Уважаемые мои читатели! Прошу понять, и, если можете, не осуждать. Знаю, что кто-то из вас прочтёт, что я написал.
Размышляя над многими годами своей жизни, нередко задаю себе вопрос: как я прожил жизнь? Прожил потому, что осталось совсем немного. Как я встречу итог жизни? И мне становится страшно. Страшно умирать, не осознав того, как прожил жизнь. Хорошо или не совсем, или плохо?
Моя жизнь началась до Великой отечественной войны, когда папа был репрессирован и обвинён в шпионаже в пользу Японии. Он испытал и перенёс невыносимые пытки. Впоследствии был освобождён без всяких последствий, благодаря заслугам перед нашей Родиной. Но всю оставшуюся жизнь страдал болезнями, которые ему любезно дали чекисты.
Трудные годы достались мне и моим родителям. Война, послевоенная разруха, голод 1941 – 1947 года. Фактически голод продолжался спустя ещё многие годы. Я помню, как мы по несколько суток простаивали в очередях за хлебом. Как пересматривались очереди, и списки составлялись заново. Порой ладони у людей заполнялись всё новыми и новыми номерами. Только с 1957 года в магазинах хлеб можно было купить с небольшой очередью. Но и в 1958 году необходимые для жизни продукты развозились по домам. Я помню, как, будучи уже офицером, приехал со своей семьёй в отпуск в Горький. Нас было трое, дочери было около года. И тесть, Александр Фёдорович Клементьев, инвалид войны 2 группы, ходил в райисполком и требовал обеспечить мою семью этими продуктами.
Трудно было, очень трудно. Моё поколение, поколение моих родителей и поколение дедов – это практически потерянные поколения. Моё поколение, правда, жило лучше, нежели поколения родителей и дедов.
Но поговорить мне хотелось бы не об этом.
Когда к власти пришёл Хрущёв, наступила, так называемая, оттепель. Лично я считаю, что заслугой Хрущёва были три вещи – это целина, создание ракетных войск и, следовательно, безопасность страны и жилищное строительство. Он пытался предварить будущую перестройку. Но у него хватило ума понять, что это развал страны, и Хрущёв испугался и попятился назад. Появилось письмо о культе Сталина, в котором он смешал роль Сталина с ролью Берии и таких же, как Берия.
Помню, как нам, молодым офицерам, читал лекцию лектор политуправления Забайкальского военного округа полковник (назовём его Ивановым) о культе Сталина и его последствиях. В то время появился фильм “Наш дорогой Никита Сергеевич”. И один из молодых офицеров спросил полковника:
- Товарищ полковник, скажите, а не появился ли сейчас новый культ, культ Хрущёва?
На что полковник ответил так:
- Свою работу лектора я начал сразу после окончания гражданской войны при ЦК партии большевиков. Был вхож в семью Владимира Ильича. Многие мои товарищи, с которыми начинал лекторскую деятельность, погибли, а я оказался в Забайкальском военном округе.
В те годы мы не были придурками, ими мы стали позже, когда нас оболванили на 100%. Мы были оторваны от наших родителей, в материальном отношении были обеспечены лучше родителей и порой думали, что вся страна жила, как и мы. Но многие из нас через некото-рое время поняли и демобилизовались из рядов Советской Армии. Одним из них был и я.
Сейчас, перечитывая книги, которые смог приобрести, однажды вспомнил о книге Владимира Успенского “Тайный советник вождя”. Перечитав, я ещё раз убедился, что многие события познаются с годами. Многое начинаешь осмысливать по-другому. Особенно сейчас, когда вроде бы стало много лучше, чем было вчера. Но, сопоставляя, видишь, внутреннее, скрытое от глаз людей, различие. Вот о нём-то мне и хочется рассказать. Начну с разговора Сталина со своим тайным советником в присутствии Берии
(журнал “Роман-газета” № 8 стр. 53).
7.
