты на учебу идешь?
- Сегодня пятница и у меня практика в Мариин…ой, в Больнице в память жертв революции, на Литейном. Я всё по старинке, Мариинской ее пытаюсь называть. Но это только после обеда. А до этого я свободна.
- Хорошо. Чем займемся?
- Не знаю. Тебе разве никуда не надо?
- Мне никуда не надо. Я собираюсь остаться в Ленинграде, на-сов-сем. Жить, понимаешь. Один, кхм…друг, так сказать, обещал мне подыскать квартиру, однако сволочью оказался.
- И как ты теперь?
- А никак. В «Англетере» остановился пока. Поживу там. А потом посмотрим.
- А хочешь, живи здесь, - Аня выпалила это и покраснела. Предлагать вот так свою комнату…
- Знаешь, я, пожалуй, соглашусь. – Сергей снова улыбнулся и посмотрел на Анну. – Мне понравилась комната, готовишь ты замечательно. Вот только…
- Что? Что-то не так?
- Спать в кресле не очень удобно, понимаешь. Шея затекает, и ноги я еле разогнул.
- Ой, я не стала тебя вчера будить, ты так сладко спал. Извини.
- Всё нормально, Аня. Если ты мне выделишь койко-место, я, пожалуй, останусь. Ненавижу гостиницы.
- Конечно, найду. – Анна радостно закивала головой.
- Вот и договорились. Надеюсь, твои соседи не будут против.
- Думаю, нет. Маша и Женя - мировые ребята, подружитесь. А этому суровому дядьке, Михал Михалычу, кажется, мы ничего не скажем. Да он дома-то бывает раз в неделю.
- Правда, чемоданы я оставил в гостинице. Но, думаю, заберу на днях.
Они проговорили еще почти два часа, пока Аня не всплеснула руками, вспомнив о времени.
- Господи, надо же собираться, иначе опоздаю. Ещё и пообедать надо, а я ничего не приготовила.
- Да не переживай ты так. Мы сейчас зайдем в какую-нибудь столовую и пообедаем.
- Всё, тогда одеваемся и бежим на трамвай. Нам на Невский.
Анна и Сергей быстро оделись и почти бегом выскочили из дома. По холодку они быстро добрались до проспекта и запрыгнули в кстати подошедший трамвай.
Дорога заняла достаточно много времени. Они успели изрядно замерзнуть, пока добрались до места назначения. Рядом с больницей располагалась столовая, в которую и вошли Анна и Сергей. Основную массу посетителей составляли персонал больницы и военные, в основном моряки. С трудом найдя свободное место и стараясь не привлекать внимания, Есенин и Анна пообедали.
Они снова вышли в серый туман города. Потеплело. Но от этого не стало комфортнее, скорее наоборот. Влажный воздух, казалось, проникал везде, и Сергей закашлял.
- Простыл? – с тревогой спросила Аня.
- Это давнее. С весны еще. Как приезжаю в Ленинград, так начинаю кашлять. Не могу привыкнуть к влажному воздуху.
- Плохо. Надо лечить. Ладно, вот тебе ключи от квартиры, мне пора.
- А ты до которого часа работаешь?
- До шести.
- Ну, вот и ладно. Приду, встречу. А что мне делать без тебя дома? Прогуляюсь по городу.
- Замерзнешь.
- Я бегать буду, если замерзну. Не хочется ни к кому ходить. Разве что к Клюеву. Вот к нему, пожалуй, сейчас и пойду.
- А кто такой, этот Клюев?
- Это друг мой, поэт здешний. Действительно, друг. Мы с ним начинали здесь также зимой, ещё в четырнадцатом…или пятнадцатом. Всё, беги, дрожишь уже вся. До вечера.
- Хорошо, до встречи.
- А за тобой обязательно приду, жди. – Сергей притянул Анну за талию и поцеловал в щеку.
Мгновенно вспыхнув, она вырвалась и побежала. Однако через несколько метров оглянулась, махнула рукой и скрылась за оградой больницы. Что-то странное творилось в её душе. Сомнение, радость…неуверенность, страх – она сама не понимала. Рациональная половинка её «Я» говорила: «Ну, куда ты, куда? Кто он, понимаешь? Житья тебе с ним не будет». А другая половина неслась где-то в небесах, над этой серой моросью. «И пусть. Будь что будет. Господи, хорошо-то как!»
продолжение здесь, http://www.proza.ru/2011/12/27/1392