Огромная. Толстая. Страшная и мохнатая. Она обняла меня своими восемью лапами и начала заматывать во что-то белое, скользкое и липкое. Отвратительно. Хотелось вытошнить какой-то комок внутри, но не получалось. Ее блестящая кучка глазок внимательно следила за мной, а я даже не сопротивлялась всему происходящему. Ей нравилось, как заматывалось мое тело в ее паутину, и под конец я начинала глотать воздух. Только бы не задохнуться. Только бы не умереть. Оно гнило. Медленно. Тихо. Кусочки кожи отслаивались – я чувствовала. Но им некуда было отваливаться. Совсем. Они оставались, и кусочки тлеющего мяса чувствовали, как сквозь кокон пробивается ветер. Не было страшно. Не было непонятно. Ощущение неощущения и мысли о том, что я не увижу больше маму с папой. Не увижу тех, кто действительно нужен. Ее лапки щекотали этот белый комок, а я чувствовала, как дрожь разбивает тело, и оно начинало гнить еще сильнее. Я вдруг поняла, что это очередной кошмар. Вдруг осознала, что хочу проснуться.
И опять щелчки. В этот раз я уже не считала. И опять это состояние того, что я проснусь.
- Пожалуйста, как просила.
По телу ручьями начали стекать красные полосы. Я вскрикнула и очнулась. Вырвалась из этого ада, ловя воздух сухими потрескавшимися губами.
Никого рядом.
Пусто.
Кошка съехала.
Одеяло скинуто на пол, а под ногтями кусочки кожи и пота.
Нет смысла.
Пять утра. Темень. Остатки музыки. И захотелось, до колик в желудке, есть.
Выкурила последнюю сигарету и легла обратно.
Вот такие они, мои кошмары. Не позволяющие забыть о чем-то. Не позволяющие выспаться и спокойно начать день. И с каждым новым разом я понимаю, что нет смысла молчать. Это история. История какой-то странной и непонятной мне болезни, которая, надеюсь, лечится.
К.
21/12/2о11