“Чем меньше оставалось в окружении Сталина людей, имеющих не только собственное мнение, но и смелость изложить оное, тем чаще Иосиф Виссарионович испытывал желание беседовать со мной. Понимал он, что со слащаво-льстивым Берией, беспрекословно поддакивающими Молотовым и Микояном и другими товарищами можно утратить ощущение реальности, потерять навыки спора, противодействия.
Обычно он раз в неделю он приглашал меня в кремлёвскую квартиру на обед, накры-вавшийся на восемь человек. Собирались точно к девятнадцати часам в просторной столовой, которая одновременно была и семейной библиотекой....
...Наши беседы с Иосифом Виссарионовичем выходили, в представлении Берии, за все дозволенные рамки, изумляли и потрясали его. Он считал, что с полным откровением можно говорить только о женщинах, он боялся политических тем (слабо разбирался в них), боялся прошлое (чтобы случайно не выдать себя) и не способен был понять, что я в какой-то мере являлся для Сталина лакмусовой бумажкой, оселком, с помощью которых он выверял, оттачивал свои мысли, суждения.
Особое удивление вызывал у Берии наш спор о преимуществах и недостатках таких форм правления, как самодержавие и диктатура партии или одного лица. Я утверждал, что любая диктатура, как и самодержавие, - это власть не от народа и не для народа, а лишь для какой-то части его: господства меньшинства над большинством, а сие несправедливо.
Чем сильнее диктатура или самодержавие, тем резче разница между правящей элитой и массой. Но есть и различие, отнюдь не в пользу диктатуры. Каждый деспот, по воле случая оказавшийся у власти и опьянённый ею, озабочен главным образом, как удержаться на вершине пирамиды. Для этого он идёт на любые ухищрения, на любое насилие. А царю такого не надобно. Он получил власть по закону и передаёт её наследникам. Он не является инициатором борьбы за власть, он лишь подавляет в случае необходимости тех, кто вознамерился сломать установленный порядок, захватить верховодство. А это совсем другое дело.
- Главнее в том, что царь – самодержец, потомственный правитель, в ответе за прошлое, и за настоящее, и за будущее страны. Мерзкие деяния предков кладут тень на него самого, он знает: любой просчёт, любой срыв скажется на его детях и внуках. А диктатор и окружающие его лица – безответственны. Для них нет традиций и законов, они сами себе закон. У них нет прошлого и нет будущего. Вышли из пустоты и исчезнут в чёрной пропасти времени. Живут они одним днём, стремясь выжать из народа все соки сегодня, потому, что завтра для них не существует. В этом источник многих бед нашего времени.
- Имя Сталина будет жить вечно! – не удержался от торжественного возгласа Берия.
- В наших спорах о присутствующих не говорят, - одёрнул его Иосиф Виссарионович. И ко мне: - Продолжайте, пожалуйста.
- За триста лет царствования дома Романовых в политической борьбе погибли всего сотни, при широком толковании – несколько тысяч человек. Пятеро декабристов, Александр Ульянов с товарищами. Мы их имена помним. А за последние десятилетия, когда разгорелась борьба между партиями, между претендентами на власть, полетели головы без числа, миллионы голов – и правых и виновных. Диктатура губит всё, с чем она не согласна….
Берия насторожился в своём кресле: почему медлит хозяин, не даёт команду арестовать смутьяна?! А Сталин, словно наслаждаясь его злобно-растерянным видом, сделал долгую паузу и произнёс, как ни в чём не бывало:
- Николай Алексеевич, до сих пор вы ничего не сказали о достоинствах диктатуры. А ведь они есть. Никакая диктатура не смогла бы существовать без поддержки масс.
- Сильная сторона диктатуры – противоположность слабостям самодержавия. При царизме отсутствует приток новых людей, свежей крови в главный эшелон власти, нет естественно отбора сильнейших, умнейших руководителей. Отсюда вялость, косность власти, замедленность развития. Диктаторы же, наоборот, всегда энергичны, чутки к новому.
(смотри продолжение)